Когда 1-го сентября 1944 года началось Восстание в Варшаве, те, кого называли "Подпольной Польшей", вышли из подполья и, в соответствии со словами генерала "Бора", командующего Армии Крайовой, "открыто выступили с оружием в руках, чтобы вернуть свободу нашей стране".
         Отсутствие помощи и сокрушительное превосходство неприятеля вынудили повстанческие отряды, на этот раз дословно, "уйти в подполье" – в сеть варшавских каналов, которые стали полем боя и путями сообщения между районами, разделенными кольцом немецкой стали.
         Согласно оценке Главного Штаба Польских Вооруженных Сил на Западе, разработанной после окончания войны, "связь между отдельными очагами боев, передвижение подкреплений, доставка боеприпасов и продовольствия, эвакуация раненых, эвакуация отрядов – все это шло через каналы". Неприятель сориентировался в использовании каналов только во второй половине Восстания и отреагировал, строя заграждения (чтобы поднять уровень воды), бросая гранаты через люки и даже отравляя газами некоторые участки каналов.
         Было 26-го или 27-го августа, когда я согласился отнести почту каналом из Средместья на Старе Място (популярно называемое Старувкой), оборона которого уже угасала.
         Группа, к которой я относился, принимала участие в Восстании в северной части Средместья, главным образом на службе на нескольких баррикадах и в редких перестрелках с неприятелем, который на этом отрезке не проявлял особой агрессивности. Постоянно не хватало оружия. Командир отправил десятерых ребят в подчинение так называемой "Пасеке", которая была наивысшим авторитетом среди харцерства в Варшаве и организовала "вспомогательную службу", то есть тушение пожаров, откапывание людей из-под развалин домов и обеспечение связи, в том числе через каналы. Каналами ходили только добровольцы.
         Сеть, которую начали строить в середине 19-го века, состояла из двух основных типов каналов: так называемые "ливневые коллекторы", которые отводили излишек жидкости и воды после дождей, и нормальные, маленькие каналы, которые были везде. Ливневые коллекторы были высокие, в некоторых были деревянные мостовые для облегчения ремонта и надзора, и в связи с отсутствием дождей в период Восстания они были по большей части сухими. Такой ливневый коллектор соединял Средместье со Старувкой, но командование не хотело использовать его слишком рано, планируя массовую эвакуацию. До сих пор использовали только маленький канал.
         Нас было пятеро. Нашим проводником была молодая девушка, 18-19 лет, одетая в немецкую блузу защитного цвета, так называемую "пантерку", которая доходила ей почти до колен. На ногах у нее были резиновые сапоги, на голове грязный берет. Каждый из нас нес пакет с почтой и газетами, которых на Старувке тогда уже не печатали. Пачки мы несли не на спине, а прикрепив спереди. Наша проводница дала каждому из нас крепкую палку длиной около 50 сантиметров.
         Она повела нас вдоль улицы Свентокшиской, через площадь Наполеона, в направлении Мазовецкой. Было прекрасное летнее утро. Время от времени разрывались снаряды из грантометов, на которые Варшава уже почти не реагировала. Со стороны Старувки были слышны залпы артиллерии.
         Люк в канал был открыт, и повстанец на посту смотрел на нас равнодушно, когда мы друг за другом спускались по железным перекладинам маленькой лестницы, ведущей в подземелья Варшавы. Мы оказались в камере, покрытой липким месивом, словно грязью. Над нами захлопнулась крышка люка. Было совершенно темно и ужасающе тихо. Казалось, что мы были изолированы от света – и от жизни. Вонь была удручающей.
         Наша проводница включила фонарик и, осветив каждого, посчитала нас. Затем она направила луч света на отверстие в бетоне – черную таинственную дыру. Это был вход непосредственно в канал.
         Канал, сказала она, имеет форму яйца высотой около 90 сантиметров и примерно 60 сантиметров в самом широком месте. "Держите палку перед собой обеими руками и опускайте вниз, пока она не остановится. Опираясь на нее, сделайте движение вперед и перенесите палку дальше. Посмотрите".
         Она подала одному из нас фонарик, который осветил довольно необычную сцену: проводница двигалась как кролик, передвигаясь в канале.
"Мы будем проходить под немецкими позициями, тогда ни звука, иначе смерть", - продолжала проводница.
         Она забрала фонарик и двинулась вглубь канала. Через какое-то время мы сориентировались, что ее система экономила силы и позволяла относительно легко двигаться вперед. Я осознал, что без такой палки даже человек маленького роста должен был постоянно идти, пригнувшись – в течение нескольких часов марша каналами.
         Время от времени проводница велела рассчитаться. Где-то в глубине этого страшного туннеля появился бледный свет, который становился все ярче. "Наверху немцы, тихо, иначе смерть", - шепотом передали "по цепочке".
         Это было место, где сходились несколько каналов, и где вонючая вода начала относительно быстро течь каналом, идущим в восточном направлении, к Висле. Там лежал труп в штатской одежде. Крышка люка была открыта. На стене белой краской было написано "Старувка", и нарисована стрелка, указывающая направление. Мы прошли это место в глухой смертельной тишине, углубляясь дальше в канал, идущий на север. Несколько раз мы останавливались, чтобы отдохнуть. Так прошло почти два часа.
         "Старувка", - объявила девушка при виде яркого света над нами.
         Мы вышли через открытый люк, ослепленные солнцем. Возле люка сидел на стуле аковец в немецком военном плаще, с автоматом на коленях. "Что слышно в Средместье?" – спросил он. "Все больше бомбежек", - ответил ему кто-то.
         "Все больше", - повторил он, смеясь. - "Бедное Средместье!"
         Мы стояли на узкой улице, наполовину покрытой развалинами. Были какие-то остовы домов, окна как глазные впадины, без стекол. На мостовой лежали части поломанной мебели. Мы пошли за нашей девушкой, с трудом дыша полным пыли воздухом. Где-то перед нами артиллерийские снаряды взрывались с почти монотонной регулярностью. Клубы дыма начали заслонять солнце. Тут и там свежевырытые могилы, обозначенные крестами. Старувка.
         Возвращение в Средместье должно было состояться вечером. Возле люка собралось десятка полтора человек, мужчин и женщин, каждый с пропуском, который проверял жандарм АК. Кроме нашей проводницы пришли также две другие женщины в немецких защитных блузах, одна из них поразительно красивая брюнетка, которая первой вошла в канал. Мы шли медленно, довольно длинной вереницей, большинство людей без палок, низко пригнувшись. Канал шел вниз в направлении Вислы, и в нем было все больше дыма. Через несколько минут мы остановились. Красивая брюнетка с трудом проталкивалась назад, говоря: "Я ошиблась". Передано "по цепочке", чтобы поворачивать. Мы шли друг за другом, проходя через знакомое нам слияние каналов, где лежал труп. Когда мы вышли в Средместье, была уже ночь. Не было залпов артиллерии, но слышно было, как длинными очередями стреляет пулемет. "Здесь есть стекла в окнах", - сказал один из новоприбывших.
         Три недели спустя я оказался на берегу Вислы, где высадились отряды Народного Войска Польского, которые, так как и мы, были прижаты к реке и оборонялись в развалинах нескольких домов. Полковник "Радослав", командир АК на этом отрезке, решил забрать свои войска в полночь каналами на Мокотув, южный бастион Восстания. Трасса была распознана несколько дней назад.
         Мы медленно шли длинной цепью к люку на прибрежном валу. Когда я нагнулся, чтобы сходить, "Радослав", стоя в грязи канала с закатанными брюками, открывающими забинтованную ногу, с фонариком в руке, крикнул: "Возвращаться, следующий транспорт в час утра".
         Мы вернулись и ждали в каком-то доме, полном людей и оружия. Было много раненых. "Выходите", - крикнул кто-то через час. Едва мы построились в "хвост", немецкая артиллерия начала стрелять по реке и оставшимся домам Чернякова. Люди бросились к люку, ругаясь и толкаясь. Не знаю, как я попал внутрь со своей винтовкой и вещмешком, набитым боеприпасами и гаранатами.
         Это был ливневый коллектор. Можно было удобно, не наклоняясь, идти, тут и там были электрические лампы, не знаю откуда. Девушки, стоящие на пересечениях каналов, предостерегали, что уровень воды будет повышен из-за мешков с песком, брошенных немцами. Было не слишком глубоко. Последний канал был узкий, и "транспорт" задержался, когда одной женщине стало плохо, и надо было ее подталкивать и нести.
         Было раннее утро, когда после четырех часов я вышел из канала в спящем пригородном районе. Аквец в сером комбинезоне с пистолетом улыбался. Девушки с чистыми волосами раздавали кофе или чай – не знаю что, это был теплый напиток. Мы сидели на каких-то колодах или бревнах и смотрели на небо. Вдали раздавались какие-то выстрелы. Для нас они ничего не значили.
         Четыре дня спустя началось сокрушительное немецкое наступление на Мокотув. После трех дней боев остатки группы "Радослава" получили приказ отступать в Средместье – каналом. Несмотря на то, что накануне я был ранен и хромал, две молодые санитарки отвели меня на улицу Шустра, где вход в канал защищала баррикада. Я попросил командира разрешить мне остаться на Мокотове - я боялся, что "вода" в канале может заразить мои раны. И я боялся каналов.
         "Держись", - сказал он и исчез в черном отверстии. "Держись", - говорили товарищи, идя за ним. На следующее утро, лежа в подвале, превращенном в госпиталь на улице Балуцкого, я попал в плен на правах военнопленного. Последний переход каналами моего отряда продолжался 14 часов, и многие люди сошли с ума, блуждая в подземном лабиринте без проводников.