Свидетельства очевидцев Восстания

Военные воспоминания Марека Тадеуша Новаковского - солдата из "Лaвы"
Варшавский Авиационный Клуб 1941-1944

Марек Тадеуш Новаковски, род. 01.04.1926 г. в Варшаве подпоручик военного времени Армии Крайовой псевдоним "Абба" Отряд Прикрытия Главного Командования Авиации АК – рота "Лaвы" № военнопленного 102331

         Осенью 1940 года немцы позволили открыть третьи и четвертые классы гимназии для тех учеников, которые начали учиться в гимназии до 1939 года. Поэтому я записался на "Подготовительные курсы для профессиональных школ II-й ступени № 7", то есть в довоенный третий класс бывшей гимназии имени Сташица.
         "Курсы" размещались в здании довоенного Факультета Архитектуры Варшавской Политехники на улице Кошиковой 55. Программа курсов охватывала довоенную программу III-го и IV-го класса, и даже учебники у нас были довоенные. Не преподавали только латинский и историю Польши, но это мы изучали вне школы. В классе было много знакомых ребят, с которыми я учился до войны, но многих не было, и мы не знали, что с ними стало. Из двух довоенных первых классов создали один и то дополненный несколькими ребятами, которые пришли к нам из других варшавских гимназий или из других мест, главным образом с Поморья или из Познанского воеводства.
         И так я встретился с моими довоенными товарищами, и прежде всего с товарищами, с которыми я ходил на тайные курсы зимой 1939/40.
Я сразу сел с Феликсом Собчиньским, с которым мы вместе ходили на курсы, а за нами сидели Юрек Ренцки, с которым мы были знакомы с раннего детства, когда, наверно еще до начальной школы, мы играли на детской площадке на улице Багателя, а также Янек Козьневски, которого фамильярно называли Яносиком или в повседневном обиходе в школе "Козой". Яносик был сыном товарища моего отца, с которым они были знакомы еще со времен учебы в Львовской Политехнике до I мировой войны. До войны мы с Яносиком ходили в тот самый первый класс. Здесь однако есть маленькая проблема, потому что Яносик утверждает, что в 1940-41 учебном году он ходил в школу сестер Гольдан и на Кошиковой появился в следующем году. Однако не школьная скамья сплотила меня с Юреком и Янеком, а авиация.
         Авиацией мы болели с раннего детства, потому что жили рядом с Мокотовским Полем, где до войны находилось ее сердце. Тут стоял 1-й полк истребителей, тут находился Аэроклуб РП, а также располагались Польские Авиационные Линии "Лёт", не говоря уж о том, что на Поле находился Опытный Авиационный Завод, а также Государственный Авиационный Завод, и над ним проходили испытания новых типов машин, а также "Challange" и "Gordon-Benett", а над нашими домами без перерыва кружили самолеты и планеры всех типов.
         До войны и в первый год оккупации мой интерес к авиации конкурировал с военным флотом, который привлекал меня с детства. Только накануне войны появились мечты самому сеть за штурвал таких машин, как те, что без перерыва пролетали над нашим домом. Но на самом деле только первый год войны склонил чашу весов к авиации и втянул меня в создающуюся группу поклонников авиации.
         Отношение Яносика к авиации было очень активным, он первым начал строить разные модели самолетов и планеров. Это были маленькие модели из бумаги или пластилина, которыми мы развлекались, пуская бумажные летающие с балкона и устраивая соревнования, какая полетит дальше, или вели с использованием бумажно-пластелиновых моделей воздушные бои, или устраивали бомбардировки, сбрасывая с них маленькие взрывающиеся бомбы на построенные из каких-то коробочек дома или другие цели.
Зимой с 1940 на 1941 Анджей Тшциньски, а может, Иво Блаут познакомил Яносика и Юрека с инжинером Чапским, довоенным летчиком и известным моделистом, который начал с ними регулярные занятия по постройке летающих моделей.
         Довольно скоро они втянули меня в свою группу, в которой также оказались Збышек Слочиньски, Сташек Сущиньски и Лех Гоншевски. Однако у меня не было настолько сильной как у них конструкторской страсти, и мои успехи в постройке летающих и статических моделей были очень скромными.
         Сегодня, спустя годы, мне трудно вспомнить многие подробности того периода. Остались мелкие, не связанные друг с другом сценки. Чапского я запомнил как довольно высокого мужчину, с усами, обращающегося к нам с некоторым высокомерием. Может, он не был настолько рослым, как мне казалось, поскольку в то время, в возрасте четырнадцати-пятнадцати лет, я еще не вырос и был мальчиком довольно низким, так что мне он мог казаться высоким. Мы часто насмехались над ним, потому что, когда он полагал, что время наших визитов в его квартире, в вилле на улице Лангевича, подходит к концу, он вставал и обращался к нам "Я выйду с вами". И выходил, прощаясь с нами сразу за калиткой на улице. Это выражение выпроваживания мы многократно передразнивали, используя его каждый раз, когда хотели, чтобы находящийся у нас дома товарищ наконец ушел. Чаще всего его использовал Анджей Тшциньски, который был самым старшим из нас, и комната-мастерская которого со временем стала сборным пунктом нашей группы. Слова "я выйду с вами" заменяли более жесткое выражение, намекающее на то, что пора, наконец, убраться.
         Все посещающие курсы теории постройки моделей более или менее старательно делали свои модели, я тоже старался это делать, хотя не скажу, что я был одаренным моделистом. Одна-единственная бамбуковая модель конструкции мастера, так называемая "Ч-1", сделанная мной, совершила только один короткий и неудачный полет, а разбившись, никогда больше не взлетела. И это была единственная летающая модель, которую я построил. Я предпочитал строить статические модели кораблей и самолетов, но это мое "предпочтение" не приносило значительных достижений, и похвастаться было особо нечем. Совершенно очевидно, что не техника была моим предназначением. Мое "конструкторская недоразвитость" не мешала мне восхищаться полетами моделей, построенных товарищами, поэтому я со страстью ходил на все летные испытания новых "машин".
         Помню один морозный и снежный день, когда мы пошли на Мокотовское Поле "пускать", или, как это профессионально называлось "облётывать" модель, и "Коза" тогда испытывал свежепостроенную им модель, сделанную из бальзы (не помню, была ли это первая модель его конструкции или же конструкция Чапского - Ч-2), и этот планер прекрасно летал, вызывая изумление всех собравшихся. Не поручусь головой, что именно в этот день мой "шедевр" развалился при первом запуске в воздух.
         Круг ребят, интересующихся авиацией и моделизмом, постепенно разрастался, а мы в это время быстро менялись. В конце концов, нам было по пятнадцать-шестнадцать лет, и мы начинали ощущать себя взрослыми.
         Где-то весной Чапски начал наводить на нас скуку, и Яносик, а по его примеру Юрек начали строить модели собственных конструкций. Несомненно, это произошло немного под влиянием Анджея Тшциньского, который занялся проектированием и постройкой модели своей конструкции. В это время инженер Чапски как-то отошел от нас и незаметно исчез с нашего горизонта.
         В конце лета или ранней осенью 1941 года мы начали думать и говорить о том, чтобы как-нибудь организоваться. Вдохновителем этих планов был Анджей Тшциньски, который до войны получил три птички на планерный значок и выполнял обязанности секретаря Общества Молодых Варшавского Аэроклуба. В наших разговорах эта тема появлялась все чаще, тем более, что ради практических целей мы должны были действовать совместно, например, добывая бальзу, японскую бумагу или даже картон. Это "организование" произошло стихийно, и возможно именно Анджей был тем, кто до конца понимал, к чему стремится.

СОЗДАНИЕ В.О.К.

         Сегодня мне трудно вспомнить, было ли это весной или ближе к осени 1941 года и было ли это в воскресенье или же в будний день. Во всяком случае, в этот исторический день вместе с Юреком Ренцким и Яносиком Козьневским я пришел к Анджею Тшциньскому в его комнату в вилле на углу улиц Лангевича и Судейской. Вилла принадлежала его матери, которая на первом этаже организовала во время войны кафе.
         У Анджея мы застали Сташка Вондоловского, не помню, был ли еще кто-то, кроме нашей пятерки. Анджей сидел за столом, на котором была разложена самая новая модель планера, над конструкцией которой он как раз работал, а мы расселись, где попало.
         Комната, находившаяся на втором этаже, была небольшой, а характерной особенностью этого помещения был постоянный беспорядок, а также запах сигарет, которые Анджей выкуривал в больших количествах, смешанный с парами ацетона и пылью бальзы. Этот специфический запах в комнате держался постоянно – невзирая на открытую балконную дверь. Дополнительную атмосферу определенного рода создавали боковые стены под наклоном, поскольку комната была встроена в крышу дома. Но все это подходило к Анджею, и без этого я до сих пор не могу его себе представить.
         Анджей был довольно высокий, худой, с продолговатым лицом, говорил монотонно, слегка "в нос". На его продолговатом, бледном лице редко отражались какие-то чувства, и только время от времени он слегка усмехался. Эта бледность его лица была причиной прозвища "Бледный" ("Blady"), хотя здесь не обошлось без влияния английского языка, когда при какой-то оказии мы узнали вульгарное значение словечка "bloody". Не помню, видел ли я его когда-нибудь смеющимся в голос, скорее в моих воспоминаниях осталось его довольно сдержанное "хе, хе, хе...", произносимое сквозь поуоткрытые губы. Сигареты он курил со страстью, затягиваясь неглубоко, но уничтожая значительные их количества. У Анджея было развитое чувство юмора, и он умел смотреть на проблемы отстраненно и неоднократно с сарказмом. То, что он был старше нас на шесть лет, давало ему значительное преимущество над нами, которое он однако никогда не проявлял, стараясь с самого начала быть одним из нас, не теряя при этом авторитета председателя.
         В тот день разговор, сначала малоконкретный, довольно быстро перешел на тему необходимости создания организации, и согласно с принципом воплощения мысли в действие, после короткого обмена мнениями мы приступили к определению принципов устава будущего общества. Конечно, эта согласованность наших мнений и быстрота принятых решений была результатом предыдущих бесед о необходимости создания собственной организации, о чем мы неоднократно разговаривали. Но наверняка именно в тот день родилось название: "Варшавский Авиационный Клуб", ну и самая главная вещь – устав. Автором устава несомненно был Анджей Тшциньски, единственный среди нас, у которого был некоторый организационный опыт и который знал, как такой устав должен выглядеть. Все, о чем мы говорили и что определили, записывал Юрек Ренцки, который вел протокол по просьбе Анджея.
         В качестве учредителей мы указали всех тех, кто был втянут в нашу группу и кому мы полностью доверяли. Временным председателем мы избрали Анджея Тшциньского, секретарем стал Юрек Ренцки, казначеем Сташек Вондоловски, Янек Козьневски должен был заняться обучением, а я библиотекой. В качестве остальных учредителей были указаны: Анджей Березовски, Иво Блаут, Збышек Слочиньски, Сташек Возьняк, Лех Гоншевски. Впрочем, это не имело большого значения, потому что этому "учредительству" мы не придавали особого веса, и звание учредителя не давало никаких привилегий в уставе. Зато мы предусматривали почетных членов, специальных и заслуженных.
         Не помню, что должно было быть основанием исключения из организации, но дискуссия над этим пунктом длилась довольно долго. Кто мог быть в В.А.К., если и было оговорено, то во всяком случае очень либерально, а весь устав не должен был быть слишком пространным и не вызывал в нашей среде особых споров, поскольку был нами написан в ходе того же, не слишком длительного, заседания, которое мы гордо назвали "учредительным собранием". Наши решения и состав правления должны были быть утверждены на первом общем собрании членов-учредителей.
         Протокол этого собрания, так же, как и следующих, был составлен и включен в "Хронику В.А.К.", которая, из-за полного игнорирования во время ее создания принципов конспирации, была сожжена моими родителями в тот момент, когда возникло опасение, что у нас в доме будет обыск. Почему хроника оказалась у меня в квартире, я не помню, а о событиях, которые привели к уничтожению этого исторического документа, я пишу в другой части моих воспоминаний.
         Уставными целями нашей организации было распространение и угубление авиационных знаний и идей, а также что-то еще более возвышенное, чего я уже не помню. Членом мог быть... Не знаю, предъявляли ли мы какие-то особенные требования к тем, которых собирались принимать, не помню и наверно это не было для нас слишком важным в тот момент. Во всяком случае, набор членов шел очень быстро, и в скором времени у нас было уже около двадцати ВАК-овцев и ВАК-овок.
         Чтобы удовлетворить все организационные требования, Сташек Возьняк нарисовал проект вак-овского значка, который затем был выполнен из белого металла состоящим в дружеских отношениях с одним из наших членов гравером. С тех пор в Колонии Сташица и не только можно было видеть молодых ребят и девушек, гордо носящих такие значки. Это свидетельствовало не лучшим образом о нашем понимании принципов конспирации, но молодости не свойственна рассудительность, а мы в тот период были молоды.

В.А.К. В ДЕЙСТВИИ

         Создание организации словно добавило нам всем бодрости. Прежние разрозненные идеи, чтобы сделать то или это, стали теперь организационными действиями, вытекающими из целей нашего Клуба.
         Таким организованным действием №1 стала добыча бальзы и японской бумаги, остатки которых еще лежали на довоенном складе ЛОПП (LOPP, Liga Obrony Powietrznej i Przeciwgazowej – Лига Обороны Противовоздушной и Противогазовой) на площади Вильсона на Жолибоже. Мы устраивали настоящие экспедиции и покупали столько, сколько удавалось. Здесь наибольшую активность проявляли главные моделисты, такие как Яносик Козьневски, Анджей Тшциньски, Юрек Ренцки и Анджей Березовски. Однако большинство в Клубе составляли те, кого не привлекал моделизм и кто просто интересовался авиацией, или же поклонники авиации, а также поклонники поклонников авиации, и все они присоединялись к ВАК.
         С самого начала проявились индивидуальные черты, свойственные вак-овским конструкторам. Несомненно, исключительным талантом среди всех конструкторов, строящих летающие модели, был Яносик Козьневски. Его модели отличались не только изысканной формой, но прежде всего результатами. Большая часть установленных рекордов была на счету "Козы" – как мы все называли Янека Козьневского. С ним конкурировали Анджей Тшциньски, Юрек Ренцки и Янек Томашевски (который формально никогда не был в ВАК), но их модели не имели такого изящества и таких достижений, как очередные конструкции "К". Анджей Тшциньски делал мало моделей, но зато они были крупных размеров, и результаты их как правило были хорошие, хотя и не сенсационные. Достижения прочих были единичными и во многих случаях достигались благодаря благоприятным условиям.          Зато каждое новое летное испытание новой модели Яносика собирало многочисленных зрителей, ожидающих сенсации.
Особый раздел создавали конструкторы и строители, такие как Антек Радван и Ежи Мартин. Радван построил одну или две модели, а Мартин кажется одну, но это были хорошо продуманные и интересные конструкции, являющиеся результатом расчетов главным образом в сфере аэродинамики или механики. В их случае важно было не то, побьют ли они тот или иной рекорд, а то, как их модели будут вести себя в воздухе и выполнят ли минимальные ожидания их конструкторов.

Модель самолета, сконструированная Яном Томашевским

         Как-то Яносик сконструировал нестандартную модель с очень легкой конструкцией и очень изящным профилем, предназначенную для очень медленных полетов. Все с восхищением и интересом ожидали первого полета. Выпущенный на сорокаметровой бечевке, самолет величественно взлетел и … исчез в просторах, подхваченный восходящими потоками воздуха, так что мы никогда его не нашли. Во всяком случае, прежде чем мы потеряли его из виду, он сумел побить рекорд Польши, о чем говорили товарищи, которые с секундомером отслеживали время его полета.
         Но, как видно на фотографиях, которые делал главным образом Лех Гоншевски и которые сохранились до сих пор, моделей и моделистов становилось все больше, а со временем появилось даже молодое поколение конструкторов, которое вступало в жизнь под присмотром Яносика.
         Можно сказать, что верстовыми столбами деятельности В.А.К. были соревнования моделей, которые мы организовывали два раза в год. Если первые соревнования были еще довольно скромными и организованными по-любительски, то следующие с течением времени приобретали характер более "взрослый" и ... официальный.
         Если говорить о стационарном моделировании, то единственным серьезным его представителем в ВАК был Сташек Возьняк, модели которого были шедеврами точности.
         Единственным его "конкурентом" мог быть Томашевски, но он не состоял в Клубе.
         В.А.К. очень быстро становился серьезным, не только потому, что мы взрослели, но и потому, что в организацию начали вступать взрослые люди, связанные до войны с военной и гражданской авиацией, а также с авиационной промышленностью, которые, полностью одобряя наши начинания, хотели поддержать нас своим присутствием. Это они создавали кадры организованных в Клубе теоретических курсов, программа которых не отличалась от той, которая реализовывалась до войны на начальном обучении в ЛОПП Лекции проходили либо у Яносика, либо у меня дома. На курсы ходили человек двадцать, потому что все хотели когда-то начать летать. Преподавали: Иво Блаут, Анджей Тшциньски, Тадеуш Мэх, Янек Здзенецки и кажется инженер Мадейски.
         Атмосфера на лекциях была очень приятной и свободной, но не слишком, потому что все хотели получить как можно больше знаний. Позже состоялись экзамены, на которых нас очень сурово опрашивали. Если я хорошо помню, никто не провалился и все получили дипломы, один экземпляр сохранился до сих пор. Эти дипломы должны были дать нам право сразу же после войны начать практическое обучение на планерах или самолетах.
         Довоенные летчики, которые вошли в В.А.К. или с которыми мы вступили в контакт благодаря Клубу, позволили нам позже войти в круг "высшего посвящения" конспирации, то есть приблизиться к гражданскому и военному командованию подполья.

Модели самолетов для туннельных исследований, 1942 г.

         Наши планы деятельности Клуба были далеко идущими и уже в начале 1943 года охватывали послевоенный период. В том числе с мыслью о том, что будет после войны мы купили за 500 злотых новый заводской самолетный двигатель PZL- Junior, который оказался на свалке на улице Товаровой. Тогда он должен был служить обучению, но предусматривалось, что после войны он поднимет в воздух наш, вак-овский самолет … Конечно, эта машина должна была быть спроектирована и построена нами – Вак-овцами.
         С этим двигателем было настоящее приключение. Он весил примерно сто килограммов, а может и больше, и лежал себе на площадке склада металлолома, откуда мы должны были его забрать и перевезти туда, где он будет дожидаться лучших послевоенных времен. Уже не помню, кто и у кого одолжил ручную двухколесную тележку, с которой мы поехали за нашим приобретением. В этой экспедиции принимали участие: Яносик Козьневски, Юрек Ренцки, Анджей Березовски, Председатель – то есть Анджей Тшциньски, ну и я. Чтобы не вызвать сенсацию, мы взяли с собой какую-то тряпку, чтобы накрыть нашу "добычу". На месте оказалось, что нам доложили еще подставку для двигателя, сделанную из стальных труб. Мы погрузили все это на тележку, накрыли кое-как тряпкой и отправились в путь. Однако судьбе было угодно, чтобы на площади Завиши одно из колес отвалилось, и тележка с грохотом встала на ось, а двигатель и подставка съехали на мостовую. Не знаю почему, в первый момент мы все бросились в сторону, словно воробьи. Несомненно, мы сделали это из страха, чтобы какой-нибудь синий или немецкий полицейский не заинтересовался тем, почему, куда и откуда мы везем новенький самолетный двигатель, и для чего он нам нужен. Однако мы быстро пришли в себя и общими силами надели колесо, уложили наше приобретение на тележку и отправились в дальнейший путь.
         Первоначальный план предусматривал размещение двигателя у семьи Козьневских, но это оказалось невозможно, поэтому мои родители согласились на то, чтобы он стоял у меня в комнате. Не так-то просто было внести его на седьмой этаж, но мы как-то справились. Сегодня я уже не помню, но не исключено, что нам удалось внести его в лифт, который был просторнее и имел более широкие двери, нежели современные. Во всяком случае, двигатель оказался на седьмом этаже и стоял у меня в комнате на почетном месте, являясь пособием во время преподавания курса теории пилотажа, а позже вызывая сенсацию среди товарищей с тайных курсов лицея. Позже, накануне восстания, мы перенесли его к семье Козьневских на аллею Независимости и поставили на балконе, где он сгорел вместе со зданием.
         Библиотека, о которой я должен был заботиться, быстро увеличивалась, главным образом за счет немецких книг, украденных в "Die Deutschebuchhandlung", которая находилась в бывшем центральном военном книжном магазине на Краковском Предместье, в так называемом "Доме без углов". Специалистами по "добыче" там книг были "Бледный" и Сташек Возьняк, которого называли "Шматлавцем. Они воровали там не только книги из области авиации, но также учебники немецкого вооружения и другие, которые, как они считали, могут нам пригодиться.

КУРС ТЕОРИИ ПИЛОТАЖА

         Этот курс был организован осенью 1942 года и должен был подготовить нас к тому, чтобы сразу же после окончания войны мы могли сесть за штурвал и подняться в воздух (конечно, вместе с инструктором).
         Преподавателями были наши старшие товарищи, такие, как инженер Тадеуш Мех, Иво Блаут, Анджей Тшциньски, Янек Здзенецки, инженер Мадейски и другие, уже не помню кто. Это продолжалось добрых несколько месяцев, а лекции проходили то у меня дома, то, кажется, у Яносика. В конце состоялись экзамены, и каждый из нас получил диплом об окончании с подписями преподавателей.
         Поскольку в это же время в нашем доме проходили тайные занятия лицея моей сестры, то движение молодежи было таким сильным, что живущий в нашем доме двумя этажами ниже пан Риттер фон Хессо-Агасович – фольксдойч, встретив моего отца, обратил его внимание на то, что возможно было бы лучше несколько ограничить количество появляющейся в нашем доме молодежи, что и было сделано по окончании курса.

СОРЕВНОВАНИЯ

         Как я уже упоминал, соревнования моделей планеров были для нас большим праздником и презентацией достижений наших конструкторов.
         Мы начинали довольно скромно, весной или осенью 1941 года, со встреч почти каждое воскресенье на Мокотовском Поле, куда желающие принять участие в соревнованиях приносили свои модели, а один из товарищей с помощью секундомера отмечал время полета моделей, которые отпускались на стандартной, сорокаметровой бечевке. На первых соревнованиях кажется было не более пяти-семи моделей, а публика состояла из вак-овцев и немногочисленных владельцев огородных участков или воскресных прохожих. Но уже к концу нашей деятельности, осенью 1943 года, когда Мокотовское Поле уменьшилось до небольшого пространства возле оставшихся от первого авиационного полка ангаров, стоявших возле территории Главной Школы Сельского Хозяйства, поскольку остальную часть бывшего аэродрома заняли огородные участки, организованные нами соревнования производили впечатление официального мероприятия, организованного с размахом и рассчитанного на большое количество публики.
         Так уж повелось, что соревнования проходили два раза в году – весной и осенью. Первые были демонстрацией работ, сделанных зимой, а вторые показывали то, что было построено летом. Руководство соревнований состояло первоначально только из судейской комиссии, но очень быстро добавилась еще техническая комиссия, а затем и служба порядка. Увеличивалось также количество участников, хотя в первых соревнованиях принимало участие немного моделей и участников, так что все мероприятие продолжалось два или три часа. Не было также никаких официальных объявлений результатов, никакой специальной публики, а та, которая смотрела на самолеты, не была посвящена в то, что на самом деле происходило перед их глазами.
         По мере того, как модели становились все более изысканными и цветными, и становилось их все больше, а приходящие знакомые и друзья участников хотели, чтобы им сообщали о том, что происходит, количество зрителей соревнований росло и собиралось до нескольких десятков человек. К публике относились также немцы, главным образом эсэсовцы из казарм, расположенных в довоенной Высшей Коммерческой Школе на улице Раковецкой и другие, находившиеся в здании бывшей Дирекции Государственных Лесов. Появлялись также немецкие летчики, а на последних соревнованиях присутствовал также многочисленный обслуживающий персонал орудий "Flak", батарея которых окопалась на уровне зданий Дирекции Государственных Лесов.
         Наше сосуществование с эсэсовцами с Раковецкой было настолько хорошим, что если какая-нибудь модель приземлялась на их территории, что пару раз случалось, то они всегда отдавали ее без всяких проблем. Конечно, за моделью шли товарищи, которые знали немецкий, а немцы приносили им модель к ограде или к воротам, если модель приземлялась в глубине территории. Не знаю, возможно то, что мы действовали в открытую, было причиной отсутствия интереса со стороны полиции и гестапо, но предполагаю, что да. Во всяком случае, никто не цеплялся ни к нам, ни к тому, что наши модели были отмечены буквами "ПС", что было международным знаком польских самолетов, то есть машин страны, существования которой немцы не признавали.
         Самыми эффективными и лучше всего организованными были последние соревнования, проходившие осенью 1943 года. Было заявлено около двадцати моделей в нескольких классах, которые были установлены в уставе соревнований и требовали утверждения после обследования специальной технической комиссии. Таким образом должен был появиться "парк машин" с отметками, где сложены модели какой группы. При таком количестве стартов у судейской и технической комиссии была своя бюрократия, требующая какого-нибудь столика. Мы знали, что появится много гостей, поэтому решили официально и громко объявлять старты и результаты полетов, а также баллы, так что появился "диктор соревнований". Все это требовало определения места для публики, чтобы люди не ходили по "стартовому полю" и не мешали участникам. Наряду с судьями и членами технической комиссии появились распорядители. Одним словом, соревнования были организованы так, словно это был не четвертый год оккупации, а свободная Польша.

Четвертые соревнования на Мокотовском Поле, 1943 г.

         Воскресенье было безоблачным и не слишком жарким, поэтому на Мокотовском Поле появилось много гуляющих, а большое количество взлетающих в небо моделей с разноцветными и изысканными формами привлекло их к месту старта. Поэтому соревнования собрали большое количество публики, польской и немецкой. Эти последние не всегда хотели подчиняться строгим порядкам нашей организации, но, обращаясь к ним на хорошем немецком, можно было заставить их соблюдать какой-никакой порядок. Видимо тогда они думали, что это местная немецкая молодежь устраивает это мероприятие. Во всяком случае, соревнования проходили четко и производили впечатление.
         Внезапно где-то на середине соревнований на стартовое поле въехал открытый "Мерседес", в котором на заднем сидении гордо восседал немецкий генерал авиации. Генерал вышел и подошел к собранным в техническом парке моделям. Возникло замешательство, которое разрядил председатель судейской комиссии, инженер Тадеуш Мех, которого мы называли "Поросль".
         Тадзё, который окончил Гданьскую Политехнику, прекрасно знал немецкий, поэтому он представился господину генералу и начал с того, что попросил, чтобы генеральский автомобиль покинул стартовое поле. Генерал немедленно громким голосом отдал шоферу распоряжение отъехать и остановиться там, где мы покажем. Это автоматически подействовало на всех остальных немцев, с которыми до конца соревнований не было ни малейших проблем (иногда некоторые не признавали наших распоряжений относительно соблюдения порядка).

Визит немецкого генерала авиации на соревнованиях

         Тем временем Тадзё начал объяснять господину генералу конструкции моделей и рассказывать о результатах, а затем попросил его занять место в "ложе для почетных гостей", которая либо была предусмотрена для кого-то, либо была сымпровизирована ad hoc (для данного случая).
Соревнования проходили дальше так, словно ничего не случилось. Модели стартовали, судейская комиссия сообщала в рупор результаты, а Тадзё Мех развлекал генерала беседой. Когда прошло полчаса, генерал попрощался с Тадеушем, отсалютовал судейской комиссии и уехал.
         Какое-то время после его отъезда мы размышляли, будут ли какие-то неприятные последствия этого визита, сообщит ли он властям, что "ПС" на крыльях наших планеров это, собственно говоря, провокация, политическая манифестация. Однако оказалось, что ничего не произошло, и мы завершили эти соревнования так же, как и все предыдущие, не потревоженные оккупационными властями.

* * *

         Эти осенние соревнования 1943 года были собственно говоря завершением авиамодельной деятельности ВАК. Однако это не значило, что отдельные моделисты прекратили свою деятельность, хотя большинство посвятило зиму 1943-1944 делам, связанным скорее с войной и конспирацией, чем с деятельностью Клуба.
         Единственным, кто еще занимался ВАК-ом, а точнее его самыми младшими членами, так называемыми "кислицами", был Яносик Козьневски, который консультировал их, когда они к нему приходили, и ходил с ними на летные испытания. Остальные встречались скорее дружески, чем на собраниях или курсах.
         Однако мы думали о том, что будет, когда закончится война. В нашем воображении конец должен был быть совсем не таким, какой наступил. Мы рассчитывали, что наша организация войдет в Независимую Польшу, что мы сможем дальше развивать наши планы. Анджей Тшциньски даже проектировал наши вак-овские клубные костюмы, было много разговоров о задачах, которые нам придется решать.
         С мыслью об этих будущих задачах, благодаря установлению контактов, благодаря нашим старшим членам клуба или его поклонникам, мы вступили в контакт с авиационными властями подполья и получили некоторые средства на проектирование и строительство аэродинамического туннеля для летающих моделей, над чем работал Анджей Тшциньски, и, что самое важное, мы получили возможность реализации чего-то, о чем мечтали, но не верили, что это удастся реализовать, то есть издание НАШЕЙ газеты.
         Кроме того, мы втянулись в конспирацию, военную и связанную с авиацией, а точнее с технической авиационной разведкой, а также в вопросы, связанные с изданием газеты для молодежи "Взлет", к которому мы относились как к изданию ВАК-а, так что на все остальное уже не хватало времени, тем более что многих из нас ждало еще одно важное задание: весной 1944 года – выпускные экзамены.

"ВЗЛЕТ"

         Чтобы иметь удостоверение, которое в некоторой степени защищало от облав и поездки на работу в Германию, часть членов ВАК-а начала учиться в механической профессиональной школе на площади Трех Крестов. Одним из преподавателей и воспитателей в этой школе был инженер Стефан Вацюрски, принимающий активное участие в подпольной деятельности.
         В январе 1943 года благодаря Стефану Вацюрскому Юрек Ренцки начал переговоры относительно издания молодежной газеты под названием "Взлет". Главным редактором газеты стала Мария Канн. В редакцию вошли: капитан инженер Мацей Каленкевич, псевдоним "Котвич", Ежи Ренцки, инженер Стефан Вацюрски. С редакцией сотрудничали в том числе: капитан Адам Борыс, псевдоним "Плуг", знаменитый довоенный поэт Тадеуш Деренговски, специалист в области авиационного оборудования инженер Станислав Мадейски.
О том, что мы установили контакт с Марией Канн, которую я знал тогда как "Камиллу", я узнал от Юрека Ренцкого где-то в начале 1943-го. Было ли на этой встрече несколько человек или мы разговаривали вдвоем, я уже не помню. Во всяком случае "Гриб" был ужасно взволнован, особенно тем, что дальнейший контакт с Муркой он должен был поддерживать при посредничестве очень красивой связной с псевдонимом "Дуся".
         То, что я очень хорошо запомнил, это чтение черновика "передовицы", написанной Юреком Ренцким - "Обращение польской молодежи к молодежи Союзнических Народов". Это было как бы наше кредо, наши мечты, наше видение будущего мира, поэтому после короткой дискуссии мы согласились с тем, что вышло из-под его пера. Этот текст, после небольших исправлений Мурки, оказался на первой странице одного из номеров журнала. В этой нашей передовице самым важным было то, что я мог бы под ней подписаться и сегодня, и то, что она показывала мир наших мечтаний таким, к какому мы до сих пор стремимся.

Обращение польской молодежи к молодежи Союзнических Народов

         Мы хотим говорить с Вами о том, что является нашей целью, что придает смысл нашей жизни и может быть единственной компенсацией за все зло и обиды. Мы хотим говорить с Вами о будущем.
         Нашей действительности в настоящее время вы не поймете, мы знаем об этом. Нет соответствующих слов для ее описания, и самые точные данные не помогут Вам воссоздать ее. Потому что, чтобы ее понять, недостаточно знать - надо видеть и чувствовать.
         Наша жизнь напоминает жизнь в джунглях, но и у нее есть свои права. Мы неустанно сражаемся за права, которые у нас отняли.
         В джунглях жизнь кипит, несмотря на грозящую со всех сторон смерть. И каждый из нас до конца старается жить всей полнотой жизни. Поэтому, хотя мы и погибаем в бою – жизнь продолжается.
         Мы молоды, но мы уже знаем, что наша действительность не так важна, как наше отношение к ней, что важнее нашей судьбы то, что благодаря ей мы понимаем. Поэтому, живя в постоянной неуверенности, безустанно сражаясь, мы всматриваемся в будущее уже не собственное, а народа и мира. И поэтому мы призываем Вас:
         Создавая будущее, помните: Строить его можно только на уважении прав и достоинства человека, на уважении прав и достоинства народов!
         Обращаемся к Вам, понимающим эти истины, мы, видящие, к чему может привести их полное отрицание.
         Лозунги перестройки мира во имя справедливости и международных законов, основанных на христианской любви - брошенные Вами, дали Вам силу большую, нежели вооруженное преимущество, силу морального авторитета и доверия народов.
         Лицемерие Гитлера станет основной причиной его поражения, авторитет, добытый Вами – благоприятствует победе. И если сохранится согласие между лозунгами и действиями, мы выиграем не только войну, но и, что гораздо важнее, выиграем мир.
         И тогда новые законы должны будут обеспечить человеку и народам полное развитие индивидуальности. Однако ни человек, ни народ не может быть целью для самого себя, они должны служить высшим духовным ценностям. Во имя этого личность должна реализовывать свое призвание для благополучия общества, а общество должно согласовывать индивидуальные усилия.
         Мы в неволе и вы на свободе, сражаясь вместе, признаем те же ценности. Если при создании новых государственных форм они будут у нас перед глазами, мы наверняка найдем правильные решения, которые примут все люди доброй воли. В работе на благо будущего мы должны ставить серьезные задания, давая большие возможности для их реализации. Нам, молодым, нельзя пропустить тот важный момент, когда все можно будет начать сначала.
         Мы призываем Вас строить будущее, основанное на сотрудничестве. Мы уже знаем, к чему ведет ненависть к другому человеку и другому народу.
         Цементом, скрепляющим фундамент нового, создающегося мира пусть будет наше взаимное понимание и дружба, без которой "каждый день жизни – потерянный день".
         Мы обращаемся к Вам из иного, недоступного Вам мира. Понимаете ли вы нас? Справедлива ли наша уверенность, что молодость объединяет нас больше, чем разделяет действительность, наша вера, что мы погибаем не напрасно, а для лучшего будущего нашего народа и мира?
         Мы ждем Вашего ответа!

         Мысль об издании газеты или скорее какого-нибудь бюллетеня кружила в ВАК почти с начала его существования, но мы никогда не предполагали, что станем чем-то вроде коллектива, являющегося ядром настоящей газеты.

Титульная страница первого номера "Взлета", май 1943 г.

         Возникновение "Взлета" было стечением обстоятельств и потребностей. Потребностью было желание в некоторых кругах командования авиации и в отделе пропаганды противопоставить что-то немецкой пропаганде, газеты которой, такие как "der Adler" и "die Wehrmacht", пользовались довольно большой популярностью среди молодежи. Потребностью также была заявка отрядов, подчиняющихся командованию авиации. Зато случайностью было то, что мы вак-овцы вступили в контакт с Вацюрским и Мадейским, а те в свою очередь видели в нас базу для создания коллектива и резерва редакции газеты. Конечно, до соглашения дошло после того, как были приняты во внимание наши условия. Мы не хотели чересчур зависеть от харцерства и других организаций. Мы признавали Командование Авиации и его потребности, но не соглашались на то, чтобы придать газете явно военный характер, ну и мы хотели иметь своего человека в руководстве редакции. Этим человеком стал Юрек Ренцки в должности секретаря.
         Нашей обязанностью в том числе было писать некоторые статьи или доставлять материалы. Именно для нужд "Взлета" я начал получать от знакомых шведов, которые жили в Варшаве, техническое авиационное издание "Flygt", которым позже пользовался также "Дюраль". Хотя могло быть и наоборот, "Flyg" я начал одалживать для "Дюраля", этого я сегодня на сто процентов не помню, но кажется именно после первого номера "Взлета", который я им показал, я получил "Flugt".
         Шведы, которые получили от меня первый номер "Взлета", были в таком восхищении, что пару раз поддержали нас материально.
         Впрочем, те, кому я приносил "Взлет", и у которых были деньги (а я знал пару таких) никогда не отказывали, видя уровень и качество нашей газеты.
         Делая разные технические рисунки для "Дюраля", я только раз попросил Вацюрского позволить использовать проходивший через мои руки материал во "Взлете". Речь шла о схеме двигателя Jumo 1001. Вацюрски через несколько недель дал разрешение, и мы были кажется одними из первых, кто это опубликовал.
         Юрек Ренцки, который был секретарем, единственный из нас поддерживал контакт с "Муркой". Мы приносили фотографии – это делали, прежде всего, Збышек Слочиньски, Лех Гоншевски и Сташек Возьняк – носили пакеты, а также выполняли другие мелкие работы. На страницах нашей газеты, наряду с Ренцким, проявился талант Ежи Мартина. Его статья из области теории колебаний или чего-то в этом роде была сенсацией и придала газете научный уровень.
         Появление каждого номера было для нас волнующим периодом, и мы читали его от корки до корки, комментируя и споря как по поводу некоторых позиций, так и всего номера. Как каждая выходящая нормально газета, мы решили (я пишу "мы", потому что не знаю, откуда взялась эта идея и предполагаю, что, как и многие другие, она родилась во время спора или беседы между нами) объявить конкурс с наградами. Наградой должна была быть великолепная модель "Mosquito", построенная Сташеком.
         Ответов, конечно конспиративным путем, пришло много, и я уже не помню, была ли жеребьевка, или был один правильный ответ. Во всяком случае, награда была присуждена и выслана также конспиративным путем. Какое-то время спустя один из наших товарищей сообщил, что видел "Mosquito" Сташека в окне какой-то квартиры и то вроде бы где-то под Варшавой. К сожалению, время стирает такие факты из памяти и не обо всем можно точно сказать. Это было для нас доказательством, что нас читают и распространение работает.
         Но не все шло так гладко и безболезненно. Обнаружение немцами "Лорда", который печатал "Взлет" в своей типографии на Саксонской Кемпе, привело к уничтожению одного тиража. А из следующего тиража около трехсот экземпляров было сожжено у меня в квартире, когда возле нашего дома началась перестрелка, и мы ожидали обыска, а я впридачу лежал с огнестрельной раной ноги. Тогда также была сожжена хроника ВАК, в которой были все наши фотографии и имена.
         Однако "Взлет" жил, и весной 1944 года мы мечтали, как это будет выглядеть после освобождения. Никто из нас не представлял, что все это закончится гибелью города и тем, что наш мир перевернется с ног на голову.

Марек Тадеуш Новаковски

oбработка: Мацей Янашек-Сейдлиц

перевод: Катерина Харитонова

Марек Тадеуш Новаковски, род. 01.04.1926 г. в Варшаве подпоручик военного времени Армии Крайовой псевдоним "Абба" Отряд Прикрытия Главного Командования Авиации АК – рота "Лaвы" № военнопленного 102331

Copyright © 2015 Maciej Janaszek-Seydlitz. All rights reserved.