Свидетельства очевидцев Восстания
Военные воспоминания Эугениуша Тырайского – солдата из "Башты"
Оккупация
|
Я родился 08.10.1926 года. Мой отец, Юзеф, был начальником отдела стереотипии в газетной типографии на улице Маршалковской 3/5. Мама, Янина, занималась домом. Кроме меня она воспитывала мою младшую сестру Эльжбету. Как и мои родители, я всю жизнь прожил в Варшаве, но родился я не здесь. В 1926 г. в Варшаве была какая-то эпидемия. Мама, опасаясь за здоровье будущего потомка, выехала к семье в Нове Брвильно в повяте Гостынин возле Плоцка. Там я и родился. Я не предполагал, что этот факт будет иметь существенное значение в определенный момент моей военной, довольно запутанной судьбы.
До войны мы жили на улице Лазенковской, угол Розбрат, недалеко от стадиона спортивного клуба "Легия". Я ходил в начальную школу № 29 на улице Загурной 9, которую окончил в июне 1939 г. Как я потом узнал, эту же школу четырьмя годами ранее окончил Янек Бытнар "Руды".
С детства я интересовался спортом. Можно сказать, что я воспитывался на стадионе "Легии". Если вечером я долго не возвращался домой, моя мать шла на стадион "Легии" и всегда меня там находила. В начальной школе действовала харцерская дружина – 90 Варшавская Харцерская Дружина, членом которой я был. Еще до войны я получил харцерский крест. После окончания начальной школы я с положительным результатом сдал экзамены в гимназию Батория на улице Мысьливецкой.
Когда в сентябре 1939 г. началась война, мы остались в Варшаве. Мне тогда было 13 лет. Сразу же после завершения боевых действий я начал учиться в гимназии Батория. К сожалению, через два месяца школа была закрыта. Вскоре началось обучение на тайных курсах. В 1940 г. я окончил первый класс гимназии.
В течение 1940/1941 школьного года я смог пройти программу двух классов, в результате чего мне удалось получить аттестат зрелости перед началом Восстания. Тайные курсы вел известный географ, автор учебников по географии, до войны руководитель Кафедры Географии в Варшавском Университете, профессор Густав Вуттке. Пану профессору на курсах помогали двое сыновей: Ясь Вуттке и младший Тадё Вуттке. Ясь был страстным математиком, специалистом в точных науках: математике, физике, химии, а Тадеуш – гуманистом: польский язык и история. Отец кроме географии занимался также общественным воспитанием. В небольшом коллективе обучение шло очень хорошо и продуктивно, что позволило пройти в течение одного года программу двух классов.
Оба сына профессора принимали участие в конспирации. Ян Вуттке это будущий знаменитый "Черный Ясь" из роты "Зоська", позже батальона "Зоська", где служил также его младший брат, Тадеуш "Малый Тадё". Весной 1941 г., когда семья Вуттке лучше меня узнала, и когда Ясь сориентировался, что до войны я был харцером, он предложил мне вступить в подпольную харцерскую организацию. Оба брата были выпускниками гимназии Батория и харцерами 23 Варшавской Харцерской Дружины, знаменитой "Оранжереи", из которой набирали потом солдат батальона "Зоська".
"Черный Ясь" предложил мне организовать среди моих товарищей маленький отряд из нескольких человек, который вошел бы в структуры Серых Шеренг. Конечно, я принял предложение и с апреля 1941 г. стал солдатом Серых Шеренг. Мне тогда было 14 с половиной лет. Нас включили в акцию "N". Мы должны были подбрасывать немцам журналы и листовки пораженческого характера.
В том числе это были журналы "Der Klabautermann" и "Der Hammer", предназначенные для немецких солдат. Материалы редактировали польские подпольные журналисты, в совершенстве знающие немецкий язык. Эту литературу мы подбрасывали в открытые автомобили, засовывали в карманы солдат, стоявших на трамвайных площадках. Такого рода действия проще всего было совершать молодым шустрым мальчишкам, к которым мы в то время относились.
Наша группа из 4-х человек пополнилась следующими тремя ребятами и вожатым, которого направил к нам "Черный Ясь". Отряд носил кодовое название "MG-410". MG было кодовым названием харцерского отряда Верхний Мокотув (Mokotów Górny), 400 было номером дружины, а 10 нумерацией отряда. Первый отряд в дружине 400. Харцерский отряд "Верхний Мокотув" Серых Шеренг входил в состав организации малого саботажа под кодовым названием "Вавер". Организация подпольного харцерства действовала, в принципе, уже с 27 сентября 1939 г., не используя еще тогда настоящего названия Серые Шеренги.
Мы предприняли более широкие регулярные действия всем отрядом (обычно раз в неделю), включающие, кроме распространения прессы, рисование на стенах символов Сражающейся Польши (якорь), соответствующих надписей (годовщина 3 мая, 11 ноября), наклеивание антинемецких плакатов. У нас был специальный штамп с карикатурой Гитлера и надписью "Hycler" (соединение слов Hitler (Гитлер) и Hycel (человек, занимающийся отловом бродячих собак), которым мы штамповали немецкие плакаты. Мы срывали и уничтожали немецкие указатели, обливали немецким солдатам мундиры серной кислотой (лучше всего это удавалось в набитых трамваях) и т.п.
Для действий малого саботажа нашему отряду выделили постоянный район. Это была территория, ограниченная улицами: Уяздовские Аллеи, Площадь Трех Крестов, улицы¨Княжеская, Людна, Солец, Черняковска, Мысьливецка, Шволежеров, Агрикола, Площадь на Перепутье. Проводить акции было трудно, потому что это был немецкий район. Действовали мы преимущественно вечером, в темноте, перед наступлением комендантского часа. В отряде также проводилась начальная военная подготовка стрелка: теоретические и практические занятия на местности, знакомство с оружием (ручное оружие и винтовка).
Отряд состоял из молодых ребят, некоторые были младше меня. Наша деятельность в малом саботаже воспринималась как развлечение, которым мы занимались с удовольствием. Мы не отдавали себе отчета в том, насколько это опасно, проявляя характерное для юного возраста отсутствие воображения. Правда, мы слышали временами о провале во время такой работы, но не допускали мысли, что такое может случиться с нами. Пару раз нам довелось испытать сильные эмоции, но все заканчивалось благополучно.
Некоторые акции мы проводили "сверх программы", без разрешения начальства. Во время харцерской присяги Серых Шеренг, которую мы приносили в квартире на Розбрат 4 у одного из членов нашего отряда - Казика, на полу лежал огромный немецкий флаг со свастикой, а по всей квартире были расставлены или развешены примерно 10 таблиц-указателей. Был также специально сделанный флагшток с маленькими флагами Польши, Великобритании, Франции и Соединенных Штатов. Благодаря контактам "Черного Яся", который был командиром дружины, присягу мы приносили в присутствии Станислава Броневского "Орши". Участвовали также вожатый харцерского отряда Верхний Мокотув Тадеуш Завадски "Зоська" и Ян Бытнар "Руды".
На праздник Всех Святых мы решили почтить память солдат, сражавшихся за независимость Польши, и возложить венок на участке, где похоронены солдаты, погибшие в 1920 г. Девушки сшили нам ленту с гордой надписью "Погибшим товарищам по оружию - MG 410". Утром, когда было меньше людей, мы поехали на Военные Повонзки, купили венок и прикрепили к нему вынутую из кармана ленту. Двое ребят несли венок, двое держали ленту. После того, как мы пришли на место и возложили венок, наш вожатый "Тадеуш" отдал команду: "Смирно". Минута молчания, следующая команда: "Вольно, разойдись". За эту акцию изрядно влетело нашему вожатому и нам самим, потому что с лентой это была полная глупость - деконспирация отряда.
10 ноября 1942 г., накануне годовщины обретения Независимости, вечером на улице Мысьливецкой (в районе действий нашего отряда) мы рисовали на стене якорь. Казик рисует, я держу ведерко с асфальтовым лаком и наблюдаю, не идет ли кто. Я вижу, что со стороны Гурнослёнской идет какая-то пожилая женщина. Ноябрь, видимость плохая. Не видя в ней угрозы, мы продолжаем работу. Внезапно раздается крик "Was machst du da?" ("Вы что здесь делаете?"). Как оказалось, приближающаяся женщина была немкой и начала кричать. Казик, не раздумывая долго, мазнул ее кистью по лицу. Это была очень хорошая краска, полагаю, что немка неделю не могла отмыться. Мы услышали приближающийся со стороны Гурнослёнской автомобиль, из которого выскочили два привлеченных криком немца. Мы кинулись в маленькую улочку Профессорскую, находившуюся поблизости. Профессорская шла вниз ступенями до Вроньского. Мы мчались как ветер. Немцы начали стрелять нам вслед, но было темно, хоть глаз выколи, у них не было шансов попасть. Они были не такими уж героями и не стали гнаться за нами в темноте. Мы сохранили даже ведерко с краской. Краску мы обычно покупали в магазине под названием "Имрот и Малиньски" на Маршалковской. Это была известная фирма, состоящая в дружеских отношениях в подпольщиками. Мы входили в магазин с ведерком, завернутым в газету. Один из работников, ориентировавшийся в ситуации, подходил, брал ведерко и через минуту отдавал его назад, уже наполненным. За краску мы не платили. В магазине знали, для чего мы ее используем. Ведерка хватало на много надписей и якорей. Самым лучшим был асфальтовый лак. Еще много лет спустя после войны можно было увидеть нарисованнный нами в указанном месте якорь.
В другой раз, тоже с Казиком, мы штамповали штампом "Hycler" немецкие плакаты с распоряжениями и извещениями о массовых казнях. Мы заметили, что за нами наблюдает молодой мужчина в штатском. Мы мгновенно прыгнули в сторону и разделились. Я пошел по одной стороне Черняковской, Казик по другой. Возле дома № 225 по улице Черняковской кто-то внезапно схватил меня за руку: "Halt!". Началась возня, мне удалось вырваться. Провидение покровительствовало мне. Посередине улицы в сторону Чернякова ехал трамвай. Я мгновенно вскочил в него. Тогда у трамваев не было закрывающихся дверей, молодые, тренированные люди часто заскакивали в трамваи на ходу. Краем глаза я заметил, что Казик тоже вырывается от кого-то. Я вышел на первой остановке на улице Серой и только мне известными проходами между домами и лазейками в заборах добрался до дома на улице Фабричной (я жил там с тех пор, как немцы выгнали нас с Лазенковской). Только дома, когда нервы успокоились, я понял, каких серьезных проблем избежал. Казик, которого я уже сбросил со счетов, тоже благополучно добрался домой.
Над Казиком висел какой-то рок. Когда он принимал участие в акциях малого саботажа, у нас всегда были проблемы. Отец Казика погиб в сентябре 1939 г., мать зимой 1940-41 умерла от воспаления легких. Казику было тогда 16 лет. Младшими братом и сестрой занялась родня. Казик жил один в маленькой комнатке без удобств, в которой была только кафельная печь, которая требовала топлива. Мы пытались ему помочь, срывая немецкие таблицы-указатели, которые информировали о местонахождении различных немецких учреждений. Размер таблиц составлял примерно 100x25 см, толщина около 3 см. Таблицы были покрыты краской, так что это было прекрасное топливо. После того, как мы сняли все таблицы в ближайших окрестностях, мы перенесли нашу деятельность на новую территорию.
Однажды вечером мы оказались на Площади на Перепутье возле трамвайной остановки напротив Аллеи Шуха. Метрах в 15 от остановки, на вкопанном в землю столбе высотой около 2 метров и толщиной 10x10 см были прикреплены две таблицы. Искушение было велико. Мы были втроем: Казик, Юрек и я. Мы подождали, пока подойдет трамвай. Когда на остановке началось оживление, мы подскочили к столбу и попробовали оторвать нижнюю таблицу, прикрепленную на высоте 1-1,20 м металлическими зажимами. Весь столб закачался. Мы отскочили и стали думать, что делать дальше. Молниеносное решение – берем весь столб.
Мы ждали следующего трамвая. Началось движение, мы подскочили к столбу, подперли плечами под нижнюю таблицу и нажали вверх. Весь столб свалился на землю с жутким грохотом. Нами заинтересовались люди, стоявшие на остановке. Это ведь немецкий район, неизвестно, кто из этих людей – немцы. Они ведь тоже могут быть в штатском. Мы схватили тяжелый столб с двумя прикрепленными таблицами и побежали в сторону Агриколы. Было темно хоть глаз выколи. Сейчас в этом месте проходит Лазенковская Трасса. Тогда там была площадь, рядом был каток Рау. У нас всегда были с собой соответствующие инструменты: молоток, клещи, пассатижи. Мы мгновенно открутили таблицы, сунули их в мешок, оставили на земле столб и побежали вниз по улице Агриколы. Таблицы немного торчали из мешка.
Когда мы были недалеко от памятника Собеского, мы услышали шум приближавшегося сверху автомобиля, который освещал обе стороны улицы закрепленным на крыше прожектором-искателем. Тогда не было свободного прохода, как теперь, между Лазенками и Агриколой. Вдоль улицы шла ограда, посередине овраг, бежать было некуда. Автомобиль приближался. Однако нам повезло. Возле моста, на котором на улице Агриколы стоит памятник Собеского, было большое углубление. Мы легли туда, прижались к земле и замерли. Над нами прошел сноп света искателя медленно едущего автомобиля немецкой жандармерии. И снова нам повезло: немцы нас не заметили. Автомобиль поехал дальше, потом повернул. Мы все время лежали неподвижно. Автомобиль проехал возле нас и вернулся в Уяздовские Аллеи. Мы подождали еще минут 15 и с триумфом вернулись домой к Казику с новой порцией топлива для него.
Как-то мы продавали экстренный выпуск газеты "Новый Варшавский Курьер", которая была официальным изданием для поляков. Это были фальшивые экземпляры с соответствующим заголовком на первой стороне, маскирующим подлинное содержание. Помню, например, номер с большим заголовком "Испания вступила в войну". Конечно, Испания ни в какую войну не вступала, но заголовок вводил в заблуждение. Эти газеты надо было распространить как можно быстрее. В принципе, они предназначались для бесплатной раздачи, но мы их продавали, получая таким способом средства для одинокого Казика.
Казик не дожил до конца войны. После славной деятельности под псевдонимом "Фарис" в знаменитой "Девятой диверсионной" DB-17 он был арестован гестапо и 12.11.1943 г. расстрелян в уличной экзекуции на Новом Святе возле улицы Варецкой. Юрек, принимавший участие в срывании таблиц, сражаясь в рядах 9 Диверсионной Роты "Жнивяжа", погиб 3.08.1944 г. во время Варшавского Восстания на Жолибоже, разорванный артиллерийской гранатой вместе с санитаркой, которая оказывала ему помощь.
На прогулке с товарищем Встреча с подругой
В конце 1942 г. в доме, в котором жил наш вожатый, начались аресты, и ему пришлось покинуть Варшаву. Из-за этого наша группа подверглась реорганизации. Нас разделили, чтобы избежать деконспирации. Я, с учетом моих умений общаться с младшими, был направлен "Черным Ясем" в Воспитательный Дом ксендза Семца на улице Доброй, где находились дети и молодежь, лишившиеся арестованных, вывезенных или убитых немцами родителей. Из этой молодежи после соответствующей подготовки должны были быть созданы новые отряды харцеров Серых Шеренг. Я участвовал в этой акции до февраля 1943 г. (тогда мне было 16 лет).
Работа наверняка была ответственная и полезная в дальнейшей перспективе. Тем не менее, после очень активной деятельности в отряде MG-410, такая спокойная и довольно однообразная работа не соответствовала моей природе. Поэтому когда мой друг, старше меня на год, предложил мне перейти в "Башту", я согласился без колебания.
Нотабене, в очередной раз мне повезло. Две недели спустя после того, как я закончил работу в заведении ксендза Семца, там было арестовано много людей, которые оказались в Освенциме. А меня судьба немного ранее направила в другое место.
"Башта" родилась в гимназии Понятовского на Жолибоже. Сначала это был батальон, а потом полк "Башта". Я попал в отделение 1 взвода под командование капрала "Завиши" в роте "Говерла" тогда еще батальона "Башта". Командиром роты был один из создателей "Башты" Людвик Бергер, псевдонимы "Голиаф", "Михал", "Гордый", которого я знал лично. Людвик Бергер погиб 23.11.1943 г. в перестрелке с немцами на улице Смелой на Жолибоже. На этом месте в настоящее время находится памятная таблица.
Следует знать, что название "Башта" не происходит от какой-либо башни ("baszta" – башня). Разрастающаяся рота "Говерла" была преобразована в батальон, который из-за очень хороших результатов в подготовке был пределен к Главному Командованию Армии Крайовой в качестве штабного батальона (BA-SZTA – batalion sztabowy – штабной батальон). Отсюда пошло название батальона, а потом полка. Только позже были использованы ассоциации с названием "башня", символ которой находится на эмблеме полка.
Так же как другие отряды, наше отделение подверглось очень интенсивной подготовительной работе, включающей теорию, практические занятия с ручным оружием, винтовками и автоматическим оружием. Капрал "Завиша" выезжал с нами на полевые занятия, главным образом в лесах по отвоцкой линии, а также в Кампиноскую Пущу и в Хойновские Леса.
Полевые занятия, особенно в 1943 г., проводились всем отделением почти каждое воскресенье, а часто охватывали период двух дней (суббота и воскресенье). На отвоцкой линии были бункеры еще с 1939 г., в которых мы часто ночевали. Капрал "Завиша" был очень требовательным, что потом, как оказалось, очень пригодилось во время Восстания.
К концу 1943 г. в результате постоянного возрастания личного состава штабной батальон "Башта" был преобразован в полк "Башта". Прежняя рота была разделена на 2 роты. В полку "Башта" было 3 батальона: "Балтика", "Карпаты" и "Ольза". Роты отдельных батальонов получили кодовые названия Б-, K- и O-. Из роты "Говерла" была создана рота "Б-1", приделенная к батальону "Балтика" и K-2, приделенная к батальону "Карпаты". Я со своим 1 взводом и отделением оказался в K-2. Зимой 1943/44 я стал командиром отделения, и меня направили на Курсы Молодых Командиров. Это был эквивалент Школы Подхорунжих, куда принимали также тех, у кого еще не было аттестата зрелости. Одновременно я все время учился на тайных курсах, готовясь сдавать экзамены на аттестат зрелости.
В начале мая 1944 был арестован один из членов нашего отделения Тадеуш Далкевич "Сальвич". Чтобы избежать арестов, командир роты велел всем, кто поддерживал товарищеские отношения с арестованным, немедленно выехать в партизанские отряды в Келецком и Люблинском воеводствах. Для меня это была серьезная проблема – в июне я должен был сдавать экзамены на аттестат зрелости на тайных курсах. Я явился к командиру роты Петру Словиковскому "Павловичу" и рассказал о своих проблемах. Командир сказал: "Понимаю. Ты прав. Учебой пренебрегать нельзя". Он разрешил мне остаться в Варшаве при условии, что я больше не появлюсь дома. Так я и сделал. Домой я не вернулся, ночевал у знакомых и родственников. Благодаря решению моего командира 1 июля 1944 г. я сдал последний экзамен.
"Сальвич" оказался отважным парнем. Немцы не пришли ни к одному из его товарищей. После войны мы узнали, что вместе с матерью он погиб в концлагере Штутгофф.
После ареста "Сальвича" и выезда значительной части товарищей (в том числе командира отряда "Завиши") в партизанские отряды, командиром стал капрал подхорунжий Лешек Чайковски "Ястшембец II". Я стал его заместителем. "Ястшембец II" начал пополнять личный состав, реорганизовывал отряд и с успехом проводил с моей помощью начальную военную подготовку. В июле вернулись ребята из партизанских отрядов на Люблинщине, куда уже приближался фронт. Приближалось время Восстания.
Эугениуш Тырайски
oбработка: Мацей Янашек-Сейдлиц
перевод: Катерина Харитонова
Эугениуш Тырайски род. 08.10.1926 г. солдат Армии Крайовой псевдонимы "Генек", "Сук" рота K-2, батальон "Карпаты" полк Армии Крайовой "Башта" |
Copyright © 2015 Maciej Janaszek-Seydlitz. All rights reserved.