Свидетельства очевидцев Восстания
Военные воспоминания Эугениуша Тырайского – солдата из "Башты"
В "свободном" отечестве
|
Мы отправились в путешествие в любимую Варшаву. Проблемы начались уже на польско-чешской границе, куда мы доехали на поезде для репатриантов. Поезд остановился по чешской стороне, я не знал, где мы. Чешский железнодорожник, которого мы спросили, как далеко до Польши, ответил, что Польша уже за ближайшим пригорком. Когда мы переехали через границу, Тереса едва не сошла с ума, потому что меня допрашивали, наверное, часов 5. Все как-то удалось объяснить, однако они никак не могли понять, каким чудом я добровольно оказался в лагере для военнопленных. Многие бежали из лагерей, но ни один туда не пришел. Мне как-то удалось уклониться от признания в связях с американцами.
Наконец 10 июля 1946 г. мы добрались до Варшавы. Спустя почти два года мы снова были в нашем городе. Я узнал о смерти отца, который погиб после восстания в концлагере во Флоссенбурге. Мы поселились в доме на улице Бельведерской. Началась будничная жизнь. Семейная ситуация требовала от меня немедленно искать работу. Планы, касающиеся поступления на заочное обучение, требовали согласия со стороны кадровиков тех учреждений, в которых я работал. Они без особого стеснения говорили мне, что не видят необходимости позволить получить диплом сотруднику с аковским прошлым. Я обошелся без них. Не имея настоящего диплома, я выполнял во время моей трудовой деятельности ответственные обязанности главного бухгалтера и заместителя директора по экономическим вопросам в Центральном Бюро Устройства Лесов и Лесной Геодезии в Варшаве.
Начало трудовой деятельности не означало, что мне позволили быть нормальным гражданином народного отечества. В течение пяти лет после моего возвращения, до июля 1951 г., моей персоной интересовались всевозможные учреждения, изучающие прошлое и настоящее "оплеванных карликов реакции из АК". Не реже чем раз в три месяца меня вызывали в УБ (UB, Urząd Bezpieczeństwa – Управление Безопасности, аналогично НКВД), Военную Информацию (военная контрразведка в Народной Польше) и т.п. Я заполнил десятки анкет, биографий. Дошло до того, что я носил с собой специальную шпаргалку, при помощи которой заполнял очередные формуляры или анкеты. Особенно подозрительной была моя роль, связанная с добровольным приходом в лагерь для военнопленных. Как-то я перепутал какой-то пустяк, связанный с женой, не помню уже, шла ли речь о Восстании или ее подпольной деятельности. Допрашивавший меня поручик заглянул в предыдущую версию, которую держал в ящике стола, и обратил мое внимание на различия. Порядочный парень – он разорвал то, что я написал, и посоветовал мне написать правильную версию. Иногда бывало и так.
Но не всегда было так мило. В 1948 г. меня вызвали на улицу Кирилла и Мефодия (после войны там находилось отделение УБ). Тогда у нас уже был ребенок, мы ждали второго. Я раздумывал, что делать. В то время аковцев вывозили в Сибирь. Мне некуда было прятаться, поэтому я пошел. Стоящий внизу солдат забрал повестку и направил меня наверх, на второй этаж. Двери никак не обозначены, никаких табличек или номеров. Перед дверью уже ждала тройка правонарушителей. Мне велено было встать за ними.
Внезапно я увидел, что по коридору идет двоюродный брат моего товарища по подполью Казика, которого немцы расстреляли на Новом Святе. Я видел его возможно три или четыре раза. Он был одет в обычный мундир, без всяких знаков различия. Он узнал меня, подошел и отвел в сторону. "Что ты тут делаешь?". Я показал ему повестку. Он велел мне идти за ним и вывел меня на улицу. Было видно, что он был важной персоной в этом зловещем месте, потому что охранники не отреагировали на то, что он вывел меня наружу. Он велел мне ждать на улице. Я нервничал, ожидая, что в любую минуту кто-то может заинтересоваться тем, что я делаю возле этого объекта.
Через полчаса, может, через три четверти часа брат Казика вышел и сказал мне: "Проваливай отсюда, тебя никогда тут не было". За это время он видимо уничтожил мои бумаги. Не знаю, чего я тогда избежал, возможно, самого худшего. Никогда больше я не встречал этого парня и не знаю, почему он это сделал. Он был немного старше Казика, знал, что мы дружим, что мы были вместе в Серых Шеренгах. Видимо, в нем заговорила совесть.
Последняя встреча со службами состоялась в июле 1951 г. Я получил вызов в Крепость. Там я еще никогда не был. Я подошел ко входу с повесткой. Охранник куда-то позвонил, и через минуту пришел вооруженный солдат. Под дулом винтовки он повел меня куда-то на территорию Крепости. Он ввел меня в двухэтажное здание, на второй этаж. Так же, как на Кирилла и Мефодия, ни одна дверь не была обозначена. В конце коридора под окном с решеткой стоял стул. Конвоир велел мне сесть. Было восемь часов утра. Я сидел там пять часов, не видя ни одной живой души. Это был один из способов смягчить человека.
В час дверь открылась, и появился человек в мундире майора. Я не антисемит, у меня было несколько друзей-евреев, но этот майор был исключительный. Он спросил: "Пан Тырайски?". После пяти часов ожидания этот вопрос был настолько абсурдным, что в первую минуту я не знал, что ответить. С явным еврейским акцентом он пригласил меня внутрь. Элегантные кожаные кресла. Он предложил мне сесть в одно из них, а сам сел по другую сторону стола. Потом предложил мне сигарету. Я начал всерьез нервничать, готовилось что-то плохое.
Майор начал усиленно уговаривать меня согласиться на сотрудничество. Я объяснял, что у меня работа, жена, дети. Он убеждал меня, говоря с сильным еврейским акцентом: "Что вы так волнуетесь, ведь у нас вы будете хорошо зарабатывать". Я защищался как мог, не зная, чем все это кончится. Наконец майор смирился. В завершение 2-часовой "обработки" он сказал: "Но вы понимаете, что вы даже жене не можете рассказать о том, о чем мы с вами разговаривали". Когда он вызвал солдата, чтобы меня проводить, я не знал, выйду ли я за ворота. Жене я рассказал об этой беседе только лет через 10.
К счастью, это был мой последний визит в службах, меня оставили в покое. К счастью, службы безопасности не пронюхали о моих контактах с американцами, иначе бы я так легко не отделался. Мне удалось также избежать членства в партии. Даже абстрагируясь от их взгладов, сама партийная дисциплина была не для меня. У меня был совершенно другой характер, о чем свидетельствует, в том числе, мой военный опыт.
Эугениуш Тырайски
oбработка: Мацей Янашек-Сейдлиц
перевод: Катерина Харитонова
Эугениуш Тырайски род. 08.10.1926 г. солдат Армии Крайовой псевдонимы "Генек", "Сук" рота K-2, батальон "Карпаты" полк Армии Крайовой "Башта" |
Copyright © 2015 Maciej Janaszek-Seydlitz. All rights reserved.