Ян Романьчик,
род. 01.05.1924 г. в Волоине
сержант подхорунжий Армии Крайовой
псевдоним "Лукаш Лата"
Главного Командования АК
взвод "Торпеды" батальон "Метла"
Группировка "Радослав"
Свидетельства очевидцев Восстания
Ян Романьчик "Лата" – парень из "Метлы"
Воспоминания Повстанца
|
|
Генезис
1 августа наступает годовщина начала Варшавского Восстания. Эта дата в настоящее время заставляет задуматься. Немногие осознают, что случилось тогда, когда почти вся варшавская молодежь вступила в открытый бой против жестокого врага - гитлеровской Германии.
Враг, ослепленный желанием завладеть всем миром, в 1938 г. захватил без единого выстрела Австрию и Чехословакию. 1 сентября 1939 г. напал на Польшу, которая оказала ожесточенное сопротивление, несмотря на огромное военное преимущество противника, который несколько лет готовился к войне, и медлительность союзников при выполнении их гарантий относительно Польши. 17 сентября на Польшу с востока напал тогдашний союзник Германии, Советский Союз. Польша была вынуждена капитулировать.
Полякам, которых в довоенный период воспитывали в духе патриотизма, не были чужды слова маршала Юзефа Пилсудского: "Победить и почить на лаврах – это поражение, быть побежденным и не поддаться – это победа". Вследствие этого часть польских солдат не пошла в плен, но через Румынию добралась до Франции, где создавалась Польская Армия под командованием генерала Владислава Сикорского. Часть осталась в стране и организовала самую большую в Европе Подпольную Армию. Члены этой армии занимались разведкой, проводили военное обучение молодежи, стремящейся сражаться с врагом, организовывали диверсионные и саботажные акции, проводили также операции против врагов и предателей, которые сотрудничали с оккупантом с целью уничтожения польского подполья.
Немецкие планы начали рушиться в 1943 году. Немецкие войска были вынуждены постепенно отступать с захваченных территорий. В новогоднем выступлении 1944 года Гитлер пообещал, что если ему придется покинуть Варшаву, он оставит от нее только руины.
Начало боевых действий
Польская Подпольная Армия оказывала все более ожесточенное сопротивление немецким оккупантам. 31 июля 1944 г. вечером я вместе с остальными товарищами получил приказ явиться 1 августа утром на наш сборный пункт на Новом Святе возле Иерусалимских Аллей, в помещении фирмы "Склад красок и лаков Имрот и Малиньски". Поскольку группа из другого отряда, сборный пункт которой находится рядом с нашим, ведет себя неподобающим образом, надо их успокоить.
Когда мы прибыли на место, мы выполнили задание, отправившись по указанному адресу. Находившиеся там ребята были разочарованы, поскольку, видя колонны немцев, отступающих с фронта по мосту Понятовского, Аллее 3 Мая, Иерусалимским Аллеям на запад, полагали, что самое время начать какие-то приготовления к боевым действиям, а про них забыли. Когда они увидели нас с оружием, то хотели к нам присоединиться. Мы объяснили им, что у каждого есть свое задание, и они наверняка получат свой приказ. Ребята успокоились, а мы вернулись на свой пункт. Наш командир Казимеж Яцковски, псевдоним "Тадеуш Хавелан" был вызван на совещание. Мы с нетерпением ожидали его возвращения.
1 августа 1944 г. в 11.00 вернулся командир и объявил нам, что Варшавское Восстание начнется сегодня в 17.00. Место начала акции для нашей группы – улица Окопова 31. Связные немедленно должны были уведомить отряды, чтобы те прибыли на улицу Окопову. Группа, находившая на сборном пункте, получила распоряжение сразу отправляться на улицу Окопову, чтобы подготовить объект к операции.
Закаленные в боях с оккупантом в отряде Кедива ГК АК, довольные развитием ситуации, мы с коллегами, пользуясь городским транспортом, которым тогда были трамваи, добрались на сборный пункт в упомянутом доме на улице Окоповой 31. Наши приключения во время поездки были характерны для того времени.
Как я упоминал, нашим транспортным средством были трамваи. Из-за толчеи внутри не было места для нас, мы ехали снаружи, стоя на раме, к которой крепились колеса, а руками держась за проемы открытых окон. Мы ехали с оружием, которое было завернуто только в газеты. Я держался за окно обеими руками, а пистолет положил на руки. Ехавший вместе со мной Тадеуш Габрысяк, псевдоним "Кубиньски" держался за окно только одной рукой, а во второй держал пистолет. Через какое-то время он почувствовал, что рука, которой он держится за окно, немеет, и он должен немедленно сменить ее на другую. Он попросил пани в трамвае, чтобы она подержала его багаж. Пани взяла сверток, но когда сориентировалась, что это такое, широко раскрыла глаза. Тадеуш совершенно спокойно сказал: "Не бойтесь, я сейчас это заберу".
Мы поехали дальше. Трамвай остановился на пересечении улиц Хлодной и Желязной, напротив здания, где находилась немецкая жандармерия. Из здания вышли несколько жандармов, которые рассматривали нас. Мы тоже смотрели, не достает ли кто-нибудь из них оружие, но все прошло без помех, и мы благополучно поехали дальше.
Нашим отрядом был взвод поручика "Торпеды", штурмовой батальон "Метла", группировка "Радослав" Кедив ГК АК. Несмотря на то, что время начала Восстания было назначено на 17.00, мы были на месте раньше и готовили объект к бою. Мы наполняли мешки песком и укладывали под окнами.
Боевые действия на нашем отрезке начались раньше. На пересечении улиц Дельной и Окоповой остановился немецкий автомобиль, который стрелял из пулемета по людям, находившимся возле Табачной монополии. После короткого замешательства располагавшиеся там отряды атаковали автомобиль, забросав его гранатами. Немцы разбежались, оставив машину. Убегавшие немцы стали мишенями для наших солдат, и нескольких удалось застрелить. Было первое трофейное оружие.
Еще не успели затихнуть выстрелы, когда к нашим позициям подъехали два грузовика с прицепами, полные мародеров с фронта. Грузовики, которые мы обстреляли, остановились, а солдаты укрылись в домах по противоположной стороне улицы. Патруль, организованный командованием нашего поста, атаковал немецких солдат. Большая их часть сбежала, но пару десятков мы взяли в плен, соблюдая Женевские договоренности. Моя позиция была в окне на первом этаже. После того, как стемнело, на нашем отрезке наступила тишина. Только в окрестностях было видно зарево пожаров. Так прошел первый день.
Второй день принес нам приятный сюрприз, жители занятого нами дома приготовили нам еду. Внезапно нас известили, что со стороны улицы Гибальского приближаются два танка. Мы предприняли попытку наступления, но оба экипажа сдались. Как оказалось, танки прибыли с фронта. Один из них был поврежден, но у него были боеприпасы, и он мог стрелять, второй вез его на буксире в Pionier Park (Инженерный парк) на улицу Повонзковскую. Это были танки, экипаж которых сотоял из одного человека.
Командиром одного из танков был немец, бывший узник концлагеря в Дахау. В 1942 он согласился пойти на фронт, был освобожден из лагеря и отправлен в армию. Второй был выпускником Берлинского Политехнического университета, проходившим практику в армии, сыном богатого производителя стильной мебели, у которого были дома в разных европейских столицах. Он сам, как он говорил, знал шесть языков, только польский не смог выучить, потому что это очень трудный язык. Восстание помешало танкистам выполнить их задание.
Наш район подвергался обстрелу из пулемета, установленного на башне костела святого Августина на улице Новолипки. Поэтому, когда наш гарнизон захватил танки и научился их обслуживать, мы немедленно приступили к ликвидации этой позиции и метким выстрелом уничтожили ее. Танки вскоре перешли в ведение нашего танкового соединения. Немцы были отправлены в лагерь для военнопленных, а мы получили приказ занять позиции на пересечении улиц Окоповой и Житной.
Один из повстанческих отрядов, "Коллегия A", захватил немецкие склады с продовольствием и обмундированием на Ставках. Таким образом мы получили продовольствие и обмундирование, а свою штатскую одежду спрятали в рюкзаки.
Непрерывные бои
Наступили дни тяжелых боев. Мы поняли, что помощи не получим, что боеприпасов мало, и каждая пуля должна попадать в цель. Мы с нетерпением ожидали сбросов. Нам были необходимы боеприпасы и оружие, потому что было много добровольцев, которых надо было вооружить. Нам тоже пригодилось бы дополнительное вооружение.
4 августя после полудня я получил приказ занять вместе с несколькими товарищами здание перед баррикадой по противоположной стороне улицы Житной, которое не было никем занято. Приказ я выполнил и после проведения разведки заметил, что на пересечении улиц Окоповой и Лешно, на фабрике мыла Майде, ходят немцы. Вместе с тремя товарищами, вооруженными винтовками, мы пошли на чердак, где были отверстия в стенах. Товарищи заняли позиции возле отверстий. Каждый выбрал своего немца и по команде все одновременно выстрелили, убив трех немцев. Немцы открыли огонь наугад, не причиняя нам ни малейшего вреда.
6 августа на улицах Житной и Окоповой нас сменил взвод поручика "Сармака", а нас отправили на фабрику Камлера. 7 августа нас направили в Табачную Монополию на улице Дельной. Ночью с 7 на 8 августа мы перешли в кожевенный завод Пфейффера на улице Окоповой.
Группа солдат из взвода поручика "Торпеды" возле стены еврейского кладбища на улице Окоповой.
Стоят слева направо: Мариан Лавач, псевдоним "Марек", Кристина Тшаска, псевдоним "Крыся", Зенон Яцковски, псевдоним "Адась", Данута Анишевска, псевдоним "Данка", Збигнев Войтерковски, псевдоним "Сова", сидит Ян Романьчик, псевдоним "Лата"
10 августа мой командир поручик "Торпеда" отправил меня в качестве связного к командиру батальона капитану "Неборе". Капитана не было на квартире, поэтому я сел на расстеленном мате возле квартиры и ждал. Возле меня сидел солдат, которого заинтересовала моя "Молния" (Błyskawica - автомат польского производства). Я показал ему автомат и объяснил, как он работает. Он попросил дать ему автомат в руки. Я вынул магазин и выполнил его просьбу. Затем он попросил, чтобы я дал ему автомат с магазином, на предохранителе. Эту просьбу я также выполнил. Я спустил ударник, потому что у "Молнии" был такой предохранитель, вложил магазин, дал ему и наблюдал, что он будет делать. В это время поднялся шум, что идет командир. Я отвернулся и через секунду услышал щелчок моей "Молнии" и увидел, как этот солдат оттянул ударник и нажимает на спусковой крючок. Резким движением руки я опустил дуло вниз, очередь пошла под ноги капитана "Неборы". Группа офицеров, сопровождавших капитана "Небору", взяла меня в оборот и хотела отдать под трибунал. Он неприятностей меня спас капитан "Небора", который сказал: "Что вы от него хотите, если бы не его самообладание, я бы уже был мертв". Я получил рапорт и в задумчивости вернулся на квартиру.
Ситуация на Воле становилась все труднее. Немцы атаковали наши позиции, используя танки и артиллерию. Территория, которую мы занимали, постепенно уменьшалась. Командование решило, что мы должны покинуть Волю. 11 августа утром немцы при поддержке артиллерии захватили наши позиции на Парисовской площади и заняли склады на Ставках, отрезая нас от Старого Мяста.
В связи с этим подполковник "Радослав" приказал идти на прорыв и велел немедленно атаковать немецкие позиции. 11 августа, в полном боевом снаряжении, мы покинули наши квартиры, согласно приказу оставив рюкзаки и забрав оружие, боеприпасы и гранаты. Мы построились цепью, готовясь к атаке. Акцией руководил командир батальона "Метла" капитан "Небора" Францишек Владислав Мазуркевич.
капитан Фрашнцишек Владислав Мазуркевич, псевдоним "Небора"
Он посмотрел на нас и поманил меня к себе. Я доложил о себе и получил приказ занять позицию впереди отряда. Мое задание состояло в том, что я первым поднимался на развалины и соответствующим знаком давал знать командиру, что происходит. За мной двигались остальные.
Так мы дошли до стены гетто и складов на Ставках. Передо мной были развалины маленького домика с выступающими фрагментами наружных стен. Командир и мои товарищи присоединились ко мне. Одноим прыжком я поднялся на развалины домика и увидел перед собой группу монголов в немецких мундирах. Когда они меня увидели (я был в немцком мундире), то закричали "Deutsch?" Я ответил "ja, ja" и, нажимая на спусковой крючок моей "Молнии", послал в них очередь. Началось замешательство, они побежали к воротам склада.
Я вернулся к командиру и доложил о том, что произошло. Тогда "Небора" вырвал у меня из-за пояса гранату и вскочил на развалины, а я за ним. Нас остановили немецкие выстрелы, за воротами склада спрятались солдаты и стреляли в нас. Мы спрятались за фрагментами стены, и огнем из "Молнии" я успокоил противника. Затем, целясь в ноги, я вынудил их отступить от ворот.
Командир заметил, что происходит, и с громким криком "Ура!" пошел в атаку. За ним я, "Дзидек" и "Ганди". Пробегая через ворота, "Дзидек" был смертельно ранен. Немцы открыли сильный огонь. Пулеметные пули пробивали тонкую стену складов. Минуту спустя был ранен в ногу "Ганди". Командир крикнул мне: "Граната у тебя под ногами". Я оглянулся, сделал шаг вперед и упал. Раздался взрыв, который, к счастью, никому не принес вреда. Сразу же после этого капитан "Небора" был ранен обломком бенонной стены. Когда он начал отступать, чтобы пойти на перевязку, рядом взорвался снаряд из противотанкового орудия. Капитан был снова ранен и, прежде чем его смогли отнести на перевязочный пункт, умер.
Я остался один возле ворот и сориентировался в ситуации. Немцы пятались за железнодорожными вагонами в 150 метрах от ворот. За воротами стоял гусеничный тягач с противотанковым орудием, которое немцы оставили в результате нашей атаки (позже его захватили повстанцы). Я вышел из ворот и доложил ближайшему офицеру о том, как выглядит ситуация. Сам я присоединился к группе, которая атаковала на Парисовской площади немецкие позиции, которые нам удалось захватить.
Один из наших отрядов атаковал немцев со стороны школы на Ставках и оттеснил их с территории складов. Дорога на Старе Място была свободна. Мы отступили на исходную позицию, откуда забрали рюкзаки и двинулись на Старе Място. Всю дорогу нас атаковали самолеты, но мы добрались до цели. В результате этой акции мы понесли большие потери, были убитые и раненые. Баланс этих потерь увековечивает памятный обелиск на углу улиц Дикой и Ставки.
обелиск на углу улиц Дикой и Ставки, посвященный командиру батальона "Метла" и Его солдатам, которые погибли, пробивая дорогу с Воли на Старе Място, чтобы выйти из окружения
Придя на Старе Място, мы остановились на площади Красиньских, во дворце Красиньских. Потом мы получили квартиру на углу улиц Длугой и Медовой, в "Старом Улье" (кафе). Когда мы пришли на Старе Място, оно еще выглядело иначе, словно не было боев, но разрушение шло за нами по пятам.
Из-за гибели командира батальона "Метла" и его заместителя была проведена реорганизация батальона "Метла", большинство отрядов которого было придано батальону "Чата 49" под командованием майора "Витольда" – Тадеуша Рунге.
Мы получили новое назначение, занимая позиции на Муранове. Нашим непосредственным командиром в батальоне "Чата 49" был капитан "Мотылек" – Збигнев Сцибор-Рыльски. Мы квартировали в доме на улице Мурановской 2. С Муранова мы провели ночную атаку на склады на Ставках. Немцы после того, как мы покинули Волю, вновь заняли склады. Наша атака, как оказалось, застала немцев врасплох, потому что, бегая по двору, они бросили все, спрятались в зданиях и отстреливались. Вылазка удалась, у нас не было потерь, хотя один из товарищей, псевдоним "Рык" после акции заметил, что филипинка (наступательная граната), которая была приторочена сзади к поясу, прострелена. Мы захватили много снаряжения.
Когда мы вернулись с вылазки, командир велел мне идти охранять людей, которые ремонтируют баррикаду, поврежденную немецкими "голиафами". Осмотрев отемонтированную часть, я занял место в уголке, между кирпичами. Спустя минуту пришел Юрек Муравски и велел мне идти на завтрак, а сам занял мое место. Я отошел на несколько шагов, когда сзади раздался громкий взрыв; я вернулся на свою позицию и увидел след снаряда из гранатомета, который ударил в это место и убил Юрка. Я размышлял, пришел ли он затем, чтобы спасти меня, а самому погибнуть?
Наши позиции на Муранове атковали самолеты и "голиафы". У нас были потери, многие товарищи были серьезно ранены. Вместе с Тадеушем Валлем, псевдоним "Гора" я был отправлен с докладом к нашему командованию на улицу Млавскую 3. Мы проходили через руины гетто, между вагонетками, вывозившими щебень. Когда мы проходили мимо них, пули стучали по вагонеткам.
Мы добрались до костела Яна Божьего на улице Бонифратерской и здесь на минуту остановились. Тадеуш сказал: "Я ранен в спину". Я осторожно поднимаю его рюкзак и вижу на мундире темное пятно. Осторожно отворачиваю мундир и вижу на рубашке белое пятно. Вроде бы белой крови нет? Что оказалось: пуля пробила рюкзак и продырявила банку консервов, которая была в рюкзаке, а Тадеуш, почувстовав что-то мокрое на спине, решил, что он ранен. Хорошо, что все так закончилось. Мы отправились дальше, сдали рапорт, получили ответ и благополучно вернулись на базу Вручив рапорт майору "Витольду", мы вернулись на квартиру.
Ситуация на Муранове становилась все более напряженной. Атаки немецкой авиации и "голиафов" (управляемые издали самоходные мины без экипажа) не прекращались, мы несли большие потери. Командование решило оставить Муранув. Нашей новой квартирой была Млавска 3.
Я занял позицию в доме на улице Сапежиньской, на четвертом этаже. Из окна открывался любопытный вид. Я видел склон форта Траугутта, на нем стояло орудие, а рядом на одеяле лежал немец. Время от времени он поднимался, заряжал орудие и стрелял, а снаряд летел в нашу сторону. Я позвал "Адася" с MG-42, (немецкий пулемет) и показал ему через бинокль этого немца. "Адась" установил свой MG, прицелился и выстрелил, но, похоже, попал в щитовое прикрытие орудия. Немец вскочил на ноги и высунулся из-за прикрытия, чтобы увидеть, что произошло. "Адась", видя это, быстро выстрелил в ту же цель. Немец неподвижно повис на орудии. Немцы поставили дымовую завесу, а когда она развеялась, оказалось, что они забрали убитого и открыли пальбу в нашем направлении, предусмотрительно прячась от нас.
21 августа должно было начаться наступление на Гданьский Вокзал с нашей стороны и одновременно с Жолибожа. Мы дошли до ограждения парка Траугутта, на улице Мендзыпарковой. Было еще темно, мы ждали сигнала начала атаки с Жолибожа. К сожалению, сигнала мы не дождались. Когда стало светать, наступление было отменено.
Один из товарищей, видя немца на склоне форта Траугутта, перед отступлением метко выстрелил в него. Немцы, словно очнувшись, открыли пальбу. Товарищи отступали под прикрытием трибун стадиона Полония. Я шел посередине парка Траугутта и сориентировался, что немцы стреляют в меня. Я упал на землю, спасаясь от пуль. Через минуту я вскочил и побежал дальше в направлении здания полиграфической школы на улице Конвикторской, которая была назначена сборным пунктом отряда.
Когда я подходил к месту сбора, то услышал командира моего взвода поручика "Торпеду", который говорил, что у него отсутствует один солдат. Кто-то сказал, что видел, как погиб "Лата". Тогда командир объявил минуту молчания, чтобы почтить память товарища. Я был уже близко, поэтому закричал: "Подождите". Шеренга рассыпалась, а товарищи приветствовали меня так, словно я вернулся с того света. Мы вернулись на квартиры.
26 августа мы получили приказ сменить отряд из взвода "Ежиков", которые защищали больницу Яна Божьего на улице Бонифратерской. Оборона была очень тяжелой. Заняв позицию со стороны двора, я заметил, как к решетке в подвальном окне здания, перпендикулярно прилегающего к нашему, чьи-то руки привязывают жестяную банку с тротилом, дергают за шнур и исчезают. Я тоже спрятался, раздался взрыв. Когда я снова выглянул, решетка была разорвана, а в подвале немцы готовились к атаке. Недолго думая, я взял филипинку (наступательная граната подпольного производства) и, молясь, чтобы попасть в отверстие в решетке, которое осталось после взрыва, бросил ее в подвал. Я удачно попал. Когда я выглянул, в подвале было полно дыма, но... воцарилось спокойствие. Немцы начали атаковать нас "голиафами" и огнеметами. Мы ожесточенно защищались, но, к сожалению, были вынуждены оставить горящую больницу.
На следующий день я получил приказ вместе с отделением защищать угол улиц Бонифратерской и Сапежиньской. Там стояли сгоревшие дома, которые рушились под огнем артиллерии. Именно там мне надо было занять позиции. Когда немцы начинали обстрел, я отводил людей из опасного места, а как только они переставали стрелять, мы возвращались на наши позиции. Немцы наступали, мы подпускали наступающих поближе и затем открывали огонь из автоматического оружия. Немецкая атака срывалась, на поле боя оставались трупы, которые забирали поляки-штатские, которых немцы держали для этих целей. Такая ситуация повторялась несколько раз. Немцы полагали, что мы все погибнем под развалинами, а у нас не было потерь. Мы упорно защищались, у нас не было другого выхода.
На следующее утро нам прислали смену, которой я сообщил о применяемой нами тактике, а сам с радостью отправился на отдых. Радость моя оказалось не слишком долгой. Пришел командир, разбудил меня и велел проверить, что происходит, потому что был обстрел, но не было ответной стрельбы, как во время моей службы. Я быстро вернулся на оставленную мной позицию и застал людей играющими в карты. Они оправдывались, что был обстрел, которого уже нет. Я потребовал, чтобы они немедленно заняли позиции. Они вскочили, но на подходе к пролому в стене, через который надо было пройти, их встретили выстрелы. Там уже были немцы.
Я вызвал двух людей. Одного из них я отправил за моими ребятами, второго к соседям, чтобы сообщить им о ситуации. Мы с моими людьми решили, что они примкнут штыки, а я поднимусь на третий этаж соседнего дома по остаткам разрушенной бомбой лестницы. Оттуда через стену я переброшу две гранаты, а ребята в клубах дыма атакуют противника. Акция удалась. Когда дым рассеялся, немцы увидели перед собой наших ребят со штыками и удрали, оставив два ящика гранат и три ящика боеприпасов для пулемета. Только после акции я смог вернуться на отдых.
Немцы по-прежнему атаковали нас самолетами и "голиафами". Нам удалось обезвредить один "голиаф". Мы знали, что у нас есть немцы-военнопленные, которые могут его разрядить, благодаря чему можно будет использовать его взрывчатый материал. Мы послали за ними. Оказалось, что это наши знакомые, экипаж захваченных на Воле танков. Работу они выполнили стрательно, к нашему удовольствию.
К концу августа ситуация на Старом Мясте становилась все труднее. Помню, что когда мы пришли с Воли, здесь еще шла вполне нормальная жизнь. Прошел всего один день, и началось интенсивное наступление на Старе Място. Теперь территория, которую мы обороняли, сильно сократилась. Надо было покинуть Старе Място. Связь со Средместьем и Жолибожем была только через каналы, однако этим путем нельзя было забрать раненых. В то же время нельзя было оставить их, потому что это грозило им смертью. Наши противники были варварами и не признавали Женевских соглашений, убивая раненых и мирное население.
вид Банковой площади
Поэтому наше командование, пытаясь пробить коридор в Средместье, приготовило атаку со Старого Мяста от улицы Бароковой, ночной десант на Банковую площадь и одновременно наступление отрядов из Средместья со стороны площади Железной Брамы. Десант, в котором я принимал участие, дошел до Банковой площади. Была также атака поверху со стороны улицы Бароковой. К сожалению, не было наступления с площади Железной Брамы, потому что в течение дня немцы вытеснили оттуда повстанцев. Операция закончилась неудачей.
Ниже я описываю то, что я пережил во время десанта каналами на Банковую площадь.
30 августа на площади Красиньских возле улицы Длугой готовится к выступлению колонна повстанцев. Время 22.00. Первой выходит группа из восьми человек поручика "Цедро", очень мужественного и отважного офицера, за ним входят в канал шесть человек от поручика "Торпеды": "Адась" - наводчик Зенон Яцковски с MG - 42, "Габрысь" – подносчик боеприпасов Ян Курпиньски, "Каминьски" - подносчик боеприпасов Ян Пенчковски, "Марек" – Мариан Лавач, "Лата" – Ян Романьчик, "Сова" – Збигнев Войтерковски, за ними группа "Ежиков" и другие отряды.
В каналах было темно и мокро. Оружие и боеприпасы надо было держать высоко, чтобы они не намокли и были готовы к бою. После почти трех часов пути, измученные, мы достигли цели. В час должна начаться атака. Все отдыхают, ожидая, что принесут следующие минуты.
Уже 31 августа, время 1.00. С лязгом открывается люк канала. В канал врывается свежий воздух. Первым выскакивает поручик "Цедро", за ним его люди. Внезапно раздаются выстрелы над каналом. Стоявшие возле выхода отступают. В отверстии появляется голова одного из вышедших на поверхность, он кричит: "Выходите!" Я проталкиваюсь к выходу, передо мной "Марек", за мной '"Сова", "Габрысь" и "Каминьски". Выйдя наружу, "Каминьски" побежал в сквер в кусты, а мы к фонтану.
На площади хаотичная стрельба, чувствуется, что немцы дезориентированы, однако все интенсивнее обстреливают выход из канала. Внезапно наступает тишина и слышен громкий голос: "Hallo! Wer ist da?" (Эй, кто там?) -. "Hier sind Deutsche" (Здесь немцы) – громко отвечаю я и слышу ответ: - "Hier auch sind Deutsche" (Здесь тоже немцы). Я слышу, как кто-то продирается через кусты, не выдерживаю и посылаю очередь из "Молнии" в том направлении. И снова отзывается тот же голос: "Verfluchte Mensch, wer ist da?"(Чертов идиот, кто там?) - "Hier sind Deutsche" (Здесь немцы) – снова отвечаю я. Нервничающий немец орет: - "Hier auch sind Deutsche! Warum schiessen Sie?" (Здесь тоже немцы. Почему вы стреляете?). Две крупные фигуры появляются из кустов. Я прицеливаюсь и стреляю, на этом беседа заканчивается. Зато начинается канонада.
Спустя минуту снова воцарилась тишина, и раздался чей-то голос: "Hallo Karl Mueller, weist du was hier los?" (Привет, Карл Мюллер, ты знаешь, что здесь происходит?). С другой стороны кто-то отвечает: "Ich weisst nicht" (Я не знаю). – Тогда этот первый говорит: "Zwischen uns sind polnischen Banditen" (Среди нас польские бандиты). И снова начинается очень сильный обстрел. Мы сориентировались, что в фонтане мы остались вчетвером. Сделав дымовую завесу при помощи гранат, мы отступаем. Я последним прыгаю в люк. Крышка под воздействием взрывной волны закрывается, падая мне на голову. Я падаю на "Марка". Крышка прижимает "Молнию" и мой большой палец на левой руке. Проводник считает, не хватает еще одного человека. Они о чем-то договариваются с капитаном "Мотыльком". Тот обращается ко мне, чтобы я отдал проводнику мой "Vis" (пистолет польского производства), потому что без оружия он боится выйти.
Санитарки сделали мне перевязку, и я пошел каналом за отступающим отрядом. Я чувствовал сильную жажду. Моя фляжка была пуста. Я обратился к товарищам за помощью: "Дайте мне что-нибудь выпить, а то я начну пить эту грязную воду из канала", кто-то из колонны отозвался: "У меня есть пол-литра спирта". Тогда я ответил: "Давай спирт" и получил запечатанную поллитровку спирта. С удовольствием и осторожно я сделал два глотка, мне стало лучше, и вместе с колонной я пошел вперед. Внезапно колонна останавливается, потому что дальше некуда идти. Они оказались на перекрестке и ищут проводника. Поскольку такого нет, я вызываюсь, иду вперед, и мы двигаемся дальше. Во время этого похода произошел неприятный случай, который заставил меня понервничать. Один из товарищей крикнул, что немцы затапливают канал, что могло вызвать панику. К счастью, это не было правдой. Я остановил колонну, и дело прояснилось. Мы шли против течения, и вода перед нами поднималась. Когда мы остановились, вода стекла, и ситуация прояснилась.
Мы дошли до канала под Краковским Предместьем и ждали решения командования относительно того, что нам делать дальше. Тут сидящий возле меня товарищ заметил у меня на шее засохшую кровь, оказалось, что я был ранен в шею возле гортани. Пришла санитарка и сделала мне перевязку, я понял, почему мне так хотелось пить. Тем временем пришло решение: идем в Средместье. Колонна каналами дошла до Средместья. Есть сигнал – выходим из каналов. Мы оказались на улице Варецкой возле Нового Свята. Среди ребят крутится фоторепортер и делает снимки. Я пошел в Западный Банк, думая, что там есть перевязочный пункт, но его не было. Город был еще красивый, но, наученные опытом, мы понимаем, что за нами идет разрушение.
боевой путь батальона "Метла"
С перекрестка Варецкой и Нового Свята мы отправились в здание Всеобщей Сберегательной кассы (ВСК) на углу улиц Маршалковской и Свентокшиской. Здесь командир велел мне пойти на первязку на улицу Злотую. На первязочном пункте врач снял грязный бинт и на первый взгляд определил, что надо ампутировать палец, потому что в таких условиях наверняка началось заражение, а обезболивающего нет. Мне велели подождать 20 минут, пока стерилизуются инструменты, а тем временем мой палец сунули в раствор марганцовокислого калия. Через 20 минут, когда инструменты простерилизовались, врач осмотрел палец и к своему удивлению и моему удовлетворению заявил, что в ампутации нет необходимости. Не оказал ли на это влияния выпитый мной спирт? Врач сказал мне, что если поднимется температура, нужно немедленно обратиться на перевязочный пункт, но все обошлось, и палец у меня остался. После перевязки я пошел назад.
По дороге меня остановил патруль нашей жандармерии и хотел разоружить, объясняя, что вооруженным солдатам нельзя ходить поодиночке. Я объяснил жандармерии, что я здесь по службе и оружия им не отдам, разве что через мой труп, отступил и снял оружие с предохранителя. Они предложили мне перейти к ним, но я на это не согласился. Видя мою решительность, они позволили мне вернуться в отряд с оружием. Когда я дошел до здания ВСК, оказалось, что его разбомбили. Наших там уже не было, они оставили мне известие, я пошел за ними и их нашел. Мы получили квартиру на улице Злотой возле Велькой. Здесь товарищи выстирали мой мундир после пребывания в каналах. Ночью пришел приказ выступать, и мне пришлось надеть мокрый мундир.
Следующую квартиру мы получили на Новом Святе под № 40, а потом мы перешли выкопанной траншеей через Иерусалимские Аллеи на Мокотовскую. Когда мы входили в траншею, передо мной втиснулся какой-то штатский. Когда мы уже почти достигли противоположной стороны, случайная пуля смертельно ранила его. Этот человек занял мое место, то есть спас мне жизнь. С Мокотовской мы пошли на позиции в больницу святого Лазаря напротив Национального Музея, где были немцы.
После однодневного пребывания на территории больницы нас отправили на улицу Окронг. Спустя сутки мы вернулись защищать больницу, но уже сожженную. Мы заняли позиции в теплых развалинах. Наша квартира находилась на улице Княжеской 7.
11 сентября меня вместе с ребятами отправили на улицу Окронг, чтобы забрать оставленные там вещи. Вернувшись, мы увидели тяжелораненых товарищей, которых несли на носилках. Оказалось, что самолет сбросил бомбу на нашу квартиру. Было много раненых, а из моего отделения осталось только семеро. Как только я вернулся, меня немедленно вызвали к командиру роты капитану "Янушу", поскольку командир "Щенсны" был тяжело ранен. Мне было приказано вместе с моими людьми идти на откос, чтобы оказать помощь отрядам в вилле профессора Пневского и в Китайском и Французском посольствах.
Подходя к траншее, ведущей к вилле, я увидел двух солдат, бегущих вниз, и услышал шаги. Сначала я заметил шлем с белым орлом, так что не было сомнений, что это бежит поляк, но когда я вышел из кустов и остановил его, он был очень удивлен. За ним появился командир со своими людьми, которые покидали позиции. Я остановил его и сказал, что иду на помощь, и эту позицию покидать нельзя. Я пойду к связной, передам ей рапорт и сразу же вернусь. Его я попросил, чтобы он оставил связного и вернулся на позицию. После того, как я передал рапорт санитарке, я вернулся в траншею, связного там не было. Траншеей я дошел до виллы, которая была пуста. Двух моих людей я оставил в вилле. Немецкие танки отступили, потому что начинало темнеть. Через минуту пришел подхорунжий "Людвик" со своими людьми и сменил меня.
Выполнив задание, я немедленно пошел спать, потому что был сильно измучен длительной службой на территории больницы. И в этот раз мне не удалось долго поспать, потому что пришел мой командир, разбудил меня и отправил вместе с двумя товарищами к командиру участка капитану "Янушу" (Януш Кокорняк). Он сообщил мне, что назначает меня командиром патруля полевой жандармерии, потому что он утратил доверие к командиру в вилле профессора Пневского. Вчера тот оставил позицию, которую нельзя было осталять.
Капитан "Януш" дал мне два письма: одно к профессору Пневскому, другое к командиру позиции. Он приказал защищать позицию до конца, и речи быть не может о том, чтобы ее оставить, а если командир захочет это сделать, я должен ему запретить, даже если мне придется использовать оружие. Ну что ж, приказ неприятный, но делать нечего. На месте нас приняли сердечно, предоставили помещение, и мы пошли спать, но спал я не слишком хорошо, размышляя над выполнением приказа.
Было 12 сентября, тихое и спокойное утро предвещало бурю. Едва мы успели позавтракать, началась канонада, целью которой был наш дом. Я предложил командиру отрезка снять посты, подвергавшиеся обстрелу, на что он охотно согласился. Мы переждали канонаду, а затем отправили на все позиции солдат с автоматическим оружием. Через минуту со стороны здания ИМКА (YMCA — молодёжная волонтерская организация) в прилегающем саду начали собираться немецкие солдаты, готовясь к атаке. Мы хранили спокойствие до того момента, когда они приблизились на достточное расстояние. Немцы пошли в атаку, но в результате нашей стрельбы им пришлось остановиться и отступить, оставляя на поле боя раненых и убитых, которых забрали поляки-заложники.
вилла Пневского
Такая атака повторялась несколько раз, наконец, подъехали два танка. На этот случай у нас был Пиат (PIAT — британский ручной противотанковый гранатомёт). Обслуживающий его солдат быстро занял позицию и выстрелил. Танк прицелился в окно, где была позиция Пиата и тоже встрелил. Видимо, это произошло одновременно или немного позже, потому что после выстрела солдат быстро спрыгнул с окна, но снаряд попал в его позицию. Осколки снаряда серьезно ранили его, пришлось быстро нести его на перевязку. Выстрел солдата был метким, потому что повредил танк. Танки отъехали. Когда я шел за раненым, рядом разорвался снаряд из гранатомета, и я был ранен в грудную клетку. Осколок пробил плевральную полость, я начал задыхаться. Пришлось идти на перевязку, ранение исключило меня из дальнейшей борьбы.
Госпиталь
12 сентября 1944 г. после ранения закончилось мое вооруженное участие в Варшавском Восстании. Когда я появился на перевязочном пункте, то понял, что моя рана серьезна. Из раны, хоть и небольшой, выходил воздух, и мне было тяжело дышать. После того, как я несколько часов пролежал на санитарном пункте, утром 13 сентября пришли мои товарищи с носилками, забрали меня из перевязочного пункта в вилле профессора Пневского и отнесли на нашу квартиру на улице Княжеской 7. Здесь меня приветствовал командир взвода поручик "Торпеда" и сообщил, что пришел приказ главнокомандующего генерала "Бора" о моем награждении. Приказом № 412 от 09.09.44 г. я был награжден Орденом Креста Виртути Милитари V класса. Мне было очень приятно, несмотря на мое не слишком хорошее состояние. После этой церемонии меня перенесли в госпиталь на Черняковской, угол Людной.
Врач сказал, что рану надо зашить, но обезболивающего нет и будет больно. Я спокойно выслушал заявление врача и перенес операцию, во время которой все время хранил молчание. Когда врач сказал, что операция закончена, я спросил: "Так когда будет больно?" – что вызвало улыбку на лице врача. Я тепло поблагодарил его за то, что он занимался мной
.
После операции меня положили на матрасе в подвале госпиталя. Наши противники вели себя варварски, не соблюдая Женевских соглашений. Они обстреливали и бомбили госпитали, стреляли в санитаров со знаком красного креста, которые помогали раненым. В данной ситуации нельзя было использовать верхние этажи госпиталя. Меня положили на полу, потому что не было свободных кроватей. Только около 11.00 на одной из кроватей умерла тяжелораненая санитарка, и меня положили на ее место.
Жизнь в госпитале была очень напряженной. Слышны были стоны раненых, страдающих. Санитарки старались им помочь, во время обеда приносили еду, которую трудно было достать. Около 13.00 раздался рев самолетов, которые бросили бомбы недалеко от госпиталя. Время шло медленно. Около 16.00 снова раздался рев самолетов. На этот раз они сбросили бомбы непосредственно на госпиталь.
Я услышал, как бомба с замедленным взрывателем пробивает перекрытия, как мне казалось, прямо над моей головой. Пробить последнее перекрытие она уже не смогла. Несколько секунд, которые остались до взрыва, я посвятил покаянию в своих грехах. Наступил взрыв, который я пережил, было полно пыли. После того, как пыль осела, я увидел за дверями нашей палаты огонь. Я размышлял, есть у нас дорога для отступления или придется сгореть живьем? Прибежала сестра и сообщила, что наши солдаты отступили, а нас оставили на милость врага.
Среди нас был немецкий солдат, который был ранен 1 августа на улице Пшемысловой, а затем перенесен нашими санитарными службами в госпиталь, где его лечили. Этот солдат решил идти с нашим врачом и медсестрой с белым флагом на немецкие позиции, чтобы защитить наших людей. Медсестра спросила меня, согласен ли я. Я был удивлен тем, что она меня спрашивает, но если уж мне надо было решать, я выразил согласие. Врач, медсестра и немец, взяв белый флаг, вышли к немецким позициям. Там они получили приказ эвакуировать наш госпиталь на территорию газового завода.
После возвращения пришла сестра, забрала мой немецкий мундир и бросила в огонь. Потом она рассказала мне о том, как прошла встреча с немцами. После того, как они дошли до немецких позиций, начал говорить раненый немецкий солдат. Он сказал, что это гражданский госпиталь, где лежат случайно раненые на улицах. Немецкий офицер спросил, кто он такой. Солдат подробно рассказал о себе. Тогда немецкий офицер спросил, как с ним обращались, как к нему относились повстанцы. Немец ответил, что к нему относились так же, как ко всем, а польские солдаты угостили его сигаретой. Немецкий офицер принял к сведению объяснения немца, приказал покинуть горящий госпиталь и обещал, что ни у кого волос с головы не упадет.
Сестра помогла мне подготовиться к выходу. Я был только в белье, обернутый одеялом, опоясанный военным ремнем и в венгерской пилотке на голове. Эмблему с орлом я пристегнул к одеялу, чтобы она не бросалась в глаза, на ногах у меня были венгерские военные сапоги, и в таком виде мы с медсестрой вышли из госпиталя. Сестра помогала мне идти, потому что я хромал, у меня в ступне был осколок. Зато я нес ее маленький портфель, и так мы дошли до ворот газового завода. Здесь появилось небольшое осложнение. Нас остановил калмык в немецком мундире и хотел забрать у меня портфель сестры, а я не хотел ему отдавать. Во время этой возни я посмотрел в сторону. Там стоял немецкий офицер, наши глаза встретились, и я взглядом показал ему на калмыка. Немецкий офицер пошел к нам, я не знал, какова будет его реакция. Немец пнул калмыка, крикнув: "Weg, raus!" А нам он сказал: "Bitte weiter". Мы пошли дальше.
Проходя мимо здания из красного кирпича, мы миновали немецкого солдата, который стоял на бетонной ступеньке. Когда я проходил мимо него, он спросил по-немецки: "Bist du Ungarn?" (Ты венгр?). Я ответил по-польски: "Нет". Немец наклонился к моему уху и вполголоса сказал: "Тогда быстро снимай эту шапку с головы, потому что тебя пристрелят". Я послушался совета силезца и выбросил пилотку. Так мы дошли до площадки перед зданием из красного кирпича. Сестра пошла за следующими больными, а я остался здесь до следующего дня. Нас положили на площадке перед заводом, где мы ждали, что будет дальше.
Мы лежали под голым небом. К нам присоединялись люди с занятых немцами территорий, изгнанные из своих домов. Этих людей гнали дальше. Одна семья оставила мне одеяло, так что у меня было два. Ночь была холодная, хорошо, что не шел дождь. Ночью над нами летали кукурузники (советские бипланы). По другой стороне Вислы стояли советские войска.
Наступило утро 14 сентября. После полудня нас построили в колонну, впереди белый флаг, и мы пошли к улице Красного Креста. Я, хромая, не успевал за колонной и шел один. Я услышал повторенное несколько раз: "Halt!" и остановился. Ко мне шел немецкий солдат, который бросил какой-то сверток. Сверток в воздухе развернулся, это оказались немецкие форменные брюки, которые упали в каких-то 150 метрах от меня. У меня не было сил вернуться за ними, и я пошел дальше. Я снова услышал голс немца: "Halt!" и остановился. Немец подбежал, поднял брюки и подошел ко мне с претензией, что я не вернулся за ним. Когда я объяснил ему, что у меня нет на это сил, он повесил брюки мне на шею. Я пошел дальше и догнал своих возле немецкого поста на улице Смольной. После короткого отдыха мы дошли до улицы Фоксаль, а потом по улице Коперника добрались до Краковского Предместья. Здесь в больнице Младенца Иисуса на Коперника приняли только одного раненого, потому что не было мест.
Было уже темно, когда нас остановили в больнице Святого Роха в начале Краковского Предместья. Сестры из больницы подмели стекло на полу в одном из помещений, составили по два кресла и подготовили нам места для сна. Ночь прошла спокойно. Утром, после скромного завтрака, приготовленного сестрами из госпиталя, мы пошли дальше и остановились возле костела Отцов Кармелитов на Краковском Предместье в Деканке.
Здесь нас приняли сердечно. Тут была группа здоровых людей и немного раненых, которые уцелели на Старувке. Были также ксендзы из костела Отцов Кармелитов. Эти люди заботились о нас, нашли для меня какую-то одежду. Среди нас были: поручик Лешек Нижиньски, псевдоним "Немой" – капитан взвода "Медведи" из батальона "Метла", слепой поручик "Франек" с женой и много других людей. Нам дали тюфяк и положили в нише возле окна. Я начал ощущать острую боль в области сердца. Нашелся врач, который обследовал меня и велел сохранять спокойствие, а если боль усилится, принять таблетку нитроглицерина, которую он мне дал. Боль я чувствовал три дня, потом все прошло. Таблетку я не выпил.
В обеденное время в больнице появились молодые люди, парень и девушка. Проходя мимо наших мест, они остановились и, глядя на нас, спросили, откуда мы. Я ответил, что нас случайно ранили на улице. Они остановились, вытащили из сумки, которая была у них, два судка и поставили перед нами. Из судков доносился вкусный запах. Гости сказали, что будут приносить нам еду. Я сказал им, что мы поделимся одной порцией, а вторую пусть отдадут лежавшему напротив поручику "Франеку" с выжженными глазами и его жене.
Парень остался с нами, а девушка куда-то побежала и принесла две дополнительные порции. Мы начали разговаривать. Молодые люди рассказали нам, откуда они и что здесь делают. Они сказали нам, что живут на Праге, их схаватили на улице и привезли сюда для работы на немецкой кухне в здании Президиума Государственного Совета. Они сказали, чтобы мы не беспокоились о еде. Пока они здесь, они будут нас кормить.
В больнице было не совсем безопасно. Один человек выглянул в окно со стороны Праги и был ранен снарядом из-за Вислы. Местное немецкое командование решило, что всех надо эвакуировать. Тем временем мне принесли брюки, пиджак и недошитый плащ.
В Деканке мы находились с 15 по 23 сентября. 23 сентября немцы решили нас эвакировать. Нас забрали подводы, которые привезли уголь для кухни. Мы ехали Краковским Предместьем до улицы Оссолиньских, а потом до площади Пилсудского. На площади, которая тогда называлась Adolf Hitler Platz, стоял еще целый Саксонский Дворец с Могилой Неизвестного Солдата. Перед могилой стоял памятник князя Юзефа Понятовского. По площади крутилось много немцев. Просто досадно думать, что внешне настолько культурный народ нанес польской культуре такой непоправимый урон, разрушая позднее памятники старины. Дальше мы ехали улицами Вежбовой, Сенаторской, проехали мимо Банковой площади, на которую я посмотрел, вспоминая недавние бои. Потом мы поехали Электоральной до Хлодной и дальше до Вольской.
С Вольской мы свернули на Плоцкую к больнице. Когда мы подъезжали к больнице, я услышал знакомый голос: "Янек, что ты тут делаешь? Я с подводой, заберу тебя". Парень, с которым я раньше ходил в школу, подбежал к подводе, на которой мы ехали, и остановил ее. Он попытался поднять меня на руки. Немец равнодушно смотрел на это и ждал. Я попросил друга, чтобы он забрал моего товарища, поручика "Немого", который был ранен серьезнее, а я сам доковыляю до его подводы. Он выполнил мою просьбу, мы оба оказались на его подводе и могли спокойно поговорить. Немец спокойно поехал дальше.
Колонна подвод двигалась к Вольской заставе. Здесь немецкая жандармерия велела нам ехать в больницу в Коморове и не дала нам сопровождения. Олек Рычивольски, который нас забрал, был, как я упомянул ранее, моим товарищем в начальной школе в Урсусе. У него было хозяйство и лошади. Он приезжал в госпиталь, забирал раненых и развозил их по госпиталям, созданным под Варшавой.
Мы как раз проезжали мимо дома Олека, так что под предлогом, что надо напоить лошадей, он остановился, высадил меня и моего товарища и поехал дальше. Я медленно поковылял домой, оставив раненого товарища. Потихоньку я добрался до дома в Урсусе и попросил отца забрать раненого. Мамы дома не было, она пошла торговать, потому что надо было на что-то жить. Когда она вернулась домой, радость ее была велика. Мы привели себя в порядок и пошли отдыхать.
Слухи о нашем возвращении быстро разошлись по окрестностям. Утром нас навестил начальник местной больницы доктор Влочевски, настоящий патриот, который руководил больницей в Урсусе. Затем нас навещали семьи товарищей, которые были с нами во время Восстания. К сожалению, не для всех у нас были добрые вести. Нам надо было отдыхать. У меня открылась рана, и мне пришлось ходить на перевязки. Доктор Влочевски вынул осколок из ступни, и я мог лучше ходить. Лешек через пару дней связался со своей семьей и пошел к ним. Восстание для нас закончилось, но бои в Варшаве продолжались до 2 октября.
Ян Романьчик
oбработка: Мацей Янашек-Сейдлиц
перевод: Катерина Харитонова
|
Ян Романьчик, род. 01.05.1924 г. в Волоине сержант подхорунжий Армии Крайовой псевдоним "Лукаш Лата" Главного Командования АК взвод "Торпеды" батальон "Метла" Группировка "Радослав" |
Copyright © 2015 Maciej Janaszek-Seydlitz. All rights reserved.