С Мамой в садике на ул. Млынарской 34.

         В конце каникул ночью произошёл большой налёт. Разбудили меня громкие взрывы! - Русские бросают бомбы - сказала мама. Мы стояли в окне, смотря в украшение ночного налёта. На парашютах опадали световые ракеты. Было почти настолько светло, как в день! Слышать было ворчание самолётов, взрывы бомб и стрелы «зенитков». Дедушка «исполнял служебные обязанности» на крыше и позднее рассказывал, где горело.
         Утром звонили знакомые с вопросом, что у нас, потому что им потрескались стены. На второй день мы поехали на Грохув (в окрестности площади Шембека) увидеть, в чём можно им помочь.
         Крыша была разрушена, щели в стенах, висящий балкон - везде выбитые оконные стекла. Соседний дом разваленный полностью - три убитых человека...
         Страшное!

         Через несколько дней повторилось это само. В годовщину войны. Тот же вид. Налёт намного более сильный чем предыдущий. Очень пострадала Воля.
         Когда мы вышли с подвала над трамвайным депо видать было пламя, высоко поднимались тучи чёрного дыма. На Вольской горела мельница Михля и склады зерна. (Пожарные гасили их несколько дней.) Погибло много людей.

         Так начинался учебный год. Двух товарищей с соседнего класса убила бомба на Крохмальной. Мы были подавлены...
         Люди начали убегать с города. Мы также многократно покидали Варшаву, потому что будто бы были какие-то сигналы, или приметы(никто точно не знал, какие), что будет налёт. Мы ехали запруженным трамваем в Боэрнерово и шли вместе с толпой людей в окрестные деревни поспать в риге.
         После Рождества Христово снова перенесли школу! Мы переехали в здание «Collegium» на углу Желязной и Лешна.

         После частичной ликвидации гетто мы получили обратно своё жительство на Хлодной (ном. 18). Было полностью испорченное и требовало ремонта. Крошкой близко в школу и очень любил это одно из самых подвижных мест в Варшаве. Что-то сюда постоянно происходило - временами слишком часто!
         Школьную жизнь можно бы считать в меру нормальной, если бы не частые визиты жандармов с близлежащей больницы Святой Зофии. Они просматривали нам книги, тетради, выбрасывали всё с портфелей.
         Мы были осторожны и делали своё. Все государственные и костельные праздники праздновали будто самый близкий немец находился в Берлине.
         Пасха пршла в угнетающей атмосфере. В гетто от нескольких дней продолжались борьбы. Эту часть Варшавы сжигали и разрушали, людей убивали. (они расправлётся с евреями, возьмутся за нас - говорили).
         Окна нашего класса выходили на гетто. Мы слышали постоянно перестрелку, мы видели бомбардировки. Трудно было думать о науке.
         Пришли жандармы. Пригрозили, что застрелят каждого, кто будет выглядывать через окно. Окна заклеены бумагой. Мы боялись к ним приближаться с тех пор когда случайно попавшие снаряды разбили возле нас оконне стекло.
         Как бы этого было мало снова напомнили о себе русские бессмысленной бомбардировкой города, увеличивая число уничтожений и жертв.
         Рог Желязной и Хлодной (напротив «Нордвахы») бомба убила столяра, который ночевал в мастерской. Два дня тому назад он дал мне планки и стинки фанер, с которых «ляубеэгой» я вырезывал элементы фортификации для своей свинцовой армии. Мы пошли с мальчиками смотреть как горит базар на площади Казимежа. В целой Варшаве распространялся чад гари.
         Околел черепаха «Дупек», которого дарил мне дедушка.
         Я перестал ходить на уроки немецкого языка, но мама упражняла меня домом.
         Комментарий дедушки: начнись учить русского, они уже нам не отпустят...
         В каникулы я нигде не уехал. Учитывая неспокойную ситуацию, Мама не хотела, чтобы я отдалялся. Много времени я проводил над Вислой- я любил воду. Я часто ходил к Богдевичом, которые жили над казино в «Швейцарской Долине» (занятой немцами), где я погружался в книжные и альбуминные собрания Казика.
         Новый учебную «маленькую приказу» - я убегая вбег под машину и сломал руку (но меня он не схватил). Рука криво срослась и вторично её ломали в Больнице Кароля и Марии на Лешне.
         Тем вреиенем, когда я был «ушибен» в школе арестировали двух учителей. Одного с них во время попыткам бегства застрелили на ул. Желязной поблизости Огродовой.
         Всё чаще происходили в опасные случаи и Мама неоднократно не выпускала меня с дома, чтобы я «не набили шишки». У меня были также свои тайны - я прирабатывал разнося в ранце «самогон» по притонах пьяниц.
         Немцы всё больше интересовались нашей школой и возникала опасность, что нас выбросят. Мы выдержали до июня, когда велели нам убираться. Никто не знал, какая будет судьбы школы. Так действительно не очень этим интересовались. Мы ждали окончательного прогнания немцев. Почти целый июль я был в Новым Двоже, когда вернулся вспыхнуло Восстание.
         Немцев, так быстро как мы бы хотели, не прогнали. Наши «союзники» дали им даже время на убийство жителей и полное уничтожение Варшавы.
         Школу ном. 90 реактивировали в 1945 года, на этот раз в здании на углу Дворской (Каспжака) и Карольковой.
         В школу вернулось едва несколько учителей (я не помню имён):
         - Господин Годлевски - руководитель школы
         - Госпожа Бенишувна - учительница природы
         - Госпожа Миколайчыкова - моя воспитательница
         - Господин Ясеновски - учитель музыки и рисунка.
         Со своего класса после войны я встретил только одного товарища - Казика Рахоцкого.
         Я часто возвращаюсь мыслями к подругам и товарищам, для которых расступились ворота Неба! Школа сосредоточивала главным образом ребят Воли - тысячи которых убили гитлеровцы во время Варшавского Восстания.

Janusz Wałkuski

Janusz Wałkuski современно

разработал: Maciej Janaszek-Seydlitz

перевод: Malwina Lipska