Свидетельства очевидцев Восстания
Воспоминания Януша Хамерлиньского – солдата батальона АК "Килиньски"
На Главной Почте
|
После конвоирования пленных я вернулся и застал на улице Сенкевича отряд, готовящийся к переходу на Главную Почту [пункт 15 на плане], которую наша рота уже захватила, атаковав со стороны улицы Свентокшиской.
По рассказам "Смуги" рота перешла с улицы Маршалковской на улицу Свентокшискую, а затем во дворы домов по нечетной стороне этой улицы, на тылы Почты. Там, забросав двор Почты гранатами, они перескочили через разделяющую дворы стену (высота около 2 м) и атаковали вход [пункт 18 ситуационного плана]. После эвакуации Почты в здании еще находилось десятка полтора немецких солдат, которые после короткого боя сдались.
Вместе с подхорунжим "Троцким" мы вошли через ворота со стороны улицы Варецкой [пункт 16] на второй (или третий) этаж и заняли для отделения квартиру над воротами со стороны Варецкой. Затем мы отправились исследовать здание. Оно было огромным, и обойти его полностью было невозможно. Это сделали другие. В первую очередь мы совершали "паломничества" в бункер тяжелого пулемета [пункт 14] и собственными глазами убедились в том, что видимость из него действительно была замечательная. Затем мы наскоро осмотрели подвалы.
Позже (через день ли два) там разместились соответствующие службы. Слева от входа в подвал был устроен лазарет [пункт 19], справа же был вход в буфет (столовую) [пункт 20], где безраздельно царили пежетки (PŻ - Pomoc żołnierzowi - Помощь солдату). Среди них исключительной красотой выделялась "Скарлетт".
Дальше по коридору шли комнаты командования, в том числе штаб роты "Серые Шеренги" [пункт 21]. Сам коридор служил гарнизону Почты в качестве убежища.
После возвращения на квартиру роты меня назначили дежурным, "старшим класса". В мои обязанности входило поддержание порядка и дисциплины в роте во время отсутствия подхорунжего "Троцкого". И вот первая неприятность: ребята есть ребята, в первые часы после захвата Почты, еще "полуштатские" разошлись по своим делам и, как позже выяснилось, также и мародерствовать.
Где-то неподалеку был разбитый обувной магазин. На Почте начали собираться парни с коробками под мышкой. Также и из нашей роты. Из штаба роты пришел приказ собрать украденную обувь и передать ее в распоряжение штаба. Парни послушно отдавали коробки, за исключением одного неизвестного мне солдата. На мое требование отдать обувь (вроде бы дамскую) этот солдат ответил непарламентскими выражениями, недвузначно давая понять, что приказ не выполнит.
Кровь бросилась мне в голову; я вытащил пистолет, и, прицелившись в него, повторил приказ. Тот схватил штык и занял оборонительную позицию ... что теперь? Я вспомнил поговорку: "Если раз достал пистолет, то должен его использовать". Но стрелять в товарища??? К счастью, вошел подхорунжий "Троцки" и взял ситуацию в свои руки. Дело закончилось ничем.
После дежурства мы с "Виром" пошли исследовать верхние этажи Почты. Там не было ничего интересного, только ... пианино, стоящее в наглухо закрытом помещении. Поскольку мы оба играли на этом инструменте, мы форсировали дверь, разбив окошко над ней, и прошли поверху, чтобы порадовать душу получасовым личным концертом.
Вернувшись на квартиру, мы застали дележ трофейного оружия. С тех пор – кроме упомянутого пистолета Walter, я также располагал прекрасной винтовкой Mauser 98. К сожалению, только один день.
Мы получили приказ контролировать постройку баррикад. Несмотря на захват Почты, под угрозой оставались подходы со стороны Маршалковской и Нового Свята. Поэтому у входа на улицу Сенкевича строили баррикаду (вместо нашей бумажной), а также у входа на улицу Варецкую [пункт 23]. Главным строительным материалом были тротутарные плиты. Работали по большей части штатские, которые, воодушевленные восстанием, также хотели вступить в ряды АК.
Помню как в тумане, что строительством баррикады на Сенкевича руководил невысокий пан в берете ("Кучерявый" – Станислав Дыбовски). При случае мы осмотрели уничтоженный (не до конца) танк [пункт 12]. Этот танк затем оттащили на буксире к воротам Почты, где оружейник ремонтировал орудийный затвор.
По окончании контроля я получил приказ занять пост на баррикаде на Варецкой 11. Там я провел остаток дня, второго дня Восстания. Ночью 2/3.08 я спал (наконец-то!) в воротах возле баррикады, положив голову на приклад винтовки. Еще никогда мне не было так мягко и удобно, разве что на второй баррикаде на следующую ночь.
Я проснулся отдохнувший и узрел чудесное явление: склонившуюся надо мной девушку с очень привлекательными чертами лица. Она жила в доме на улице Варецкой 11 (западный флигель, IV этаж, над квартирой Эугениуша Бодо) и предложила мне скромный завтрак. Это было то, что нужно. Мы пошли к ней вместе с "Виром" и прежде всего немного умылись.
Потом, после завтрака, мы привели в порядок наше обмундирование и настояли на том, чтобы пришить себе шнуры стрелков "с цензом". Это сделала наша новая знакомая. Мы гордо вышли на улицу и наткнулись на подхорунжего "Троцкого". Тот поднял крик:
- "Кто вам дал право носить шнуры подхорунжих?? Немедленно снять!"
Так закончился сон о ... славе. Право ношения знаков отличия "с цензом" должно было быть подтверждено приказом по батальону. Кроме того, как раз такие шнуры (из-за отсутсвия соответствующих) пришивались на погоны подхорунжих.
"Вир", мой сердечный друг, был безутешен. Он обращал особое внимание на элегантность собственного костюма. Поэтому после снятия несчастных нашивок он взялся за "украшение" собственной особы.
Он был очень худой и довольно высокий. В сапогах с крагами и комбинезонных брюках, стянутых ремнем, он выглядел довольно ... тщедушным. Поэтому он решил "нагулять тело" и начал пихать в голенища (краги) прутья и прочую пакость. Действительно, с тех пор его икры не напоминали нижних частей ходуль ...
Ощущение опасности со стороны бронированной техники не уменьшалось, особенно среди гражданского населения, которое расспрашивало нас, не появятся ли снова танки.
Подхорунжий "Троцки" решил поставить наблюдательный пост, выбрал для этой цели одиноко стоящую сожженную лестничную клетку [пункт 24] и первым занял там позицию. Обзор в направлении Нового Свята и начала Краковского Предместья был прекрасный.
Мне он велел остаться на середине лестничной клетки и поддерживать связь голосом со двором Почты и людьми, находящимися на улице.
Спустя некоторое время внизу паника:
- "Танки!"
Я выглядываю в окно - ничего не видно. Люди внизу начинают бегать без толку... Танки! "Троцки" разозлился – и приказал:
- "Морски"! Передайте вниз! Добрые - люди - там - нет - ни - одного - танка!
Я послушно повторил слово в слово, и мы оба рухнули на обломки, катаясь по ним от хохота.
К концу нашей службы на этом посту с востока прилетели истребители Me-109, вооруженные небольшими бомбами. Началась первая бомбардировка Почты с одновременным обстрелом летчиками из автоматов. Не знаю, были ли они в курсе, что наши солдаты сменили штатские костюмы на немецкие мундиры (без знаков различия), но единственным эффектом этой бомбежки была гибель нескольких пленных немцев во дворе Почты.
Вскоре после полудня мы собрались на квартире, где подхорунжий "Троцки" прочел нам приказ о присвоении нашему отделению наименования "десантников", используемых в самых трудных операциях. В результате этого приказа мы почти все время оставались в запасе. Затем мы отправились на нашу исходную базу на улице Маршалковской за оставленными там рюкзаками и личным снаряжением.
Остаток дня был посвящен строевой подготовке... и приемам "на караул". К вечеру 3.08.44 я принял командование уже построенной баррикадой через Новый Свят [пункт 27].
Задание: проверка документов всех, проходящих через Новый Свят. Мне сообщили пароль и отзыв.
В ту ночь (3/4.08) я также сладко спал на полу кафе "Наполеонка" с гранатой вместо подушки ...
На следующий день (4.08.44) я по-прежнему находился на баррикаде возле улицы Варецкой. Мое внимание привлек проходящий мимо хорошо сложенный солдат с повязкой АК и крупной овчаркой. Я люблю собак, поэтому вступил с ним в беседу. Оказалось, что в соответствии с показанным удостоверением он был связным или ординарцем ... офицера Красной Армии, аккредитованного при штабе повстанческой Армии Крайовой. Как рассказал мне этот ординарец, офицер (капитан Константин Калугин) располагал радиостанцией и поддерживал постоянную связь со штабом приближающегося к Варшаве советского фронта.
Кажется неделю спустя, когда на Праге вроде бы можно было заметить движение советских войск, этот ординарец, которого я снова встретил во время прогулки с собакой, сообщил, что его "подопечный" не может вступить в контакт с Красной Армией. Связь была прервана.
Одновременно перед фронтом роты нам прочитали приказ Главного Командования АК, в котором я услышал, что в случае вступления в Варшаву солдат Красной Армии или "так называемого" Войска Польского нам запрещено поддерживать с ними какие-либо контакты или "брататься". Не могу сказать, что этот приказ был встречен с энтузиазмом. Скорее мы были удивлены и совершенно не понимали его направленности.
С баррикады возле Варецкой мы пробовали обстреливать немцев на Краковском Предместье. Они построили низкий вал для прикрытия на уровне костела святого Креста [пункт 31] вместе с ходом сообщения поперек улицы [пункт 32]. Со стороны костела вал был выше, зато с востока ров был менее глубоким, либо его вообще не было.
Можно было видеть сгорбившиеся силуэты фельдграу возле костела, двигающиеся вправо, причем эти силуэты на конечном этапе наблюдений появлялись почти до колен. Мы стреляли из карабинов, однако я не заметил попаданий, кроме отдельных случаев, когда бегущие спотыкались. Гораздо лучшее поле обстрела было у неизвестного мне стрелка, занимающего позицию в башенке углового дома [пункт 28].
Мы заняли позиции на чердаке над кафе [пункт]. В северной стене дома зияла брешь от орудийного снаряда. Главная позиция находилась посередине чердака, возле трубы, поэтому она находилась в глубокой тени. Однако после нескольких выстрелов немцы видимо заметили вспышки, и с тех пор наши позиции были под контролем немецких тяжелых пулеметов. Первая очередь "прошла" по внутренней стороне бедра одного из ребят, разорвав штатнину и чувствительно обжигая ... пах.
Во второй половине дня (5.08.44) или на следующий день, уже после того, как меня сменили с баррикады на Варецкой, тревога на квартире отделения: немцы атакуют вдоль улицы Свентокшиской от Нового Свята! Мы поспешили к одному из домов, расположенных по нечетной стороне улицы Свентокшиской. Там мы заняли позиции в окнах на четвертом или пятом этаже [пункт 29]. Вид был поразительный и тревожный.
Со стороны Нового Свята в направлении площади Наполеона медленно двигалась густая толпа ... гражданского польского населения. Большинство составляли женщины, было также много детей. Среди толпы время от времени мелькают силуэты фельдграу. Большинство идет за толпой, но некоторые находятся в середине с оружием, направленным вперед.
Я, в общем, хорошо стрелял из пневматического ружья по бутылкам. Однако здесь нужен был исключительно верный глаз и твердая рука ... Не у всех из нас уже были винтовки. Поэтому, не чувствуя себя полностью уверенным, я отдал свою винтовку одному из ребят. Немецкую стрельбу вслепую время от времени перекрывали громкие крики из толпы:
- "Стреляте же! Не обращайте на нас внимания!"
Раздались выстрелы с нашей стороны. Толпа заколебалась, разбежалась в разные стороны. На мостовой осталось несколько фигур фельдграу - неподвижных. Немцы поспешно отступили.
После войны я встретил в Гданьске девушку, которая тогда была в этой толпе. Она сказала мне, что ни у кого из поляков не было даже царапины. Ребята стреляли метко.
К сожалению, немцы тоже стреляли метко – особенно из укрытия. Кошмаром Варшавы стали "голубятники", чаще всего штатские, которые прятались на чердаках и стреляли в солдат или в любого, кто неосмотрительно вел себя на перекрестках улиц или другой открытой территории.
Мы как раз находились (3.08.44) во дворе дома на Варецкой 11 [пункт 23], когда услышали автоматную очередь, далекий крик женщины и ... к нашим ногам посыпались гильзы. " Голубятник" устроился на крыше!
Мы мгновенно собрали боевой патруль и бегом по лестнице на чердак! Никого. Выглядываем на крышу - никого. Начинаем прочесывать чердаки очередных домов от площади Наполеона до Нового Свята ... Чердаки были соединены между собой пробитыми в стенах переходами. В любую минуту нас может встретить очередь ... Сердце громко стучит... винтовку вперед, но что такое винтовка при непосредственном столкновении! Поэтому я достаю пистолет и держу его так, чтобы правая рука охватывала одновременно шейку винтовки и рукоять пистолета, а левая оба ствола. Правая рука у бедра, палец на спусковых крючках ... Очаровательная прогулка – но ни следа врага. Вроде бы его схватили несколько дней спустя. Если так, то он наверняка мертв...
Наряду с немецкими методами боев под прикрытием мирного населения и коварных выстрелов голубятников к "нормальной" боевой технике относились также разрывные боеприпасы (смотри происшествие ночью с первого на второе августа), а также пули дум-дум. К счастью, я не встретился с результатами действия таких пуль, но слышал о довольно забавном случае, когда один из стрелков в окрестностях аллеи Роз почувствовал ночной порой... настоятельную потребность. Воспользовавшись темнотой, он присел на корточки на открытой территории и, когда уже облегчился, почувствовал резкий рывок за волосы и упал назад, усевшись в то, чем облегчился ...
Сильно испуганный и рассерженный, он вернулся к товарищам, которые буквально сразу "смекнули, чем дело пахнет". Парень уцелел, не считая глубокой борозды вырванных волос... Этот случай объясняли неточным выстрелом именно пули дум-дум.
В тот день, когда мы искали голубятника, со мной приключилась большая неприятность. Покидая баррикаду, я должен был также согласно приказу передать мою винтовку тому, кто пришел мне на смену. Ну что ж, ничего не поделаешь – ведь оружия для всех не хватает – но как прекрасно было иметь свою собственную винтовку!
Это произошло вскоре после запланированной командованием батальона атаки на Комендатуру Полиции на Краковском Предместье. Наше отделение было в резерве. Вечером началась операция, а мы постепенно продвигались за наступающим отрядом. Уже не помню, как развивались события. Помню только, что 23.08 в 13.00 - 14.00 мы с "Виром" оказались в книжном магазине возле костела святого Креста [пункт 30]. Поскольку там были также ноты, мы занялись "спасением" значительного их количества. Соседний костел уже начинал гореть, поэтому света было в избытке. На квартиру мы притащили по полмешка нот каждый.
Единственная проблема у меня была с "Виром", поскольку он, романтик и музыкант одновременно, уперся, чтобы спасать из огня сердце Шопена, находившееся в том костеле. Надо было силой удерживать его, чтобы он не полез в огонь. Подействовало лишь внушение, что сердце Шопена наверняка уже спрятали от немцев.
Януш Хамерлиньски
редакция: Мацей Янашек-Сейдлиц
перевод: Катерина Харитонова
Януш Хамерлиньски, род. 02.07.1926 в Варшаве рядовой Армии Крайовой псевдоним "Морски" III отделение, 165 взвод рота "Серые Шеренги" батальон "Килиньски" |
Copyright © 2015 Maciej Janaszek-Seydlitz. All rights reserved.