Януш Хамерлиньски,
род. 02.07.1926 в Варшаве
рядовой Армии Крайовой
псевдоним "Морски"
III отделение, 165 взвод
рота "Серые Шеренги"
батальон "Килиньски"
Свидетельства очевидцев Восстания
Воспоминания Януша Хамерлиньского – солдата батальона АК "Килиньски"
Солдатская жизнь
|
|
После первой фазы боев в окрестностях площади Наполеона воцарилось спокойствие. Поэтому мы могли посвятить себя ... гарнизонной службе. Квартиры, как уже было сказано, у нас были хорошие. Большое светлое помещение, куда мы притащили топчаны. Мы спали там всем отделением вместе с командирами звеньев, однако без подхорунжего "Троцкого", который квартировал вместе с командиром роты.
На питание мы также не жаловались. Ежедневно мы получали черный (эрзац) кофе с хлебом и мармеладом. Обеды были разные, однако преобладали макароны. Еду подавали в столовой [№ 20 на плане] так называемые пежетки. Очень милые и культурные пани. Время от времени в столовой также выступали варшавские артисты, даже певцы. К сожалению, я не могу вспомнить ни одной фамилии.
Информационный голод мы успокаивали, слушая лондонское радио, а также читая обильно издаваемую местную прессу самых разных организаций. Однако радио быстро нам наскучило, особенно неприятно было слушать мрачный хорал: "С дымом пожаров..."
Местная пресса была гораздо интереснее, потому что изобиловала множеством актуальных новостей, в том числе конечно сводок и репортажей с отдельных участков боев на баррикадах и осажденных немецких объектов. Прессу также иллюстрировали фотографические снимки. Вокруг вообще роилось от фоторепортеров. В мундирах и без мундиров. Они лазили всюду и щелкали интересные события или группы солдат. Как правило, они находили много желающих позировать. Однако я сторонился объективов, о чем сейчас, рассматривая такие снимки, немного жалею.
Солдат должен быть чистым. Пыль от разрушенных домов оседала изрядным слоем на мундирах, лицах и руках. Где мы мылись, я не помню. Однако помню, что в августе, кажется, дважды нас водили колонной (с полотенцами) в какую-то баню на улицу Хмельную.
"Духовная" жизнь была представлена участием в полевых мессах на территории Почты (в столовой). Принуждения не было. Кто хотел, тот шел также на исповедь и причастие. Раз я видел на улице Варецкой епископа (двусложная фамилия – Станислав Адамски) в полном литургическом облачении, который шел вместе со свитой в сторону площади Наполеона и часто останавливался. Он разговаривал с прохожими и благословлял их.
Связь с семьей обеспечивали телефоны (немцы быстро их отключили, потом не стало электричества), а также харцерская почта.
Часто товарищи получали увольнительные и навещали родных по месту жительства – конечно, если район не был отрезан от повстанцев. Я совершил такую "вылазку" к Отцу на улицу Смольную. Чтобы придать себе боевой вид, я одолжил у товарища Шмайсер, у другого винтовку и две противопехотные гранаты и пошел с визитом. Винтовка на плече, пистолет в кобуре, гранаты за поясом и Шмайсер в руках. Вот презентация собственного вооружения.
Все хорошо, Папа! Уже скоро!
Я шел по улице Варецкой на другую сторону Нового Свята, потом первый переулок направо и возле теннисных кортов (катка) вышел на тылы улицы Смольной.
У Отца я разыгрывал героя и спрашивал, что слышно на Смольной? Тогда Отец привел меня в какую-то квартиру со стороны фасада и предложил осторожно выглянуть с балкона на улицу – я остолбенел! По улице ходили, выпрямившись, немецкие патрули (а я один).
Это интересно еще и потому, что по дороге я не видел никаких повстанческих постов. Целый квартал был на нейтральной полосе! Я предусмотрительно отступил из этого дома.
"Гарнизонную" жизнь мы разнообразили стрельбой... в цель. Насколько, насколько позволял запас патронов, мы испытывали ручное оружие во дворе Почты. Однажды вместе со "Щербой" (Добрацким) мы начались стрельбу на расстояние 10 м из собственных пистолетов - "семерок". Мой вальтер стрелял прекрасно, рассеивание было незначительным, однако не все пули попали в цель (нарисованную мелом на стене здания).
Как выяснилось уже после капитуляции, виноваты были старые польские боеприпасы, потому что фасованные немецкие стреляли хорошо. Зато у "Щербы" был какой-то другой, очень плоский пистолет со странными кнопками на каретке затвора. Во время стрельбы я стоял справа от него. "Щерба", выстрелив несколько раз, опустил пистолет (руку с пистолетом) вниз вдоль бедра и тогда ... в бетон возле моей ступни пошла очередь. Тогда мы догадались, что одна из этих кнопок переключала на непрерывный огонь – чего от "обычного" пистолета мы не могли ожидать. Это был пистолет гестаповца.
Самым боевым видом отличались "Смуга" (Ольгерд Михаловски) и подхорунжий "Рубака" (Станислав Трошок - брат "Троцкого"). Оба одеты в пантерки (редкость в Средместье) и с автоматами в руках. На головах стальные шлемы. Они редко бывали на квартире, потому что "Рубака" выполнял обязанности командира звена (II-й взвод ударной роты) и постоянно находился на боевом посту на улице Крулевской, "Смуга" же любил открытое пространство. Он терпеть не мог зданий во время бомбежек и постоянно сбегал на какие-то операции.
С бомбежками действительно было плохо. Сначала Мессершмитты атаковали нас легкими бомбами, которые не причиняли существенного вреда. Однако потом в бой пошли Ju-87 "штукасы" (Sturzzkampfflugzeug) и с небольшой высоты или на бреющем полете, никем не тревожимые, метко бросали бомбы. Такой цирк над улицей Крулевской мы могли часто наблюдать с улицы Варецкой. В конце концов, пришла и наша очередь.
Налеты чаще всего заставали меня в помещении швейцарской [№ 17 на плане], где я исполнял обязанности начальника караула, расположившись в другом помещении на удобном кожаном кресле возле массивного письменного стола. "Исполнение служебных обязанностей" заключалось также в том, что часовые или патрули приводили ко мне "подозрительных" личностей с целью подробного выяснения, почему они передвигаются без требуемых документов. Беседы время от времени бывали бурными, но не могу припомнить случая, чтобы они плохо закончились для задержанного. Мы просто освобождали их с предупреждением, что "если еще раз, то..."
Налетам мы, как правило, не придавали значения, доверяя толстым, прочным стенам и перекрытиям. Однако из осторожности во время налета я подходил к двери в несущей стене, держа голову в дверном проеме. Все же это как бы дополнительное перекрытие.
Где-то около 10 августа, кажется, как раз в полдень – налет. Конечно, предупредительных постов не было, слишком маленькое расстояние. В этой ситуации каждый налет, особенно с небольшой высоты, был неожиданностью.
Этот налет застал меня и "Щербу" в первом помещении караульной. Мы слышали вой моторов и свист первых бомб. Инстинктивно вместе со "Щербой" мы съежились в дверном проеме входной двери.
Внезапно оглушительный грохот; что-то падает на голову – и нас окутывает тьма. Волосы встают дыбом – нас засыпало!!! Однако мы по-прежнему стоим, судорожно вцепившись друг в друга. В ушах глухой грохот, но тьма вроде бы не такая густая. Да! Уже становится светлей!
Это была только кирпичная пыль. Теперь ходу отсюда ... Немного наощупь мы выбираемся на улицу, а поскольку над головой еще слышен рев моторов, мы вбегаем в подвал известного нам дома на улице Варецкой.
Там в присутствии угрюмых жителей мы переждали налет. Возвращаемся в караульную, а тут сюрприз: нет ни одной двери. Первое помещение засыпано обломками – а второе, там, где я руководил?
Можно посмотреть: стол и кресло переехали этажом ниже - в подвал, их накрыли огромные глыбы железобетона от потолочных плит. Теперь мебель уже не казалась мне такой удобной. Но где теперь будет находиться ясновельможный пан начальник караула?
Поэтому я иду к командиру роты [№ 21 на плане] – кажется подхорунжему "Сохе" и докладываю, что покинул пост. К моему изумлению, не только он сам, но и все присутствующие разразились громким и неудержимым смехом. Что происходит? Я докладываю, что караульная разрушена. А что с твоим шлемом? Ну что ж, ремень согласно уставу застегнут под подбородком, на голове только кожаная подкладка шлема – и ни следа самого шлема! Этот мой неуставной наряд, кажется, больше всего запомнился штабу роты, если говорить о каких-либо воспоминаниях касательно "Морского"'. Nota bene: в то время меня освободили от дальнейшей караульной службы. Шлем сорвало взрывной волной – или как?
Януш Хамерлиньски
редакция: Мацей Янашек-Сейдлиц
перевод: Катерина Харитонова
|
Януш Хамерлиньски, род. 02.07.1926 в Варшаве рядовой Армии Крайовой псевдоним "Морски" III отделение, 165 взвод рота "Серые Шеренги" батальон "Килиньски" |
Copyright © 2015 Maciej Janaszek-Seydlitz. All rights reserved.