Улица Килинского до 13 августа

         На улице Длугой встречаю мою знакомую из Саской Кемпы, Зосю Мартенс. Направляется за каким-то отрядом. Наши пути расходятся. У нас нет времени, чтобы обменяться несколькими словами. Здороваемся и прощаемся улыбкой. В голову мне не приходит, что это последняя улыбка Зоси, которую я сохраню в памяти, не предчувствую, что в очень короткое время после нашей встречи она погибнет.
         В послеобеденное время, около 17 до нас доходит сенсационное известие, что наши взяли танк на Замковой Площади. Мы в квартире, на первом этаже дома Килинского 1. Выбегаем на балкон, проталкиваемся к окну. Замечаем едущую через Подвале от Нововейской танкетку. Она все ближе. Бело-красный флаг реет над ней. Толпа людей выходит на улицу. Передается общий энтузиазм, радость. Танк доезжает до баррикады на углу Подвала и Килинского. Карабкается вверх. К сожалению, препятствие слишком высоко, останавливается. Люди немедленно разбрасывают с одной стороны тротуарные плиты, из которых сделана баррикада. Еще одна проба, в тот раз законченная успешно. Проезжают. Они еще под нашим балконом. Сверху мы замечаем сидящих харцеров. Среди них десяти-двенадцатилетние мальчики в харцерских мундирах, с повстанческими повязками на плечах. Поворачивают в Килинского в направлении Длугой. Мы кричим от радости, махаем им руками, посылаем поцелуи. Останавливаются у соседнего дома. Механизм, наверное, отказал, потому что ведущий выпрыгивает из танка. Мы видим, как он что-то делает. Вокруг него собирается толпа людей, вышедших на улицу. Толпа растет, расширяется. Старые, молодые люди, дети бежат по улицам. Каждый хочет подойти как можно ближе, воочно убедиться, что успех – самый настоящий факт, а не выдумка, „утка”, пущенная для поддержания духа.
         Красивое, жаркое, солнечное послеобеденное время. Толпимся на балконе. Я стою как можно ближе бетонной балюстрады, рядом с „Янкой”. Все замечательно вижу.
         Вдруг, в одно мгновение в глазах появляется огонь… духание останавливается, оглушена падаю на землю. Остатками сознания осознаю: это конец. Какой-то снаряд должен был попасть… Умираю… Последние мысли посвящены матери. Проходят секунды или минуты, теряю чувство времени. Раздирающие, отчаянные крики, переходящие в звериный рев, визг, стоны людей, разорванных в клоки восстанавливают мне сознание.
         Лежу поваленная каким-то ужасным дуновением в скопищи людей,которые еще перед моментом стояли рядом со мной. Чувствую, что кто-то карабкается из-под меня, выползает в квартиру. Становлюсь на колени. Мои руки, ноги лепкие от крови. Юбка спереди изорвана в клочки. Не чувствую боли. Разве это не моя кровь? Встаю. Делаю шаг. Мне трудно поверить, что со мной ничего не случилось, я даже не раненая. Мы собираемя в квартире от двора. Если это „шкаф”, значит, будут следующие взрывы.
         Кватрира разрушена, застелена щебенью. Двери и окна вырваны из косяков. На полу и оборудовании разбитое стекло. На веревках, на которых мы сушили белье, висят человеческие лоскуты. Раненые „Ися” и „Шпак” (Ханна Клопотовска-Павловска). Не могу дождаться „Янки” и „Оли-Оли” (Александра Петражицка). Они стояли рядом со мной. Выбегаю на балкон. Почти оступаюсь на окровавленном человеческом туловищи без головы и конечностей, выброшенным здесь силой взрыва.
         Бетонная балюстрада нашего балкона была сметена. Девушки могли упасть вниз. Вид такой страшный, что отнимает всякую смелость. Доходят крики раненых, отчаянные езывания маток, искающих своих детей невыносимы. Отступаю в квартирку санитарок, относительно мало разрушенную. Там уже действует группа наших спасшихся санитарок. Делаю перевязки. Я к ним присоединяюсь. Я очень взволнованная. Дрожащими руками промываю кому-то глаза пикриной вместо риванола и удивляюсь, что он кричит.
         Через окно вижу, как во дворе роют общие могилы. Человеческие останки носят иногда в ушатках. В воздухе носится тошнотворный, ужасный запах сгоревшего тела. Выяснилась причина трагедии. В трофейном танке находился предательский заряд тротила со взрывом неслыханной силы.

Останки розорванного Боpгварда (фoтo: Л. Ceмпoлинcки)

         Тела, а скорее лоскуты тел хороненные в вырытых могилах на Килинского 1. Там возникло маленькое кладбище. Через окно я видела Отца Ростворовского, который прощал этих умерших. Это ужасная трагедия. Человек получил обухом по голове. До 13 января я непосредственно не столкнулась с такой трагедией. Я совершенно упала духом. Но надо было как-то прийти в себя, санитарки были нужны.
         Ночую в комнате от двора вместе с ранеными „Янкой” и „Исей”. Трудно заснуть. Это ночь сбросов. Союзнические самолеты летают очень низко. Немецкая оборона необычная. Небо ясное как днем от рефлекторов и световых снарядов. Канонада противовоздушного ружия продолжается непрерывно до рассвета. Утром я узнаю, что один из союзнических самолетов упал на Медовой.

Барбара Ганцарчик – Петровска

oбработал: Мацей Ианашек-Сейдлиц

перевод с польского языка: Марта Будаш

Барбара Ганцарчик-Петровска род. 18.03.1923 в Варшаве санитарка АК пс. „Паук” второй взвод ударной компании харцерский батальон АК „Вигры”

Copyright © 2012 Maciej Janaszek-Seydlitz. All rights reserved.