Свидетельства очевидцев восстания

Воспоминания Ежи Лисецкого, псевдоним "2422", "Ежи II", солдата двух повстанческих батальонов "Ручей" и "Харнась"

Ежи Лисецки,, род. 22.08.1923, Варшава старший стрелок Армии Крайовой, псевдоним "2422", "Ежи II" батальон "Ручей", рота "Тадеуш Черный", взвод "Орлик" батальон "Харнась", рота "Геновефа", взвод 138

         Прошло несколько дней. 1 августа, в 9.00 утра мы с братом отправились к Хылиньским на Жолибож. Они были в "Коште" – очень хорошо вооруженной роте охраны штаба варшавского АК, которая вошла потом в состав Группировки "Барткевич". Мы не застали их дома. Поэтому мы заглянули к нашим симпатиям – сестрам-близнецам Барбаре и Дануте Колодзейским. Они, однако, заявили, что очень спешат куда-то. Как мы потом узнали, они были санитарками в "Змее" у "Живителя".
         В данной ситуации мы решии вернуться домой. Было примерно 13.00. Судьба была к нам милостива, без проблем мы переехали трамваем через виадук над железнодорожными путями. В 14.00 на Жолибоже началась стрельба, после которой немцы перекрыли виадук, отрезая Жолибож от Средместья. Группа повстанцев, перевозивших оружие, вступила в схватку с немецким патрулем. Таким образом началось Восстание на Жолибоже.
         Мы вернулись домой, там нас ждало известие, что мы должны немедленно явиться на Фабричную. Связная сообщила маме номер дома и квартиры, куда мы должны явиться. Мы только съели приготовленный мамой суп и согласно приказу отправились на улицу Фабричную на Чернякове. Там мы узнали о Восстании.
         В квартире было несколько человек. Мы должны были выходить по одному, каждые 15 минут. Первым вышел брат, потом несколько ребят, я вышел последним. Мне надо было явиться на улицу Маршалковскую угол Сенкевича. Как я позже узнал, там концентрировалась рота "Гражина" нашего батальона "Густав". Брат должен был идти на Коперника. Во время Восстания у него был псевдоним "Пистолет", наверно от парабеллума, счастливым обладателем которого он был.
         У меня не было часов, но я не слишком спешил. Трамвая не было, поэтому я пошел пешком по улице Гурнослёнской. На Гурнослёнской, недалеко от Вейской, было женское общежитие, которое заняли немцы. На улице стоял немецкий автомобиль, возле которого возился какой-то солдат. Была прекрасная солнечная погода.
         Я шел дальше в сторону Маршалковской. Выйдя на Пиуса, я миновал Маленькую ПАСТу и дошел до трамвайной остановки на Маршалковской угол Пиуса. Я долго ждал трамвая, который не приходил, а потом решил идти дальше пешком в сторону Сенкевича.
         Я миновал Вильчую и тогда услышал отдельные выстрелы. Я начал раздумывать, что сделать в этой ситуации. Стрельба усиливалась. Я вспомнил, что на Кручей, угол Вильчей живет командир моего отделения (к сожалению, не помню его фамилии, кажется, он был родом из Легионова). Я вернулся на Вильчую и добежал до его дома. Я вбежал на шестой этаж. Квартира была заперта, там никого не было. Я сбежал вниз. В воротах толпились ребята.
         Стрельба все усиливалась. Я увидел, как посреди Кручей на велосипеде едет человек с повязкой на руке. На улице остановился немецкий легковой автомобиль - Opel Olimpia. Из него выскочили майор Вермахта и солдат-водитель, и оба они побежали в дом напротив. А на нашем большом дворе собралось человек 20, которые сказали, что началось Восстание.
         Я сориентировался, что это какой-то организованный отряд, подошел к ним и сказал: "Старший стрелок явился!". Они сказали мне: "Идем с нами!" И, как оказалось, я попал в ряды батальона "Ручей", того, в котором я начинал свою подпольную деятельность.
         Я рассказал ребятам о тех двух немцах, которые спрятались напротив. Они побежали туда и через минуту привели разоруженного немецкого майора и его водителя.

         Так уж пожелала судьба, что время Восстания я провел в двух батальонах. Когда оно началось, я не успел добраться до своего батальона "Густав". Долгое время у меня не было контакта с братом. Совершенно случайно я попал в "Ручей" в Южном Средместье. Половина его 135 взвода это были мои товарищи из гимназии Гурского. Группа, к которой я присоединился, входила в состав 139 взвода. Я взял псевдоним "Ежи".
         Мы узнали, что часть батальона отправилась атаковать посольство Чехословакии на Кошиковой 18. Мы хотели к ним присоединиться, но со стороны Маленькой ПАСТы на Пиуса был очень сильный обстрел. Просто невозможно было высунуться, на тротуаре уже лежало несколько трупов. Это было хорошо видно, потому что расстояние было невелико, каких-то 100 метров. К тому же был убит водитель цистерны с бензином на пересечении Пиуса и Мокотовской. Вся цистерна была разбита. Бензин горел, вокруг пламя и стрельба. Перебежать всей группе, примерно 20 ребятам, было очень трудно. Мы должны были ждать до вечера, когда стрельба немного успокоилась.
         Стемнело, и тогда мы по очереди перескочили через улицу в сторону посольства. Мы перескочили через Красивую и добрались до Кошиковой. Там мы присоединились к отряду. Не обошлось без жертв, один или два человека были ранены.
         Посольство было уже захвачено, мы взяли в плен примерно 80 власовцев. Это были калмыки, немного украинцев и несколько немецких офицеров. Больше всего было калмыков, я разговаривал с ними по-русски, этот язык я выучил дома. Мы прекрасно довооружились, захватили много оружия, примерно 70 автоматов, боеприпасы. Мало того, там мы захватили бронеавтомобиль и два автомобиля с продовльствием, консервами и одеждой.
         Я дополнительно добыл бинокль, ракетницу с двумя патронами, замечательное американское трехдиапазонное радио. Видимо, оно принадлежало какому-то офицеру. Кроме того я получил Стэн и 4 магазина, а также несколько немецких гранат.
         После немцев, которые пошли в плен, остались упакованные ранцы. Мне выдали солдатский ремень с надписью "Gott mit uns" ("С нами Бог"), немецкую рубашку и пиджак, а также офицерский плащ. Потом я пробовал стереть с ремня надпись, носил его пряжкой вниз.
         К сожалению, утром нам пришлось отступать. Мы хотели забрать с собой бронеавтомобиль, но нам помешали уже построенные баррикады. Не знаю, что потом случилось с этим автомобилем.
         Среди отступающих кроме меня было еще двое новичков. Один из них погиб в бою. Его товарищ попросил помочь похоронить его. Рядом был проход в Швейцарскую Долину, где до войны было кафе, а зимой каток. Там мы выкопали яму, похоронили убитого, на могиле поставили крест из досок.
         Вечером отряд отступил из посольства и остановился на перекрестке Кручей и Вильчей, где были наши квартиры, напротив того места, где для нас началось Восстание. Там был весь наш 139 взвод и остатки роты "Тадеуш".
         Началась нормальная служба, в том числе охота на "голубятников" (немецкие снайперы, стрелявшие с верхних этажей). Нам сообщили пароль, в течение двух-трех дней мы лазили по чердакам, пытаясь поймать немецких снайперов, которые сильно портили нам жизнь. К сожалению, нам не удалось поймать ни одного.
         5 августа была атака на Маленькую ПАСТу на Улице Пиуса. Маленькая ПАСТа – это центральная телефонная станция, которая находилась на улице Пиуса. Это было большое здание, граничащее с соседними зданиями со стороны улицы Кошиковой. Там находится Варшавская Библиотека. В атаку пошел весь наш взвод.
         Мы поднялись, кажется, на пятый этаж. Там было пробито отверстие, через которое раньше прошли двое повстанцев, в том числе поручик Стоевич, которые были убиты. Когда через какое-то время повстанцы захватили Маленькую ПАСТу, они нашли там тела убитых товарищей.
         Возле отверстия мы оставили одного из наших солдат, а сами поднялись этажом выше, на чердак. На чердаке были маленькие окошки по размеру кирпича, дымоходы, откуда было видно флигель телефонной станции, где были немцы. Нашим заданием было держать их под обстрелом.
         Я осторожно выставил мой Стэн и наблюдал за ситуацией. Внезапно я увидел в одном из окон напротив немцев и пустил в них очередь из автомата. Не знаю, каков был эффект моей стрельбы. Наверху, на крыше, был с одним из солдат наш командир, взводный подхорунжий Госевски, псевдоним "Радлич". Я познакомился с ним на Белянах, в парке во время соревнований по баскетболу. Там играли старшие ребята, даже во время оккупации организовывались соревнования, чемпионаты Варшавы.
         У Госевского был ППШ. Он, так же, как и я, наблюдал за ситуацией через окошко на чердаке. Внезапно кто-то закричал, что застрелили взводного Госевского. Двое ребят поднялись на крышу и снесли убитого вниз. Оказалось, что у него была прострелена голова как раз под шлемом. Видимо, в него стрелял снайпер.
         Через минуту я несколько раз выстрелил из Стэна, потом перешел к другому окошку, чтобы сменить позицию. В тот момент, когда я вытащил из отверстия дуло автомата, немцы пустили очередь в мою сторону. Видимо, немец попал в соседнее окошко, потому что на меня посыпались осколки кирпичей. Рукой я почувствовал кровь. Наверняка это был тот самый шваб, который убил нашего командира. Я чудом избежал смерти.
         Я дружил с младшим братом взводного. Его не было во время смерти брата, но он был на похоронах. Мальчишке было лет 15-16, он был связным. Бедняга, он сильно плакал на похоронах брата.

         Потом началась обычная служба; я стоял на баррикаде. Днем мы проверяли пропуска. Был такой случай, когда я остановил трех каких-то типов с повязками, штатских, для проверки пароля. Я сказал: "Стоять, подойти для сообщения пароля", а они: "Что вы к нам пристаете?". Я ответил: "Потому что вы, панове, мне не нравитесь!". Они достали документы, и оказалось, что это какие-то офицеры. Они спросили, откуда я. Я сказал им, но они ничего мне не сделали.
         Мы занимали разные позиции. Помню улицу Натолинскую, которая какое-то время была нейтральной территорией. Мы заняли ее, в соседних домах не было ни души. Потом уже можно было ходить пробитыми в подвалах между домами ходами, а не по тротуару. Надо было быть внимательным, потому что обстрел был очень сильный.
         Как-то мы с товарищем заняли здание, оно было совершенно пустое, чердак горел. Какой-то командир приказал спасать дом. Он велел собрать всех местных жителей. Нашлись какие-то мужчины и ведрами с водой начали гасить пожар.
         Пользуясь тем, что у меня есть радио, я старался сориентироваться в ситуации. В свободное время я ловил повстанческое радио "Молния" и слушал сообщения. 7 или 8 августа я услышал, что во время пожара в доме на Крулевской 27 отличился комендант ПВО, вроде бы даже сообщили его фамилию. Мое сердце забилось, ведь это был мой дом. Через день или два я явился к командиру и попросил дать мне пропуск. Я хотел увидеть, что там происходит на Крулевской 27 и что с моей семьей. Командир согласился, не требовалось даже специального пропуска.
         Два дня спустя, когда стемнело, мне сообщили пароль, и я пошел по Кручей прямо к Иерусалимским Аллеям. Ежеминутно меня останавливали: "Стой, пароль!". Я, конечно, говорил, потом спрашивал отзыв. Помню, что пароль был: "Кирка" а отзыв: "Кельце". Так я дошел до Иерусалисмских Аллей. Там надо было спуститься в подвал. Где-то в стене было огромное отверстие, и там возле телефона с ручкой был пост. Я сказал пароль. Они спросили, могут ли пропустить одного и получили согласие. Я получил разрешение. Они сказали мне: "Готовься, парень, как только мы дадим знак - беги". Мне казалось, что ширина Аллей была с полкилометра. Под ногами было стекло, я поскользнулся и едва не упал. Но я бегал лучше всех в классе и через полсекунды был уже на другой стороне. Тогда еще не было никакого рва поперек улицы, только потом его сделали. Надо было перебегать поверху.
         Получилось, я попал на другую сторону и пошел на Крулевскую. Я медленно шел по улицам. Все время: "Стой, пароль". Я добрел до Кредитовой. Уже светало, было около 4 утра. Крулевская была на линии фронта, в Саксонском Саду были немцы.
         Я увидел повстанцев, подошел к ним и сказал, что хочу попасть на Крулевскую 27. Там был пост ПВО, были два двора, это был большой каменный дом. В подвалах был проход в соседний дом, и можно было пройти на Кредитовую.
         Я сказал, что хотел бы попасть на Крулевскую, потому что там живу. Они в ответ: "Парень, туда уже незачем ходить, там все сгорело. Там уже нет Крулевской". Я не хотел в это поверить и настаивал, они предупреждали, что меня могут засечь швабы.
         У меня была с собой ракетница и немного патронов. Стэна я оставил, он был служебный. Но я взял с собой немного патронов семерок. Я думал, что отдам их брату. Я увидел, что у одного из ребят семерка и отдал ему эти патроны. Он был мне очень благодарен и немного проводил меня, потом сказал: "Дальше иди сам". Они туда не ходили, был только выставлен пост, 4 или 5 ребят.
         Я вошел в дом с черного хода. Помню, что там была целая дверь и деревянная лестница, но под ногами зияла пустота, пепелище. Я отступил и спросил солдат, не знают ли они, где жители этого дома. Один из них сказал, что напротив, на Кредитовой, живут люди. Там, кажется, есть комендант ПВО, который видимо там живет.
         Я пошел туда. Уже начинало светать. Я увидел, что во дворе на шезлонге кто-то лежит. Я подошел ближе и увидел, что человек не спит. Я спросил его, жил ли он на Крулевской 27. Он ответил утвердительно и сказал, что был там комендантом ПВО. Я рассказал ему, в чем дело. Он ответил, что знает моего отца, который был его заместителем, и сказал, что родители теперь живут на улице Свентокшиской 30, напротив небоскреба.
         Я пошел на Свентокшискую. Было довольно светло – четыре или пять утра. Я сел перед домом, из него никто не выходил. Наконец на первом этаже открылась дверь и вышла наша служанка Франечка. Мы поцеловались, потом она отвела меня к родителям. Все еще спали, но через минуту меня ждало горячее приветствие. С родителями жили еще супруги Борович, соседи с Крулевской.
         Родители сказали мне, что брат находится на Чацкого, угол Траугутта. Я пошел туда и нашел его в большом помещении, где вместе с другими брат занимался строевой подготовкой. Когда он меня увидел, то вышел оттуда, и мы сердечно поздоровались. Потом мы долго разговаривали. Я узнал, в каком он отряде, дал ему немного боеприпасов и ракетницу. Потом я вернулся в свой отряд. Впоследствии я навещал брата еще пару раз.
         В "Ручье" стало оживленнее. Нас высылали в разные места. Батальон "Ручей" занимал территорию примерно от Кошиковой до Натолинской, от Натолинской до площади Спасителя, от площади Спасителя через Маршалковскую до Пиуса, от Пиуса до Вильчей, оттуда до Иерусалимских Аллей.
         Как-то раз нам велели готовиться к отражению атаки танков, которые въехали в Уяздовские Аллеи. Потом боевую готовность отменили. Танки или прошли, или не пришли. Мы также были в Швейцарской Долине. Швейцарская Долина была большим объектом, тянулась, наверное, метров на двести. С противоположной стороны она доходила до улицы Шопена, а там уже были немцы. Как-то там дошло до перестрелки между мной и пытающимися пройти немцами.

         Я решил вернуться в свою первоначальную часть, в "Густава". Я явился к командиру, меня не хотели отпускать. Командир, кажется поручик "Черный", спросил: "Парень, тебе что, плохо у нас?" Я ответил: "Пан поручик, там мои товарищи". Есть даже такой Бюллетень с приказом "Ручья", что стрелок "Ежи" переходит в "Густав".
         В "Ручье" меня понизили до рядового. Я сдавал экзамены, и у меня было удостоверение старшего стрелка, для меня это было важно. Ничего не поделать, я ничего не мог предпринять. Я попрощался с товарищами.
         Помню, что это было, кажется, 18 августа, я получил пароль, и в сумерки мне было приказано идти в руины. Мы уже раньше оставили чехословацоке посольство на Кошиковой, обстреливаемое и частично разрушенное танками. Там была брешь на улицу Кошиковую и дальше в сторону Уяздовских Аллей. Служебный автомат я сдал раньше. Мне дали винтовку и приказали наблюдать, не атакуют ли немцы. Мне сообщили пароль и сказали, что в двенадцать кто-то придет сменить меня. Ему я должен оставить винтовку, а потом уже могу идти в "Густав".
         Так и произошло. Ночью над головами шум, очень сильная стрельба. Я увидел только тени. Над сорванной крышей был виден кусочек неба. Это были сбросы над Варшавой. Они немного поправили наше настроение.
         Я покинул эту позицию и снова пошел через Иерусалимские Аллеи. Было немного легче, часть дороги шла в траншее. Копать дальше мешал железнодорожный туннель, надо было бежать поверху. Несмотря на обстрел, я в очередной раз смог пробежать на другую сторону. Через несколько минут я присоединился к роте "Геновефа" на углу Чацкого и Траугутта.
         Брат был в здании МСК (Муниципальная Сберегательная Касса) на углу Свентокшиской и Чацкого. Ребята захватили казармы "синей" полиции на Теплой, и весь отряд был одет в одинаковые черные мундиры. В здании были такие комнатки для кассиров. Одну из них мы получили на троих: для нас с братом и его товарища.
         В "Густав" я пришел без оружия, Стэн надо было оставить в "Ручье". Я получил советский пистолет TТ, патроны как для ППШ. Я положил его в карман немецкого офицерского плаща, который носил с тех пор, как мы захватили посольство Чехословакии. На следующий день была атака на Комендатуру полиции и костел Святого Креста. Брат с товарищами хорошо знали территорию, все садики, развалины и уголки. Поэтому он должен был идти в атаку, а я должен был остаться на позиции, защищая здание МСК. Окна МСК выходили на Академию Искусств. Там уже были немцы, это была пограничная линия.
         Погода была не слишком хорошая, моросил дождь. Брат попросил одолжить ему мой плащ. В принципе, это была не слишком хорошая идея, потому что кто-нибудь из повстанцев мог бы принять его за немца, однако я согласился. Я сказал, чтобы он пошел в нашу комнатку и взял его. Брат надел плащ, в этот момент раздался страшный грохот, и он упал. Я подбежал к нему и услышал, как он кричит: "Нога, нога!".
         Позже я вспомнил, как брат говорил, что напротив нас немцы. Поэтому я дослал патрон в патронник TT, который был спрятан в кармане плаща, и забыл поставить пистолет на предохранитель. У TT сзади есть ударник. Когда брат взял плащ, пистолет выстрелил, пуля ранила его в ногу. Братом занялись санитарки, его забрали в госпиталь.
         Таким образом, Конрад не принимал участия в атаке. Костел и почта были захвачены повстанческими отрядами. Немцы вызвали на помощь броневойска. Со стороны Университета на улицу Траугутта въехали два танка или бронетранспортера. Для борьбы с ними мы использовали бутылки с бензином и гранаты собственного производства, часто в носке, наполненном какими-то металлическими обрезками, гвоздями, с взрывателями, которые надо было потереть, и через 4-5 секунд граната взрывалась.
         Затаившись возле окон, мы подождали, чтобы броневик подъехал ближе, и тогда бросили в нее бутылки с бензином и гранаты. Помню, мне удалось попасть в бронеавтомобиль, который загорелся. Поврежденный, он остался на месте. Я видел его еще зимой 1945 г., после освобождения Варшавы. Только позже его убрали.
         В боях за Комендатуру Полиции также принимал участие отряд "Кошта", к сожалению, уже без Юрка Хылиньского (того, который продал брату парабеллум). Юрек погиб в первый день Восстания, пребегая через Банковую площадь. После захвата Комендатуры все довооружились.

         Потом началась служба в МСК. Кажется, это было 24 августа. Там проходила линия фронта. Во дворце Рачиньских, где теперь находится Академия Искусств, были немцы. Немецкие позиции были в саду. С крыши МСК была видна Площадь Пилсудского и пробегающие там немцы. Я лежал с винтовкой на крыше под прикрытием двери. Это была сомнительная защита, особенно от летающих над нами самолетов. Нам было запрещено стрелять в немцев на Площади Пилсудского. Спустя годы я узнал о причине запрета: просто надо было беречь боеприпасы. Из винтовки можно было стрелять максимально на расстояние 120 м, а до Площади было 200-300 м.
         2 сентября была неудачная атака на Университет. "Крыбар" атаковал от Повислья, а мы со стороны Дворца Сташица. Была сильная перестрелка, обстрел, бомбежки, просто ад. Атака не удалась. Потом мы постоянно стерегли улицы в том районе.
         Несколько раз я навещал брата в госпитале. Вся нога у него была в гипсе. Несколько раз его переносили из госпиталя в госпиталь. Сначала он лежал в нашем головном госпитале на Чацкого, потом его перенесли на Бодуэна и на Ясную. Там он лежал на шестом этаже в палате для инфекционных больных. Кажется, у брата была дизентерия. Возле него была мама.
         Я решил забрать его оттуда. На Монюшко угол Маршалковской у "Кошты" был свой небольшой госпиталь. Я побежал к товарищам из "Кошты". На месте я застал Тадеуша Сулиньского, который принимал участие в атаке на ПАСТу и Юрка Хылиньского. Мы положили брата на носилки и перенесли его в госпиталь "Кошты" на Монюшко. Там я попрощался с братом и вернулся в МСК. Это было 2 сентября. Я еще несколько раз навещал брата в госпитале, это было близко.
         6 сентября начался ад. Улицы выглядели так же, как на Старувке. Немцы начали атаку на Повислье. Было уже темно, кажется 22.00, когда у меня на квартире появился отец. У него был очень хороший пропуск из Главного Командования АК из Санитарного отдела. Он заботился о рентгеновских аппаратах в повстанческих гопиталях и мог пройти практически всюду. Он знал всех врачей, полковников.
         Отец сказал мне, что в квартире на Свентокшиской нашел записку от мамы, которая писала, что брата забрали в госпиталь на Древняную на Повислье, и что она там вместе с ним. Отец немедленно отправился на Древняную, но дошел только до Коперника угол Тамки. Там его задержали и сказали, что дальше идти нельзя, что в нескольких десятках метров там уже немцы. Этот факт привел нас в замешательство. Мы были очень обеспокоены и совершенно не могли понять, зачем надо было переносить раненого Конрада в госпиталь на Древняную.

Записка Надеи Лисецкой мужу на обратной стороне старого рецепта

         Здание МСК было разрушено во время тяжелых боев, крыши уже не было. Мы стояли в окнах высокого первого этажа. Немцы без перерыва палили из гранатометов. Внезапно я услышал грохот и увидел, что у меня из подбородка льется кровь. Санитарки немедленно замотали мне всю шею, повязка сразу же пропиталась кровью. Наш головной госпиталь был уже ликвидирован, там лежали только 20-25 раненых, возле которых были 2 или 3 наши санитарки. Меня отправили на Хожую 8, чтобы там вынули осколок. Я пошел туда поздней ночью. Дошел до Аллей, там очередь. Поскольку я был ранен, меня пропустили. Я пришел на Хожую, и утром у меня вынули осколок. Врач сказал: "Ну парень, ты везучий, сантиметр или два в сторону и ты бы не выкарабкался". Я даже оставил осколок на память, но потом потерял его. Из-за этого случая я потерял контакт с отцом.
         Через пару часов эвакуировали весь наш отряд. Рота перешла на улицу Вильчую, там я встретился с товарищами. Рана постепенно заживала. Потом в принципе была только караульная служба. О нас заботился Тадеуш Мациньски, пожилой пан, очень уважаемый человек. Он был деятелем Народной Партии, председателем варшавского отдела. Он старался любой ценой спасти остатки военной и политической группы Народной Партии, потому что видел, насколько трагично наше положение. Половина "Гражины" пошла на Повислье, и там почти все погибли. У Мациньского были товарищи в командовании Армии Крайовой. Он использовал свое влияние, чтобы сохранить остатки группировки.
         Когда я пришел в себя, я пару раз ходил к Хабербушу на улице Теплую за ячменем. Часть принесенного можно было оставить себе, часть отдавалась для отряда. Я уже не принимал участия в боевых действиях, атаках, была только гарнизонная служба. Во время Восстания я не совершил никаких чрезвычайных подвигов. Я выполнил свой святой долг и по мере сил был солдатом.

Ежи Лисецки

oбработка: Мацей Янашек-Сейдлиц

перевод: Катерина Харитонова

Ежи Лисецки, род. 22.08.1923, Варшава старший стрелок Армии Крайовой, псевдоним "2422", "Ежи II" батальон "Ручей", рота "Тадеуш Черный", взвод "Орлик" батальон "Харнась", рота "Геновефа", взвод 138

Copyright © 2015 Maciej Janaszek-Seydlitz. All rights reserved.