Разрешение Петра Лисецкого на ведение фирмы

         Мы доехали на Новый Свят. Весь дом сгорел, но уцелела несгораемая касса. Часть мастерской отца располагалась в полуподвале, вторая часть во втором дворе, где уцелело все помещение. Там было немного рентгеновских ламп старого типа, которые отец взял для вида. Мы погрузили на телегу что-то еще и начали соображать, как бы поехать на Древняную.
         Подвода с трудом могла там протиснуться. Всюду были развалины. Мы съехали вниз по улице Тамка. У отца было записано, что госпиталь находился в школе на Древняной. Мы добрались на место. Вокруг не было ни души. Проводник и возчик куда-то пошли, а мы вошли в школу.
         Это было большое здание, почти целое. Вверху все было убрано. Я увидел, что везде порядок, словно все было эвакуировано, нет беспорядка, балагана, нет ничего. Мы спустились в полуподвалы. Там были большие окна, выходившие на соседнюю улицу. Отец сказал: "Иди туда, а я пойду в следующий полуподвал".
         Я спустился в полуподвал, чтобы сориентироваться, где здесь мог быть госпиталь. Я спустился и увидел большое помещение, которое показалось мне совершенно пустым. В самом начале помещения стояла металлическая кровать с сеткой, на ней лежала какая-то фигура.
         Я подошел ближе и увидел сгоревшее тело цвета светлого шоколада. Я наклонился и увидел маленькое личико, видимо, это была красивая молодая девушка. Тело ровно лежало на сетке, руки вытянуты вдоль тела, видимо, матрас полностью сгорел. На одну из обуглившихся ног был наложен гипс.
         Я позвал отца: "Папа, иди посмотри, здесь никого нет". Я посчитал, что госпиталь был эвакуирован, а это место - морг, где лежит какая-то молодая женщина. Я не присмотрелся тщательно к лежащей фигуре, не проверил, женщина это или мужчина. Отец подошел ближе, но ничего не сказал. Подозреваю, что он уже тогда знал правду, но не сказал об этом мне. Я тогда решил, что, поскольку ни мамы, ни брата здесь нет, надо возвращаться назад в Прушкув.
         Потом мы переехали в Ченстохову и поселились в Аллее Благословенной Девы Марии. Там 17 января нас застало освобождение. Неделю спустя мы с отцом решили поехать в Варшаву. Мы надеялись, что на Древняной можно будет встретить кого-нибудь, кто знает о судьбе госпиталя. В Варшаву уже ходили первые поезда. Ехать пришлось товарняком, в страшной толчее. Измученные, мы доехали до Варшавы и остановились у знакомых отца на улице Мокотовской. Оттуда мы пошли на Древняную.
         Школа была уже открыта. Внутри все было убрано, кажется, занятия уже начались или должны были начаться. Мы пошли в школьный секретариат. Там нам сказали, что действительно во время Восстания здесь был госпиталь и что в школе живут сторожа, которые тогда были здесь.
         Мы пошли в помещение, которое занимали сторожа. До сих пор я помню комнату, в которой лежала на кровати какая-то женщина, как потом оказалось - жена сторожа. Мы представились и спросили, была ли здесь в госпитале Надея Лисецка с сыном. Женщина ответила, что она ничего не знает, но через несколько часов вернется муж, тогда можно будет придти.
         Через пару часов мы вернулись в школу. Сторож уже был на месте. Он сказал, что очень хорошо помнит пани Надею и ее сына и заплакал. Он рассказал, что 27 сентября 1944 г. в госпиталь, который более двух недель находился на нейтральной территории, ворвались эсэсовцы из группы Дирлевангера. Он выгнали медицинский персонал наружу, а всех раненых, лежащих в подвале, расстреляли, целясь каждому в голову. Моя мама не хотела оставить Конрада, поэтому ее тоже застрелили. Потом тела убитых облили бензином и сожгли. Всего там погибли более двадцати человек.
         Сторож сказал, что тело, которое, как я полагал, принадлежало молодой девушке, было телом моего брата, а мама лежала у его ног. Всех убитых позже похоронили в большой яме, выкопанной на улице перед школой. Я был полностью раздавлен этой новостью, у моего отца был более твердый характер, он сохранил самообладание. Сторож попросил наш адрес и обещал, что сообщит нам о сроке эксгумации.

Временные свидетельства о смерти брата и мамы

настоящее свидетельство о смерти Надеи Лисецкой

         Мы вернулись в Ченстохову. Через 2-3 недели на улицах я увидел плакаты "AK оплеванный карлик реакции". Я начал думать, что делать дальше. Отец все время рассказывал нам о том, как жилось при Советах, ведь он вернулся в Польшу из России только в 1923 г. О Катыни мы знали, что это была работа НКВД. Тогда мне был 21 год, я боялся, что меня заберут в армию, на что у меня не было ни малейшего желания.
         В Ченстохове я жил пока что без регистрации. У меня была с собой арбайтскарта с датой рождения 1923, написанная чернилами. Я решил стать моложе и переделал тройку на восьмерку. Таким образом, я стал моложе на 5 лет. Я зарегистрировался на основе этой арбайтскарты. С тех пор эта дата фигурирует во всех моих документах, также удостоверении личности, пожалуй, я уже не буду это менять.
         Согласно обещанию, сторож с Древняной сообщил нам о дате эксгумации. Она состоялась в мае 1945 г. Я поехал один, отец не хотел ехать. В эксгумации участвовало немного людей. Срок был не самым подходящим: было жарко, над раскопанной ямой кружились тучи мух.

Газета с информацией об убийстве в школе на Древняной, март 1945 г.

         Останки были в состоянии сильного разложения. В какой-то момент извлекли череп с отверстием от пули. Плоти уже почти не было, но сохранились необгоревшие черные как смоль волосы с седой прядью. В одном из передних зубов была пломба, несколько отличающаяся по цвету. Это был череп моей мамы. Волосы были очень приметные, а до войны мама жаловалась на стоматолога, который плохо подобрал цвет пломбы. У мамы были прекрасные зубы. Достали также ногу брата в гипсе. Во время смерти маме было 39 лет, а брату 19.
         Кроме меня в эксгумации принимали участие жены двух офицеров АК из Группировки "Радослав", подполковника Вацлава Янашка, псевдоним "Болек", и майора Мечислава Курковского, псевдоним "Сава". Оба были ранены на Старувке, каналами их перенесли на Варецкую в Средместье, а оттуда, неизвестно почему, перенесли в госпиталь на Древняной. Здесь, так же, как мою маму и брата, их постигла смерть. Были опознаны еще два человека. Это были Мария Грабусиньска шестидесяти лет и ее дочь Ирена тридцати одного года. Их опознал пан Грабусиньски.
         Подполковник Янашек и майор Курковски лежали вместе, словно обнявшись. Их жены решили похоронить их вместе. Мы с паном Грабусиньским решили, что остальные погибшие будут похоронены в братской могиле. Останки были сложены в 3 больших деревянных ящика из неструганных досок, которые поставили на повозках, запряженных лошадьми. Затем похоронная процессия двинулась Костюшковской Набережной на военное кладбище. Не помню, шел ли с процессией ксендз. Со мной шла моя симпатия с матерью.
         На кладбище была выкопана могила, в которой похоронили всех вместе. Отец, я и пан Грабусиньски сделали общую могилу. Кроме четырех человек, фамилии которых указаны на двух таблицах, там лежат еще примерно 15 неопознанных тел. Могила расположена за участком "Зоськи", возле могилы поэта Кшиштофа Камиля Бачиньского.

брасткая могила на Военном Кладбище

         Подполковник Янашек и майор Курковски почили на участке "Метлы".

могила подполковника Янашка и майора Курковского

         В 1965 г. на стене здания школы на улице Древняной 8 открыли памятную таблицу, посвященную резне в повстанческом госпитале.

Памятная таблица в школе на улице Древняной 8

         До сих пор меня мучает тайна трагедии госпиталя на Древняной. Госпиталь был известен на Повислье. Кажется, он был очень хорошо оснащен, снабжал всем необходимым соседние пункты. 27 сентября 1944 г., в день экзекуции на Древняной, сестры из госпиталя на Тамке получили у немцев согласие на эвакуацию раненых, которых вывезли оттуда на 7 подводах. Это было на расстоянии 300 метров от госпиталя на Древняной. Почему не забрали раненых также оттуда? Вроде бы к этому имел отношение начальник госпиталя, который не хотел эвакуации. А, кроме того, не знаю, почему мой брат вообще попал из Средместья в госпиталь на Повислье в тот момент, когда район через несколько дней после этого был захвачен немцами. Врача, начальника госпиталя, который пережил экзекуцию, не было на эксгумации, я не мог потребовать у него объяснений. Нет также документации госпиталя, касающейся его последних дней. Последние записи относятся к 28 августа 1944 г.
         Война закончилась, надо было жить дальше. Я принял решение продолжить учебу. Но чтобы воплотить его в жизнь, мне был необходим документ о получении аттестата зрелости. Как я вспоминал ранее, экзамены я сдал в июне 1944 г.
         Здание гимназии Гурского было полностью разрушено. На развалинах я нашел записку, что школа находится на Новогродской. Я пошел туда и встретил товарищей, которые сказали мне, что в настоящее время гимназия находится на Смольной, в здании гимназии Замойского.
         Там я застал своих бывших учителей, многие из них пережили оккупацию и Восстание. Встреча была очень сердечной. Я сказал своему воспитателю, что мне необходим аттестат зрелости. Он ответил, что это не проблема, сейчас мне его выпишут. Я в свою очередь сказал ему, что определенные проблемы могут быть и рассказал об операции по смене даты рождения.
         Профессор глубоко задумался. Он сказал, что это действительно проблема. Если бы он написал в аттестате, что я родился в 1928г., это бы значило, что экзамены я сдавал, не имея 16 лет, что было абсурдом. Этим наверняка заинтересовалась бы безопасность. Подумав, он сказал мне: "Ежи, мы можем поставить в аттестате дату рождения 1927 г. Это еще как-то можно объяснить".
         Так и произошло. Я стал выпускником 1927 года рождения. Служащая отдела просвещения, куда я обратился с документом, поздравила меня как самого молодого выпускника в варшавском округе, молодого гения.

свидетельство рождения Ежи Лисецкого с фальшивой датойbr>

аттестат зрелости Ежи Лисецкого

         Отец очень хотел, чтобы я последовал его примеру и поступил в Политехнический Университет. В 1946 г. я поступил на 1 курс Электрического факультета Варшавского политехнического университета. Среди моих преподавателей был, в том числе, профессор Грошковски, хороший знакомый моего отца, профессор Коциан и другие известные польские ученые.
         Я поселился в Анине, там, где какое-то время перед войной жила вся наша семья. Там я встретил много своих товарищей. Выживать немного помогали посылки из ИМКА, которые приходили время от времени. Потом они перестали приходить. В университет я ездил электричкой или узкоколейкой. Наука продвигалась не очень хорошо, я начал пропускать занятия. У меня была депрессия из-за смерти близких при таких ужасных обстоятельствах. Состояние разочарования усугубил второй брак отца. Долгое время я не мог ему этого простить.
         В результате я не закончил даже первого курса. Отец был очень разочарован, ему было стыдно перед профессором Грошковским. Мне помогла вторая жена отца. У нее в Познани была большая семья и много знакомых. Она уговорила меня поехать в Познань, там я начал учиться в Экономической Академии в Познани. Я поселился у ее родственников. Смена обстановки помогла мне прийти в себя. В секретариате академии приняли мой аттестат зрелости, не обратив внимания на разницу в датах. Возможно, они о чем-то догадывались, но в то время случалось много чудес.

Ежи Лисецки, 1950 г.

         Я успешно окончил академию. Темой моей дипломной работы было: "Рациональное соложение пивоваренного ячменя". Двухмесячную практику я проходил на пивоваренном заводе Тыхы, отчего у меня до сих пор осталась симпатия к их пиву.
         Потом я получил распределение в Гданьский Зерновый Комбинат. Это была очередная перемена места жительства. Будучи в отпуске, во время байдарочного похада на Мазурах, в Гижицке я познакомился со своей будущей женой. Результатом знакомства было удачный брак, недавно мы отметили 50 годовщину бракосочетания. После 4 лет пребывания в Гданьске я навсегда вернулся в Варшаву.
         Два года назад мы с сыном отправились в Грецию, на остров Кефалония. Я надеялся найти там какие-то следы семьи моей мамы. Сын даже нашел грека, которого звали Спиридон Апателло, так как моего деда. Он был фотографом. К сожалению, он не помнил, чтобы кто-либо из его семьи в начале XX в. был в Одессе.
         В 6 томе Большой Энциклопедии Варшавского Восстания есть информация о моем брате и обо мне.

Ежи Лисецки

oбработка: Мацей Янашек-Сейдлиц

перевод: Катерина Харитонова

Ежи Лисецки, род. 22.08.1923, Варшава старший стрелок Армии Крайовой, псевдоним "2422", "Ежи II" батальон "Ручей", рота "Тадеуш Черный", взвод "Орлик" батальон "Харнась", рота "Геновефа", взвод 138

Copyright © 2015 Maciej Janaszek-Seydlitz. All rights reserved.