Свидетельства очевидцев Восстания
Военные впечатления ... и не только
Барановски Эдмунд
род. 22.09.1925 г. в Варшаве
подпоручик Армии Крайовой, псевдоним "Юр"
Группировка АК "Радослав"
Рота "Ежики" батальон "Метла"
номер военнопленного 222825
Я родился 22 сентября 1925 г. в Варшаве. Детство и юные годы я провел на Воле. Здесь я ходил в начальную школу № 166 на улице Дворской 1, в настоящее время Каспшака. Здание сохранилось до настоящего времени, сейчас в нем находится Гимназия № 44 имени "Серых Шеренг".
Меня воспитывала мать, мой отец умер, когда мне было 3 года. О детских годах у меня остались очень приятные воспоминания. Хорошие друзья, интересные занятия в школе. Я был фанатиком спорта. Это отнимало у меня много времени, что иногда отражалось на моих школьных достижениях. Мы с мамой жили в доме на улице Крохмальной 82. Летом я часто жил у моей тети на площади Домбровского 4.
родители Эдмунда – Марианна и Юзеф Барановские
После сто двадцати трех лет неволи школа играла очень важную роль в воспитании первого поколения поляков, рожденных уже в независимой стране. Школа формировала в нас глубокое чувство патриотизма, которое через несколько лет нам пришлось подтверждать делом.
В 1937-1939 годах молодежь принимала участие в довооружении польской армии. Вместе с взрослыми мы принимали участие в деятельности Фонда Морской и Национальной Обороны. С ученических взносов покупали, в том числе, пулеметы для армии. Помню, как в 1938 г. вместе с несколькими десятками учеников я принимал участие в церемонии передачи на площади Пилсудского 4 пулеметов, установленных на тачанках, запряженных лошадьми, и купленных за наши грошовые сбережения.
* * *
Начало войны в сентябре 1939 и годы оккупации были причиной того, что 15-, 16-летние ребята быстро взрослели, им приходилось неоднократно решать проблемы, с которыми трудно было справиться даже взрослым людям. Так же было и со мной. Когда началась война, мне было 14 лет.
Многие события того периода навсегда остались у меня в памяти. Они постоянно стоят у меня перед глазами, как последовательные кадры кинопленки. О некоторых из них я упоминаю в книге "Варшавские военные игры", которую я написал совместно с Юлеком Кулешей. Другими, хотя это звучит несколько парадоксально, мне с течением времени все сложнее делиться с другими людьми. Это очень личные и драматические события, они вызывают сильные эмоции.
Помню мои последние довоенные каникулы летом 1939г. Я провел их у родственников мамы в Груйце под Варшавой. 15 августа я принимал участие в традиционном забеге, посвященном маршу 1 Кадровой роты на трассе Кельце - Варшава. Когда в последние дни августа я вернулся в столицу, в воздухе ощущалось беспокойное ожидание. Была пробная воздушная тревога, люди покупали противогазы.
Люди забирали сбережения из банков, делали запасы спирта, спичек, сигарет, жиров в качестве будущих товаров для обмена. Сказывался опыт I мировой войны. Никто не предполагал, что приближающаяся война будет настолько отличаться от той, которая была двадцать лет назад. Но все еще шло своим чередом. За четыре дня до начала войны на стадионе Войска Польского состоялся футбольный матч Польша – Венгрия. Будучи страстным болельщиком, я принимал участие в этом событии. Несмотря на то, что венгры были вице-чемпионами мира в 1938 г., наша команда выиграла с высоким счетом. Мы надеялись, что также закончится и предстоящая схватка, необязательно футбольная.
Утром 1 сентября 1939 г. я поехал на пригородном поезде в Подкову Лесьну. Там я пережил первый авианалет. Один из трех летевших в направлении Варшавы самолетов сбросил 2 бомбы. Одна упала возле станции пригородной электрички, вторая в палисаднике одной из вилл. Было несколько легкораненых. Вернувшись домой, я узнал, что бомбардировке подверглись жилой комплекс на улице Обозовой и промышленные предприятия на Окенче.
Первых немцев я увидел 1 октября 1939 г. Мы с мамой шли с площади Домбровского на Крохмальную и в окрестностях Мировского Пассажа увидели мотоцикл с коляской. В нем ехали два немца, на коляске был установлен ручной пулемет. Немцы спросили проходивших мимо евреев как доехать до городской комендатуры возле гостиницы "Европейская". Прохожие охотно ответили солдатам. Основные выражения в идиш очень похожи на немецкие. Евреи тогда еще не знали, какую участь в ближайшем будущем подготовили для них оккупанты.
6 октября в захваченном городе Гитлер принимал парад с трибуны в Уяздовских Аллеях на Площади на Перепутье. Стоя на углу Кредитовой и Маршалковской, я видел немецкие военные части, возвращавшиеся с парада. Крепкие лошади тащили орудия и зарядные ящики, ехали автомобили, маршировала великолепно выглядевшая пехота. Армия победителей демонстрировала свою силу.
* * *
Начался период оккупации. Бытовые условия были очень трудными. В 1940 году я впервые начал работать, чтобы помочь матери. Я работал на разгрузке угля в Варшавской трамвайной электростанции, которая находилась на Воле на территории нынешнего Музея Варшавского Восстания. Это была очень тяжелая физическая работа. Заработок был плохой, но можно было забрать домой немного угля для отопления.
рабочая карта Эдмунда Барановского
На некоторых сборочных конвейерах проводилась акция саботажа, состоявшая в использовании специального припоя. Стыки сборочных узлов, которые паялись этим припоем, потом в морских условиях подвергались сильной коррозии, и оборудование переставало работать. Многие немецкие подводные лодки не вернулись на базы из-за аварии приемо-передаточных устройств. Рабочие, использовавшие специальный припой, даже не сознавали, что участвуют в саботаже. Об этом знала только группа сотрудников производственной лаборатории под руководством инженера Анджея Солтана, выдающегося физика.
На фабрике Philips Werke, несмотря на тщательный немецкий контроль, производили приемо-передаточное оборудование для Польского Подпольного Государства и Армии Крайовой. Было изготовлено 57 радиостанций, 130 передатчиков и примерно 1500 универсальных и батарейных радиоаппаратов.
Кроме профессиональной деятельности я также состоял в фабричной пожарной бригаде. Благодаря этому я приобрел специализированные знания в области пожарного дела, которые остались до сих пор. Служебное удостоверение пожарного было ценным документом. В том числе оно давало право передвигаться по городу после комендантского часа и ночью. Я также мог носить мундир пожарного, что было дополнительным козырем во время облавы.
Удостоверение пожарного Эдмунда Барановского
Наша фабричная пожарная бригада сотрудничала с 4-м отделением городской пожарной охраны на улице Хлодной. Вместе с ними мы принимали участие в тушении пожаров, возникших в результате нескольких советских налетов после начала советско-немецкой войны в 1941 г. Мы также тушили пожары во время восстания в варшавском гетто в 1943 г.
Под прикрытием операций и учений пожарной бригады на территории фабрики была создана рота Армии Крайовой "Philips". Большинство членов бригады были солдатами роты "Philips". Они были хорошо подготовлены, во время тренировок даже учились ходить парадным шагом.
Рота "Philips" вписала прекрасную страницу в историю Варшавского Восстания. Она начала сражение на Воле, потом защищала Ратушу на Театральной площади, которую удержала до конца Восстания. Рота также принимала участие в обороне Нового Свята и Повислья.
Я работал и одновременно продолжал учиться на тайных курсах. В то время это было правилом и необходимостью, поскольку оккупанты отменили среднее и высшее образование для поляков. Мы учились группами по несколько человек в районе улиц Рашиньской и Фильтровой. Мы не всегла могли принимать участие в занятиях. Преподаватели относились к этому с пониманием, зная, что отсутствие не является результатом нежелания учиться.
В конце 1940 года я установил первые подпольные контакты. Сначала было харцерство. Я попал туда с помощью моего друга Тадя Зайонца, псевдоним "Гриф". Потом был Мариан Домбровски, псевдоним "Кенгуру". Мы были организованы в пятерки. Четыре пятерки создавали отделение, 3 отделения – взвод, 3 взвода – роту и так далее. Нас главным образом интересовала наша пятерка. Задания сначала были не слишком серьезными: надписи, листовки, какие-то перевозки.
Сначала мы даже не знали, в какой организации состоим. Только когда мы приносили присягу, выяснилось, что мы солдаты Армии Крайовой. Присягу я приносил в 1941 г. в квартире "Грифа" на улице Сташица. Присягали две пятерки. Это произвело на меня большое впечатление. Наша пятерка входила в состав 334 взвода III Вольского района Армии Крайовой.
Я хотел непременно принимать участие в более серьезных операциях, а не только писать на стенах и разносить листовки. Чтобы ко мне относились серьезнее, с помощью моего дяди Владислава Барановского, который имел доступ к разного рода документам, как в ратуше, так и в бюро по трудоустройству, я изменил дату рождения на 1923 год. Таким образом я стал старше на 2 года.
Кенкарта Эдмунда Барановского с измененной датой рождения
Сначала я окончил школу младших командиров, а в 1943-1944 годах школу подхорунжих. Там я прошел военную подготовку.
Я принял псевдоним "Юр". Для многих моих товарищей источником вдохновения был персонаж литературного произведения или фильма. В моем случае прообразом был член Польской Социалистической Партии в 1905 г., будущий генерал Войска Польского Ян Гожеховски, у которого был подпольный псевдоним "Юр". Под видом полковника царской жандармерии, в сопровождении фальшивых жандармов, во время смелой акции он освободил десятерых политических заключенных, которых царские власти держали на Павиаке. Этому событию был посвящен польский фильм "Десять с Павиака", который я посмотрел, будучи десятилетним мальчиком.
Моя мать, так же, как и многие другие польские матери, знала, что я состою в подпольной организации. Она не возражала, зная, что оккупационные обстоятельства требуют этого от ее сына.
* * *
Пятый год немецкой оккупации в Польше подходил к концу. Я бы хотел описать ситуацию в Варшаве на рубеже июля и августа 1944 года. Варшава тогда была прифронтовым городом. С 28 июля над городом появились советские истребители, ночью бомбили немецкие железнодорожные узлы на Праге и Таргувке.
Нам казалось, что свобода совсем рядом. С 28 июля на подступах к Варшаве, в районе Радзымина, шло танковое сражение, самое крупное после битвы под Курском в 1943 году. Наступавшая в направлении Праги советская 2 гвардейская танковая армия на подступах к городу вступила в бой с шестью правда уже потрепанными, но по-прежнему отборными немецкими танковыми дивизиями.
До ушей всех нас, варшавян, доносился грохот орудий. Мы знали, что момент начала восстания близок. Эту точку зрения, вероятно, разделяло Главное Командование Армии Крайовой.
Иерусалимские Аллеи, конец 1944 г. В рикше слева Эдмунд Барановски "Юр".
Рядом Эугениуш Адамски "Лев", управляет рикшей Зенон Вильчиньски "Зенек". Оба товарища "Юра" погибли во время Варшавского Восстания
Но 31 июля произошли события, которые предопределили неудачу нашего восстания. Советская танковая армия проиграла битву на полях Радзымина. Она потеряла более 300 танков, и 31 июля командующий танковой армией генерал Рокоссовский приказал перейти к обороне. Тогда же, 31 июля, командование Армии Крайовой приняло решение о начале сражения 1 августа в 17.00 часов.
Одной из причин того, что был отдан приказ о начале боев, была информация, что на предместьях Праги появились советские танковые патрули, и все указывало на то, что через минуту советские войска займут Варшаву. К сожалению, тогда не было мобильных телефонов, никто не сообщил Главному Командованию Армии Крайовой о решении генерала Рокоссовского перейти к обороне и не атаковать предместье Варшавы – Прагу. Два решения разминулись друг с другом, и результаты их были трагическими.
Русские отступили в направлении Вышкова, это было стратегическое решение. Но позже к нему присоединились политические соображения, и фронт на Висле замер на 6 недель, до 12 сентября 1944 года. Еще 2 августа мы слышали грохот орудий, потому что битва заканчивалась, а 3 августа мы уже знали, что остались одни. И в течение 63 дней мы сражались в одиночку.
Решение Главного Командования Армии Крайовой не было для нас неожиданностью. Мы были убеждены, что это подходящий момент. Я хотел бы рассказать о довольно необычном событии, которое могло привести к тому, что Варшавское Восстание могло закончиться уже 1 августа примерно в 17.30.
Новым местом нахождения Главного Командования Армии Крайовой, которое первоначально располагалось на улице Пилецкой на Мокотове, была улица Дзельна, столярная фабрика Камлера. Объект на Дзельной состоял из двух зданий. Слева была столярная фабрика, бывшая мебельная фабрика Щербиньского, справа две механические мастерские и большая химическая прачечная, где стирали мундиры для немцев, особенно для Bahnschutz (немецкая железнодорожная полиция). 1 августа в 12.00 в прачечную приехали немецкие грузовики, чтобы забрать выстиранную одежду. Владелец прачечной, который не знал, что слева находится ГК АК, назначил время получения следующей партии мундиров на 16.00.
В 16.00, когда повстанцы уже заняли территорию столярной фабрики Камлера, немецкий автомобиль приехал за одеждой. И сразу же приехавшие немцы были ликвидированы. Но немцы, которые размещались неподалеку, в 70-80 метрах, на улице Павей в табачной фабрике, слыша перестрелку, немедленно вступили в бой. Взвод, который охранял Главное Командование Армии Крайовой, вступил в неравный бой с превосходящими силами противника. Немцы немедленно уведомили немецкую полицию, и появился так называемый немецкий "усмиритель" с автоматическим оружием и 20 полицейскими. Ситуация Главного Командования была более чем трудной.
К счастью, одному из польских офицеров удалось выбраться из окруженного здания, добраться до улицы Окоповой, где квартировали отряды Группировки "Радослав", и сообщить о ситуации. На помощь немедленно отправились 3 взвода под командованием капитана "Мотылька", в настоящее время генерала Збигнева Сцибор-Рыльского. Они освободили Главное Командование из окружения и с разгону атаковали Табачную Монополию. После короткой схватки Монополия была захвачена. Были взяты многочисленные пленные, добыто почти 2 млн. сигарет, большие количества оружия и боеприпасов. Еще немного, и члены Главного Командования попали в плен или погибли в неравном бою.
Это малоизвестный эпизод Варшавского Восстания, который предопределил, что бои на Воле, которые должны были начаться в 17.00, начались гораздо раньше. Ситуацию дополнительно осложнил подицейский автомобиль, который отказался от осады объекта и двинулся по улице Гурчевской на отдаленные предместья Варшавы, информируя о происходящем. Так что немцев не удалось застать врасплох.
В это же время неподалеку мы готовились к бою. Наши два взвода собирались на территории вольской больницы на улице Плоцкой. Там нам выдали повязки, огромная радость, но оружие получил только каждый пятый. Зато каждый получил одну или две гранаты, сидолювки (польская граната подпольного производства), в качестве вооружения в первые часы восстания.
Бело-красная повязка, с которой Эдмунд Барановски начал Варшавское Восстание
Нехватка оружия была вызвана тем, что 30 июля на железнодорожную станцию Прушкув прибыла немецкая парашютно-танковая дивизия "Герман Геринг". Она заняла некоторые улицы на Воле, в том числе улицу Каролькову, а также сады Ульриха, где были склады оружия нашей группировки. В данной ситуации часть оружия была недостижима. Осталась только небольшое количество стрелкового оружия и гранат.
Задача, поставленная перед нашим отрядом, была очень серьезной. Мы должны были атаковать крупную немецкую топливную базу, так называемую "Нафтусю", расположенную на улице Обозовой. Объект был огорожен 4-метровой стеной, поверху шла колючая проволока, по углам на высоких деревянных вышках были установлены немецкие тяжелые пулеметы. В стене были большие металлические ворота, с Обозовой и с Остророга.
К операции мы готовились несколько недель, была проведена детальная разведка местности. Предполагалось, что во время атаки гарнизон вышек будет ликвидирован огнем повстанческого тяжелого автоматического оружия, саперы взорвут ворота, а оружие для навесной стрельбы начнет обстреливать двор базы, которую защищал прекрасно вооруженный немецкий гарнизон.
Действительность была совершенно другой. В 17.00 оказалось, что тяжелого автоматического оружия нет, нет саперов, нет оружия для навесной стрельбы. Было только 100 слабо вооруженных ребят и 4 санитарки. Наступление началось, но вскоре у нас уже были первые потери – убитые и раненые. Девушкам с трудом удалось забрать нескольких раненых, убитые остались на предполье. Выполнить приказ силами, которыми мы располагали, было невозможно. Командир одного из взводов, поручик "Вит", отдал приказ об отступлении.
Так началось восстание на Воле. Почти везде ситуация была похожей. Слабо вооруженные повстанческе отряды не могли справиться с прекрасно вооруженными немецкими силами, располагавшими артиллерией, танками, тяжелым автоматическим оружием. Ситуацию могли спасти только союзнические сбросы. Мы смотрели в небо, спрашивая себя:
- Прилетят или не прилетят?
Депеша о начале восстания была получена лондонским правительством только 2 августа 1944 г. Стальная конструкция здания, в котором первоначально размещалось Главное Командование АК, не позволяла отправить сообщение без использования специальных антенн. Это было возможно только после смены местонахождения. Первые депеши, отправленные в Лондон, в одном коротком предложении сообщали, что мы вступили в бой в Варшаве, а следующие четыре предложения были: "Немедленно сбрасывайте оружие и боеприпасы". И были перечислены места, где следует сбрасывать оружие и боеприпасы.
Только ночью с 4 на 5 августа над Варшавой появились союзнические самолеты. Причем при довольно необычных обстоятельствах. В тот день с базы в Бриндизи должны были стартовать 17 четырехмоторных самолетов со снаряжением для Варшавы. В последний момент английский командующий средиземноморской территорией маршал Джон Слессор изменил решение. Ни один самолет не летит к Варшаве. Они сбрасывают контейнеры в других местах. Слессор обосновывал это, казалось бы логично, тем, что советские аэродромы находятся в 40 км от Варшавы, и русские должны заняться сбросами для восставших и оказать наземную помощь.
Но 4 польских экипажа из 17 стартовавших, несмотря на запрет, с молчаливого согласия начальника базы полковника Мацюшкевича решили лететь к Варшаве. Это были экипажи капитанов Клейбора, Даниэля, Енцкого и Мёдуховского. Три первых экипажа достигли Варшавы и сбросили снаряжение в районе кладбищ на Воле. Четвертая машина, Мёдуховского, атакованная немецкими истребителями в районе Пётркова, сбросила груз там. К счастью, груз попал в руки 25 пехотной дивизии Армии Крайовой.
Помощь с запада пришла в последний момент, потому что ранним утром 5 августа немецкие силы, находившиеся на Воле: танки, штурмовые орудия и мотопехота - начали наступление. И благодаря тому, что в нашем распоряжении были ПИАТ-ы, замечательные гранаты типа gammon, автоматическое оружие, мы смогли отразить это первое наступление на Воле.
Но количество оружия были недостаточным, мы ожидали дальнейших сбросов. Следующие сбросы были произведены позже. Первый серьезный сброс состоялся только ночью с 12 на 13 августа, и то благодаря вмешательству Черчилля, который принимал участие в конференции командующих средиземноморской территорией в Неаполе. Он принял решение не только возобновить полеты, но и увеличить силы, которые должны были летать к Варшаве.
Кроме польской 1586 эскадрильи в операции принимали участие английская 178 дивизия и южно-африканская 31 дивизия. А позже их деятельность стала еще более интенсивной. Присоединилась 178 английская дивизия и 34 южно-африканская.
Участие южно-африканских летчиков было для нас особенно ценно. Это были очень молодые люди, такие же, как мы. Южно-африканские экипажи состояли из 20-21–летних ребят, без большого опыта. Они несли самые большие потери во время полетов к Варшаве.
Ночью с 14 на 15 августа на улицы города рухнули 5 машин, в том числе 3 южно-африканские. Одна упала на улице Медовой. С этим самолетом на улице Медовой связана дополнительная история. У экипажа был талисман, маленькая собачка, которая всегда их сопровождала. И во время этого полета к Варшаве, который трагически завершился на улице Медовой, был также 10-й член экипажа, собачка, которая погибла.
Сообщения об этом самолете были очень разными. Первая новость была такова, что это польский экипаж. Через несколько часов стали говорить, что это канадский экипаж. Эта версия о канадском экипаже продержалась в течение нескольких лет. Даже на Военном Кладбище на Повонзках на участке "Парасоля" находилась и находится символическая могила канадского экипажа. Оказывается, что это не был также и английский экипаж, это был южно-африканский экипаж, состоявший з 9 молодых людей, которые там погибли.
Летчики оказывали помощь в необычайно трудных условиях, надо было лететь 1.400 км в одну сторону. По пути их ждали ночные истребители, которые особенно успешно действовали в районе Малопольши. До сих пор на Раковицком кладбище в Кракове существует участок, где похоронены погибшие английские, южно-африканские и польские летчики.
Американцы уже в первые дни восстания хотели организовать крупный сброс для Варшавы. Русские не соглашались на это, несмотря на то, что у американцев на территории России было три крупных аэродрома: в Полтаве, Миргороде и Пирятине. Туда прибывали американские бомбардировщики, которые бомбили цели на территории оккупированной Европы, главным образом в районе Румынии и Балкан. Американские самолеты заправлялись топливом, брали запас бомб. На обратном пути они снова бомбили цели и возвращались на свои базы в Западной Европе.
Только через месяц Сталин выразил согласие на организацию крупной экпедиции Frantic-7 с помощью для сражающейся Варшавы. Это было серьезное предприятие. Здесь надо выразить восхищение и уважение англичанам и американцам. Экспедиция состоялась в то же время, когда стартовали 3 парашютные дивизии, 2 американские и одна английская, которые летили в Арнем. Это требовало огромного количества самолетов и планеров, потому что часть снаряжения дивизий доставляли планеры.
И, несмотря на это, к Варшаве во время первой попытки 16 сентября вылетело 110 машин, которым пришлось возвращаться после часового перелета и снова стартовать 19 сентября ранним утром. Это была, как бы мы сегодня сказали, логистически очень сложная операция. Каждый из стартующих самолетов должен был взять 11 тонн топлива, чтобы долететь до Полтавы. Кроме того, эскадру из 110 машин сопровождали 154 истребителя Mustang-51. 90 из этих самолетов повернули в районе Колобжега, вступив по дороге в бой с немецкими силами и разбомбив аэродром в Ягель, а 64 машины сопровождали 110, а потом только 107 бомбардировщиков до Варшавы и дальше до Полтавы.
Даже сегодня, глядя на деятельность такого рода, мы должны испытывать уважение к американским и английским воздушным силам, которые сумели в течение 1 ночи и 1 дня отправить на черезвычайно важную миссию в Варшаве и Арнеме почти 450 самолетов и 100 планеров.
Сбросы в первые дни восстания улучшили ситуацию повстанцев, но были недостаточными, чтобы изменить положение на Воле. Под напором превосходящих немецких сил 5 августа 1944 повстанцы вольского участка под командованием поручика "Халя" начали отступать на Старувку и в Средместье.
Воля, 6 августа 1944 г. В глубине, угол Крохмальной и Товаровой, горит дом, в котором жил Эдмунд Барановски.
Справа здание трамвайной электростанции (в настоящее время Музей Варшаского Восстания)
Я с тремя товарищами из взвода оказался на территории боевых действий Группировки "Радослав", сражавшейся в районе улицы Окоповой, а также евангелического и кальвинистского кладбищ. Нас присоединили к роте поручика "Щенсного" в батальоне "Метла".
Группировка "Радослав" для повстанческих условий была отлично вооружена и располагала прекрасно подготовленными солдатами. Уже 1 августа были захвачены потрясающие трофеи. Кроме уже описанного захвата Табачной Монополии, солдаты "Радослава" заметили на улице Окоповой напротив ворот Евангелического кладбища 2 военных грузовика, приближавшихся со стороны Кола. Эти грузовики были немедленно атакованы повстанческими силами. Экипажи были уничтожены. Находившиеся в грузовиках трофеи были несколько абсурдными - почти 450 снарядов калибра 75 мм. При наличии орудий это был бы ценный трофей. Ящики из грузовиков разместили между могилами и домиком могильщика, а машины помчались к складам на Ставках, захваченным несколько часов назад отрядом поручика "Стасинка" Сосабовского.
Таким образом уже на второй день солдаты Группировки были полностью обмундированы в немецкие пантерки. Некоторые ребята раздобыли даже военные рюкзаки. Склады были прекрасно обеспечены, там было полно всякого богатства, множество мундиров разных видов: пантерки, зимняя одежда и огромные запасы продовольствия, мясные консервы, сахар. В первые часы восстания Группировка ни в чем не нуждалась. Не было только оружия и сапог. Много продуктов осталось на складах, когда мы покидали их ночью с 16 на 17 августа, переходя на Старувку.
Группировка заняла северный отрезок обороны Старого Мяста, от Фабрики Ценных Бумаг, вдоль улицы Конвикторской, затем налево вдоль улицы Бонифратерской. Солдаты Группировки все время были на передовой. С 22 по 25 августа шли очень тяжелые бои за территорию больницы и костел Яна Божьего. Не хватало воды, продовольствия и электричества. Везде горели дома. Старувка агонизировала.
30 августа мы занимали позиции на улице Сапежиньской. От командования мы узнали, что готовится операция прорыва повстанческих сил со Старого Мяста в Средместье. Отряд разделили, отобрали людей, лучшее оружие. На позициях мы остались вшестером: 4 ребят - "Чеслав", "Вирх", "Ворона" и я, а также 2 девушки – санитарка "Бася" и связная "Йоанна Кристина". Мы должны были защищать наш отрезок. Но действительность была такова, чтобы если бы немцы начали тогда наступление, то у нас не было никаких шансов. Каждые полчаса я отправлял связную на улицу Козлю, где находилось командование Группировки, с вопросом, что нам делать дальше?
Оставшаяся часть нашего отряда участвовала в неслыханно трудной операции: десанте каналами, который должен был добраться до Банковой площади, выйти из трех люков на поверхность и занять ведущие на Банковую площадь улицы, чтобы группа, наступавшая со Старого Мяста, не опасалась удара сбоку. Сигналом о захвате Банковой площади должны были быть 3 выпущенные ракеты. Для нас это должен был быть сигнал: собираться и наступать от Польского Банка со всеми остальными.
Мы услышали выстрелы в районе Банковой площади, но все быстро закончилось. Ожидание длилось долго. Уже почти на рассвете пришел приказ покинуть позицию на улице Сапежиньской и идти на помощь наступающим. С огромным трудом мы добрались до Польского Банка. Операция должна была быть секретной, но оказалось, что улица Длугая, Площадь Красиньских забиты людьми, так что вообще нельзя пройти.
Нас остановил какой-то майор и спросил:
- Куда идете?
- Идем на помощь.
- А откуда идете?
- С Сапежиньской.
- А кто там остался?
- Никого не осталось.
- Ну так возвращайтесь немедленно.
Однако не было даже речи о том, чтобы возвращаться, потому что все было забито густой толпой.
Когда мы уже были на территории банка, и формировалась ударная группа, офицер показал нам, откуда мы должны выйти на улицу Даниловичовскую. Я прижался к спасительной стене Польского Банка, а на улице Беляньской на высоте 1,5 м стена огня. Мы должны ее перескочить и пройти на другую сторону.
В этот момент появился поручик "Грамм" из "Чаты 49", который принес приказ об отмене наступления. Полковник "Радослав", несмотря на то, что "Вахновски" торопил его, сказал:
- Пока у меня нет известий о том, что происходит с теми взводами, которые пошли в атаку, я не могу высылать очередных людей.
И возможно благодаря этому мы уцелели.
Мы были обязаны вернуться на позиции. По дороге мы проходили мимо множества раненых, лежавших на одеялах, на дверях, на носилках. Пока те, кто их нес, надеялись выйти с ранеными со Старого Мяста, они заботились о них. Но позже раненые остались на улице, с тревогой глядя в небо, где в любой момент могли появиться немецкие самолеты.
Наши бывшие позиции были уже заняты немцами. Линия обороны теперь проходила не по улице Сапежиньской и Францишканской, а по Свентоерской. Потом был канал. Часто говорят о Дантовых сценах в каналах во время выхода со Старого Мяста. Но, откровенно говоря, по сравнению с тем, что происходило при переходе с Мокотова в Средместье или в ливневом коллекторе на Жолибоже, наш переход был вполне комфортным. Сначала высота канала составляла 1,60, но уже под Краковским Предместьем было 2,20 м, по обеим сторонам были кирпичные лавки. Можно было положить раненых и оружие и отдохнуть. И не было никаких сенсаций, немцы не бросали гранаты или карбид.
Ну, а позже было Средместье. Здесь мы были недолго. Нас отправили на квартиру на улице Чацкого. Это было 2 сентября. Впервые за много дней мы как следует выспались и съели вкусный обильный завтрак.
Одна из связных "Бася" Барбара Шерле попросила начальника роты, чтобы он позволил ей в сопровождении нескольких товарищей пойти на улицу Мокотовскую, где она жила, и посмотреть, находится ли дом на нашей стороне или на немецкой. Я, "Славка", ее будущий муж "Вшебор" и "Игорь" сопровождали Басю на Моктовскую. Для нас это была любопытная экспедиция, особенно вид Южного Средместья. Целые стекла, чистые дворы. Проходы под улицами освещает электричество.
Мы добрались до Мокотовской 5. Оказалось, что дом цел, стоит на нашей стороне, но находится на передовой. С другой стороны, возле здания кондитерской Ларделли, уже немцы. Симпатичная пани, мать "Баси", угостила нас кониной, какой-то перловой кашей. Был еще какой-то кусочек хлеба. Одним словом, нас приняли очень гостеприимно. Потом вернулась с дежурства симпатичная сестра Баси – Халинка, санитарка в госпитале на Явожиньской. Мы познакомились. Потом мы вернулись на квартиру. Но только на два часа, потому что нас перебросили в Южное Средместье в район улицы Мокотовской и Уяздовских Аллей, ненадолго. Ночью с 3 на 4 сентября остатки Группировки "Радослав", уже только в количестве четырехсот пятидесяти солдат, перешли на Чернякув.
На Чернякове я был относительно недолго. Я был ранен, а потом был уже на улице Княжеской. Может, благодаря этому я жив. О большинстве товарищей, которые были на Чернякове, мы можем только вспоминать, они остались только в нашей памяти. Обстоятельства моего ранения были следующие. Я занимал позицию в небольшом бункере из тротуарных плит на улице Княжеской. В бинокль я осматривал предполье. Уже наступили сумерки. Услышав шорох на предполье, я снял винтовку с предохранителя и осторожно выглянул из бункера. Внезапно я услышал мощный взрыв и увидел столб огня. Я почувствовал сильный удар в левую часть лица и увидел, что у меня течет кровь. Из шеи пониже уха била струя крови, которую я направил, несколько бессмысленно, в шлем, который был у меня в руке. Я отправился на санитарный пункт, крича:
- "Славка", "Славка"!
Моя подруга санитарка посмотрела на меня спокойно и сказала:
- Это классический случай артериального кровотечения, ничего с тобой не случится.
Меня это не убедило, и я стал просить:
- Сделай что-нибудь! Кровь течет!
Она старательно перевязала мне рану бумажным бинтом. И еще раз успокоила, что это ничего серьезного.
Санитарка Хелена Енджеевска "Славка"
 Утром я был на перевязке уже в госпитале на Мокотовской. У меня была повреждена верхняя челюсть и левая щека, я потерял несколько зубов, но в соответствии с первоначальным диагнозом "Славки" рана не была опасной. Моя подруга "Славка", Халина Енджеевска, после лагеря для военнопленных и короткого пребывания в Англии вернулась в страну. Она получила медицинское образование и стала врачом ортопедом.
У меня в памяти остались три события. 4 сентября мы попали на квартиру в доме на улице Окронг 5. Дом стоит до сих пор, после пожара его отремонтировали. Район был полностью уничтожен. А часть Чернякова возле улицы Розбрат – это были приличные дома. Мы получили прекрасное помещение на первом этаже. Для нас 4-х был спальный гарнитур из карельской березы, замечательная вещь. Широкая кровать, 2,50 м. Мы уже умылись, но мундиры все еще были несвежие, так же, как и сапоги. Хозяин квартиры подошел к нам и спросил, может ли он забрать постель с кровати. Он сказал, что жена, которая перед началом восстания выехала из Варшавы, очень ценит идеальный порядок в квартире. Для нас это была несколько абсурдная просьба. Мы прошли через ад Воли и Старого Мяста и понимали, что за нами идет только смерть и разрушение.
Второй инцидент был снабженческо-кулинарного характера. Наш интендант "Мохорт" из "Чаты 49" собрал несколько человек и сказал:
- Идем за продуктами в ИМКА. Там большие запасы продовольствия, мы заберем их, и сделаем запас на Чернякове.
ИМКА на улице Конопницкой была неожиданно захвачена повстанцами 2 сентября. Там был хорошо обеспеченный продовольственный склад, даже десятка полтора живых свиней. В подвале был великолепный бассейн. Ребята воспользовались возможностью искупаться. На складе мы взяли крупу, сахар, свинину, мармелад, кофе, чай и даже несколько бутылок питьевого меда. С трудом мы притащили на квартиру тяжелые мешки.
На квартире наш товарищ "Звезда" приготовил замечательный густой крупник и разлил по тарелкам. Оказалось, что в супе содаржатся необычные ингредиенты, очень много червей, которые были в крупе. Те, кто был очень голоден, ели этот обогащенный суп. У меня в памяти осталась только тарелка с луком.
В каждом районе были свои характерные продовольственные продукты. На Воле и Старом Мясте мы могли пользоваться запасами со складов на Ставках. Было из чего выбирать. Языки, свинина, говядина, всего было вдоволь. Не говоря уже о том, что местное население в первый и второй день кормило нас. На Чернякове в свою очередь было огромное количество макарон. Там находились склады фирмы Społem. Большого выбора не было. Кроме того, там были участки, в огородах была масса разных интересных вещей, например, огурцы и помидоры. Но были также и цветы. И были ребята, которые, несмотря на большой риск, потому что огороды находились на откосе возле Сейма, ходили за цветами для девушек. И не все возвращались. Но сердечная склонность была сильнее. Для Мокотова было характерно огромное количество искусственного меда. До конца восстания в наличии был искусственный мед. Это были в некотором роде кулинарные визитки отдельных районов.
Третий черняковский вечерний инцидент был связан с нравственностью в отряде. Была половина десятого. Нас навести три наши подруги: Хальшка Енджеевска "Славка", "Бася" и "Йоанна Кристина". Мы сделали какой-то кофе, даже не алкоголь, и разговаривали. За несколько минут до 22.00 вошел поручик "Януш":
- Девушки, что вы делаете у ребят. Уже почти десять.
Я сказал:
- Пан поручик, у нас ничего не происходит, мы только пьем чай.
Трогательна была забота командования о нравственности во взводе.
* * *
На позиции на улице Княжеской мы дождались капитуляции. Еще до капитуляции, 30 сентября, наступило перемирие. Мы встретились с немцами на площади Трех Крестов. Обе стороны с любопытством смотрели друг на друга.
Перед капитулацией мы решили закопать часть оружия. Это было главным образом оружие из сбросов: стэны, пистолеты Colt, гранаты gammon. Мы закопали ее в трех местах: на откосе на улице Княжеской, на углу площади Трех Крестов и Конопницкой, а также в оранжерее Института Глухонемых. Потом мы собрались на улице Кручей возле улицы Пиуса, нынешней Красивой. Я узнал, что меня наградили Крестом Отважных.
Группировка "Радослав" начала Варшавское Восстание в составе 2.300 человек. Отборные элитные части, такие как "Зоська", "Парасоль", "Чата 49", "Метла", "Кулак", женский отряд "Диск", "Коллегиум А" Сосабовского, цвет армии. На Кручей собрались 252 женщин и мужчин. Остальные – это погибшие, раненые и пропавшие, судьба которых неизвестна до сих пор.
Мы прошли по улице Снядецких в направлении Политехники и сложили оружие во дворе Kraftfahrpark, на улице Независимости 245, а затем отправились в колонне пешком на территорию стекольного завода в Ожарове. Там нас посадили по 50 человек в вагоны для скота и повезли в лагерь для военнопленных в Зандбостель в северной Германии.
Товарный состав ехал на запад без остановок. Мы были в пути уже шесть часов. В товарных вагонах, конечно, не было никаких санитарных устройств, а ведь существуют разного рода физиологические потребности. Мы громко, по-немецки, требовали сделать остановку. Наконец поезд остановился в чистом поле, двери открыли, и нам позволили выйти. Была определенная проблема, потому что в вагонах справа и слева были девушки. Однако зов природы был сильнее.
Мы въехали на первую большую немецкую станцию Франкфурт-на-Одере. Поезд медленно ехал мимо перронов, а в вагонах пели "Еще Польша не погибла" и "Марш, марш, Полония". Поезд остановился на маленькой станции с огромной железнодорожной веткой. Нас высадили из вагонов и построили в маршевую колонну. Шел дождь, был октябрь. В 7 км был небольшой лагерь с очень большим плацем для поверок. Нас построили на этом плацу. Пленные, которые, были в этом лагере, спрашивали нас, зачем мы сюда явились? Здесь нет дополнительных мест. Мы ответили, что не знаем. Мы стояли на плацу. Немцы привезли в бочке какую-то жидкость подозрительного вида. Сопровождавший бочку солдат, видимо силезец или житель Поморья, на наш вопрос, зачем нас сюда привезли, ведь уже наступает ночь, ответил, что в наказание за патриотические песни на вокзале.
Мы стояли на этом плацу весь день и всю ночь. Ранним утром, промокших до нитки, нас снова погнали пешком 7 км до вагонов. Мы поехали дальше в лагерь. Нас высадили в Бремерфёрде, маленькой станции с огромной железнодорожной веткой. После 14-километрового перехода мы оказались в лагере Зандбостель. Пребывание началось с обыска и мытья. Документы и снимки были осмотрены, проштампованы и вовращены нам.
В лагере ситуация была лучше, поскольку там еще была группа польских солдат с 1939 года, с хорунжим Поспехом во главе. У них самих было немного, но они поделились с нами тем, что было. То есть американскими посылками из Красного Креста, одной на шестерых. В посылке были разные вещи, в том числе, что было особенно важно для курящих, 120 сигарет, настоящее сокровище.
Лагерь был раположен в очень интересном для нас, заключенных, месте. С правой стороны Гамбург, с левой Бремен. Это были города, которые атаковала союзническая авиация. Днем атаковали американцы, ночью англичане. Мы стоим на поверке, а над нами на высоте 6 тыс. метров пролетают сотни американских бомбардировщиков. Сбоку, как маленькие блошки, истребители Mustang, которые их сопровождают.
Это была одновременно любопытная и трагическая картина. Немецкая зенитная артиллерия не стреляла непосредственно по союзническим машинам. Был только заградительный огонь перед городом. Самолеты должны были преодолеть линию этого огня. И время от времени мы видели, как падал сбитый самолет. А если снаряд попадал в топливный бак, то появлялся только огромный огненный шар
.
А позже пленные, особенно польские, в группах по 50-60 человек, ехали в Бремен или Гамбург спасать то, что еще можно было спасти после налета. В том числе мы сотрудничали с саперами, разряжая неразорвавшиеся снаряды, доставали из-под развалин убитых и раненых.
В 2010 году я получил письменное приглашение на торжественное празднование освобождения английской армией лагеря в Зандбостель. Приглашение отправил немецкий Фонд Лагеря Зандбостель. Я принимал участие в торжествах вместе с моей внучкой Йоанной. Я сделал несколько снимков уцелевших лагерных бараков, встретился с бывшими пленными, а в Бремерфёрде также с молодежью из гимназии и профессиональной школы. Это было необыкновенное сентиментальное путешествие.
Эдвард Барановски с внучкой на территории бывшего лагеря Зандбостель, 2010 г.
В начале января нас перевезли в лагерь Маркт Понгау в Австрии. Он находился в 6 км от расположенного ниже Бишофсхофен. В лагере были югославы, греки и французы. Условия их пребывания были сносные. Французов даже снабдили специальными французско-немецкими словариками, разработанными в Швейцарии для военнопленных.
Французско-немецкий словарь для военнопленных
Мы расчищали от снега дороги и ликвидировали последствия схода лавин. Однажды несколько американских самолетов, возвращаясь после бомбежки, вероятно должны были избавиться от оставшихся бомб и сбросили их на Бишофсхофен.
Мы поехали в двух вагонах, которые тащил дизельный локомотив. На месте мы занялись наведением порядка. От бомб пострадал вокзал и здания вокруг него. Мы собирали трупы, которые доставали из-под развалин. Тела лежали на улице, накрытые одеялами. Потом была очередная воздушная тревога, и мы расположились немного дальше, возле какой-то деревянной конструкции. Рассматривая эту конструкцию, я сообразил, что это лыжный трамплин.
Теперь это великолепный объект. Но всякий раз, когда я смотрю соревнования по прыжкам с трамплина в Бишофсхофен, и наступает момент, когда лыжник взлетает в воздух, я вижу железнодорожную станцию. Однако я вижу ее иначе, такой, какой она была тогда. Развалины вокзала и ряд тел, накрытых одеялами.
Со 2 мая 1945 г. лагерь в Маркт Понгау остался практически без охраны. Охранники куда-то пропали.
Польская банкнота 500 злотых с памятными надписями товарищей из лагеря
Мы ждали конца войны и американцев. 5 мая капитулировали немецкие войска в нашем районе, 7 мая был подписан акт о безоговорочной капитуляции III Рейха, который начал действовать 8 мая 1945 г. Война закончилась.
Во дворе казарм в Маркт Понгау, 1945 г.; в центре стоит Эдмунд Барановски
Удостоверение бывшего военнопленного
* * *
Я решил как можно быстрее вернуться в страну. После короткого пребывания во II корпусе генерала Андерса, в группе примерно 80 бывших военнопленных мы добрались на американских военных грузовиках до Дзедзиц на территории Польши. Солдаты польской пограничной службы смотрели на нас с некоторым неодобрением. Они не понимали, зачем мы возвращаемся с богатого запада в бедную разрушенную страну.
В местной конторе Управления по Делам Репатриации меня сфотографировали для удостоверения личности, я получил железнодорожный билет до Варшавы и 100 злотых. Также состоялась длительная беседа с двумя господами в штатском - сотрудниками Управления Безопасности (Urząd Bezpieczeństwa). Я вступал в новую реальность.
Приехав 10 августа 1945 г. в Варшаву, я увидел город развалин. Не работал городской траспорт. Его заменяли старые грузовики, приспособленные для перевозки людей, рикши или конные повозки. Только на Праге ходили трамваи. В первую минуту я не знал, что делать. Дом на Крохмальной сгорел, я не знал, что случилось с матерью.
Единственным адресом, который я помнил, была Мокотовская 5, где я был с коротким визитом 2 сентября 1944 г. Мне было интересно, уцелело ли здание. Я пошел по этому адресу. Дом стоял. Я позвонил, дверь открылась. Та самая милая пани. Я спросил о ее дочерях Басе и Халинке. Она ответила, что они обе работают в СПБ на улице Журавей 24. Я немедленно пошел к ним. Ну а потом начались прогулки, походы с Халинкой. Вечерние посещения Уяздовского сада. Однажды нас даже закрыли там на ночь. Сплошное удовольствие. В 1947 г. Халинка стала моей женой.
Мы вместе уже 66 лет. Потом появились дети, внуки, правнуки. Я всегда говорю жене, что она мой самый ценный военный трофей.
Затем я поехал в Груец, где жили родственники моей мамы. Я узнал, что мама остановилась у подруги в подваршавских Влохах. Она чудом избежала смерти 6 августа 1944 г., когда горел наш дом на улице Крохмальной, а вокруг немцы массово убивали мирных жителей. Меня приютили в небольшой квартире маминой подруги. В то время было обычным явлением, что люди максимально помогали друг другу.
На следующий день утром я поехал в Варшаву искать знакомых и контакты. Жизнь послевоенной Варшавы в принципе была сосредоточена на двух еще не полностью расчищенных улицах. Светская жизнь шла на Маршалковской между Иерусалимскими Аллеями и площадью Спасителя. Здесь уже появились какие-то очень примитивные кафе, ресторанчики.
Торговля кипела на улице Познаньской от улицы Пиуса XI (сейчас Красивая) до Иерусалимских Аллей возле гостиницы Полония. Из-за многочисленных магазинчиков и ларьков ее называли "Познанской ярмаркой". В "Полонии" разместились многочисленные иностранные посольства.
Улица Маршалковска, сентябрь 1945 г. Первый справа Эдмунд Барановски
Уже во время первой прогулки я встретил Стася Серадзкого "Свиста" из "Зоськи", который рассказал мне о текущей ситуации. Тогда происходило много событий и не слишком хороших. Начались аресты. 1 августа по дороге на военное кладбище на Повонзках был арестован командир нашей Группировки полковник "Радослав".
Я узнал, что готовится операция по освобождению "Радослава". Это была целая история. Собралась группа, которая хотела провести операцию. Было решено предложить взамен за "Радослава" кого-нибудь ценного, например, военного атташе советского посольства, генерала Виктора Маслова. Операция была разработана в деталях. Она должна была состояться возле той подваршавской местности, где жил военный атташе, кажется, это был Кларисев. Он ездил на машине, и по дороге ребята из "Зоськи", в том числе Стась Серадзки, также подготовили машину, чтобы заблокировать дорогу, когда машина атташе будет на уровне так называемого "опасного виража", теперь его там уже нет, в километре от Виланова. Но водитель, управлявший машиной генерала Маслова, сориентировался, что что-то не в порядке, въехал на пути узкоколейки и помчался дальше. Подозреваю, что генерал Маслов не догадывался, что это было покушение на него.
"Свист" сказал мне, что на следующий день состоится очередная встреча нескольких товарищей в кондитерской Помяновского на углу Маршалковской и Пиуса. Перед тем, как возвращаться во Влохи, я посетил военное кладбище на Повонзках. Там шли похороны эксгумированных погибших повстанцев. Надо было проделать огромную работу.
Когда я вернулся в гостеприимную квартиру на улице Совиньского во Влохах, мама после ужина с радостью в голосе сообщила мне, что успела постирать все мои вещи и показала на маленький балкончик, на котором сохло мое белье и ... пантерка, та со складов на Ставках. С этой пантеркой меня связывали сильные переживания. Она прошла со мной весь мой повстанческий боевой путь. На рукаве была моя засохшая кровь из раны, которую я получил 15 сентября 1944 г. на Чернякове. Мне удалось сохранить эту пантерку во время пребывания в лагерях для военнопленных. Я сложил ее в плоский сверток размером 30x30 см и прятал под рубашкой на груди или на спине во время обысков. Теперь она была чистой. Я не мог примириться с потерей моей крови на повстанческом мундире. Я не упрекал маму. Собственно говоря, я сам был виноват, я мог сказать ей раньше, какое значение имеет для меня эта блуза.
Во время встречи у Помяновского Лешек Яскуловски, ныне покойный, предложил следующий план освобождения "Радослава". Он сказал:
- Слушайте, я хорошо знаю место, где живет на Казимежовской 83 начальник мокотовской тюрьмы пан Нога. Нанесем ему визит и пригласим на прогулку.
Но оказалось, служебный статус пана Ноги слишком низкий, чтобы его согласились обменять на "Радослава". Было еще несколько предложений, но "Радослав" сам разрешил эту проблему, потому что несколько дней спустя выдал знаменитое обращение к солдатам Армии Крайовой, призывавшее их выйти из подполья и ликвидировать организационную структуру.
С выходом из подполья были связаны очень забавные истории. Прежде чем мы решились на это, состоялось несколько ночных бесед поляков, не буду скрывать, с самогоном, но в очень умеренных количествах. Мы решали: идти или нет? Кто за, кто против. Последняя встреча была ночью с 19 на 20 сентября 1945 г., ну и ... мы вчетвером пошли в Банк Народного Хозяйства на углу Иерусалимских Аллей и Нового Свята.
Милая атмосфера, канцелярскими вопросами занимались наши девушки, санитарки, связные. За всем наблюдал майор из УБ пан Чаплицки, настоящее имя Изидор Курц. Мы дали ему прозвище "Аковер", потому что он следил за судьбами аковцев. Во время заполнения бланка состоявший в комиссии полковник "Воляньски", бывший начальник по кадрам ГК АК, сказал нам:
- Панове подхорунжие, легализируйтесь в качестве подпоручиков Армии Крайовой. Я это подпишу.
При таких необычных обстоятельствах я узнал, что мне присвоено первое офицерское звание.
Документы, касающиеся легализации Эдварда Барановского
Майор "Аковер" во время беседы со мной заявил:
- Ну хорошо, панове, я знаю, что вы спрятали оружие (сотрудники Управления Безопасности всегда все знали).
Я ответил:
- Ну что же, пан майор, я поговорю с товарищами, может, они что-то об этом знают?
Я побежал к "Воляньскому", который был заместителем "Радослава" в Ликвидационной комиссии. Я сказал ему:
- Пан полковник, они спрашивают об оружии.
- А в скольких местах вы его спрятали?
- В трех.
- Ну так покажите одно.
Я вернулся к майору Чаплицкому и сказал:
- Пан майор, мои товарищи были свидетелями того, как прятали оружие в оранжерее в Институте глухонемых.
- Тогда я вам сейчас дам офицера и 3 человек.
Мы с ними пошли на Княжескую, это было недалеко от БНХ. Мы вошли в оранжерею. Оружие было закопано в оранжерее, возле водопроводного крана.
- Это наверняка здесь.
Глухонемые не понимали, зачем мы сюда пришли. Сопровождавшие нас сотрудники УБ с лопатами начали копать. И нашли то, что было там закопано. Это было оружие из сбросов: стэны, 3 кольта калибр 11,4, 2 с барабаном и 1 с магазином, несколько гранат gammon. Содержимое извлекли из ящика. В качестве одного из командиров "Игорь", который был с нами, подписал вместе с убовцами протокол, и таким образом одно из трех мест, где прятали оружие, было открыто.
Памятное удостоверение батальона "Метла"
Деятельность ликвидационных комиссий охватила около 50 тыс. солдат АК. Сотрудники Управления Безопасности приобрели большой запас знаний, которые позже были использованы во время многочисленных репрессий. Многих коснулись репрессии и аресты. Но это было несколько позже. 1 августа 1946 года был торжественно открыт и освящен на военном кладбище на Повонзках памятник Gloria Victis (Слава Побежденным), посвященный погибшим солдатам АК. На церемонию собрались толпы варшавян. Мы вошли на кладбище через центральные ворота, сомкнутыми рядами, некоторые в пантерках и пилотках.
Открытие памятника Gloria Victis, 1 августа 1946 г.
На грани 1948 и 1949 года, когда наступила кульминация преследований бывших аковцев, я заболел тяжелым заболеванием суставов. Я лежал дома в постели. Собственно говоря, все поставили крест на Барановском. Я вообще не мог пошевелить ни рукой, ни пальцем, ни головой. Это продолжалось несколько месяцев. Власти даже нанесли мне визит. Они увидели, в каком состоянии находится пациент, которого они, вероятно, могли бы забрать на Раковецкую, и пришли к выводу, что можно позволить ему спокойно дождаться конца его дней у родного очага. К счастью, через год я выздоровел, но при случае избежал ареста.
Жизнь продолжалась. В 1949 г. всю нашу группу разжаловали в рядовые.
Военная книжка Эдмунда Барановского
А в 1951 меня внезапно вызвали в районную призывную комиссию. Я не знал, в чем дело, потому что, едва войдя в здание, оказался под надзором. Капитан, который меня вызвал, сказал:
- Дайте, пожалуйста, вашу военную книжку.
Я показал требуемый документ.
- Я должен пана арестовать.
- Почему, пан капитан?
- Потому что пан подделал документы. Это не настоящая дата рождения. Пан хотел избежать службы в армии, потому что уроженцы 1925-го в 1946 г. призывались в армию.
Не знаю, как они об этом узнали. Я долго объяснял, каковы были обстоятельства смены даты рождения. Наконец, меня отпустили, уже без надзора. В военной книжке, которая хранится у меня до сих пор, есть запись, красными чернилами, с круглой печатью, меняющая год рождения на настоящий, 1925. Я внезапно помолодел на 2 года.
военная книжка Эдмунда Барановского – коррекция даты рождения
И так постепенно кошмар войны и оккупации оставался в прошлом. Однако те дни навсегда остались в памяти участников военных сражений. Они помнят также тяжелые и несправедливые времена, которые пришли позже. Они могут только испытывать удовлетворение от того, что дожили до тех времен, когда были признаны и оценены их подлинные заслуги в службе для Польши.
* * *
На тему оккупации в Польше и Варшавского Восстания 1944 г. написано много книг, а также снят ряд фильмов и телепередач. Историческая правда представлена в них по-разному, особенно если говорить о фильмах. С течением времени автор сценария чувствует себя все свободнее, если речь идет об интерпретации фактов и позиции участников представляемых событий.
Мы ведь не знаем, как проходила, например битва при Тразименском озере 2230 лет назад или даже битва на Сомме, после которой прошло всего лишь 97 лет. Мы знаем то, что нам показывает автор сценария. А он часто поддается текущим требованиям зрителей. Фильмы, посвященные подлинным историческим событиям, все чаще напоминают боевики с иногда совершенно неправдоподобным сценарием.
Я смотрю сериал "Время чести" и выхожу из себя. Все это было не так. Несколько фактов. Упор сделан на зрелищность. Обратите внимание, что в сериале все всегда ходят с оружием. Лезут за оружием, вытаскивают и стреляют. А ведь все было совсем не так. Если была какая-то акция, то исполнители приходили на место без оружия. Всегда были надежные девушки, которые приносили оружие и после акции забирали его. Соблюдались определенные правила.
Если говорить об игре актеров, то актеры играют то, что велит им сценарий. Ни один из них не знает, как было в действительности. Есть, например, такая сцена, основанная на знаменитой акции "За портьерой". На улице Мазовецкой был ликвидирован агент гестапо и его помощница. Во время акции, поскольку это было кафе, погибло также еще несколько человек. Несколько месяцев назад в сериале была такая сцена, в которой молодые люди знают, что где-то за стеной происходит собрание высоких сановников и немецких офицеров. С помощью взрывного устройства они выбивают дыру в стене и позже палят из 4-х автоматов по этой группе. Это ведь чепуха.
Второй эпизод рассказывает о польско-еврейской супружеской паре, которая решается выехать в Израиль. Они получают письмо из Хайфы, что было невозможно, будто бы за деньги кто-то поможет им выехать. Действительно, было так называемое дело "Гостиницы Польской", где сотни очень богатых евреев за крупную сумму денег надеялись получить от немцев паспорта южноамериканских стран и выехать с этими паспортами в Канаду. Во "Времени чести" все просто. В какой-то момент эту польско-еврейскую пару выводят во двор и расстреливают. Но правда была более, если можно так сказать, киношной. Группу, которая находилась в "Гостинице Польской", привезли на автомобилях на вокзал, посадили в вагоны 1 и 2 класса и вывезли в Освенцим. Там они погибли. И я считаю, что если бы в фильме все было показано так, как произошло в действительности, то это было бы более убедительно, чем еще один расстрел двух человек.
В 1970 году появился замечательный фильм и телевизионный сериал "Колумбы", на основе книги Романа Братного "Колумбы, год двадцатый". Фильм действительно замечательный, прекрасный актерский состав, прекрасная игра актеров. А кроме того там великолепно передана атмосфера оккупации в Варшаве. Потому что фильм "Колумбы" показывает не только повстанческие бои, но вообще конспирацию в Варшаве в 1940-44 годах. Можно сделать этот фильм цветным. И я думаю, что после колоризации и показа зрителям, особенно молодым, этот фильм сыграл бы полезную роль для празднования годовщины Восстания.
Приближается 70-я годовщина начала Варшавского Восстания, которая будет отмечаться в августе 2014 года. Надеюсь, что генерал Время позволит мне и моим товарищам принять участие в этой торжественной церемонии.
В связи с этой датой был предпринят ряд начинаний. Я бы хотел рассказать о двух из них, очень интересных.
Недавно трое молодых архитекторов, которые хотят увековечить память 70-й годовщины начала Варшавского Восстания, предложили установить в центре Варшавы 45-метровый флагшток с укрепленным наверху бело-красным флагом размером 100 м2 с символом Сражающейся Польши. В соответствии с представленным проектом флагшток должен быть установлен на площади "Радослава". Очень важно, что город, то есть Ратуша, поддерживает идею и предлагает оплатить все расходы.
Это очень сложная логистически операция. На площади "Радослава" сходятся четыре трамвайных линии, то есть существует обширная контактная сеть. Неизвестно, как там разместить 45-метровый флагшток? Мы со своей стороны предложили установить флагшток несколько в стороне. Там есть памятник и таблица Группировки "Радослав", и территория рядом. Мне кажется, что это место было бы более подходящим.
Если бы по соображениям прав собственности, не знаю, как выглядит ситуация с этой точки зрения, это было бы невозможно, есть другой вариант: установить флагшток на юго-западной окраине парка Красиньских, в том месте, где был Пассаж Симмонса, а в настоящее время находится символическая могила солдат батальона "Хробры". Там, на втором подземном уровне лежат, вероятно, около 300 погибших. Это почтило бы память тех, кто погиб и покоится в этом месте. А, кроме того, это как бы вход на Старе Място со стороны Воли. Существует еще и третий вариант. Это мог бы быть район площади Красиньских на небольшом расстоянии от входа в канал, которым солдаты Старувки эвакуировались в Средместье. Посмотрим, какой вариант победит.
Авторы проекта считают, что бело-красный флаг является священным символом Польши и Варшавы. Это свидетель нашей истории, дней поражений и славы. Наш город должен почтить флаг и героев, защищавших его, выделив пространство для его достойного показа. Они считают, что площадь Группировки АК "Радослав" является местом, освященным кровью повстанцев, где соединяется пространство трех районов: Воли, Средместья и Жолибожа. А каждый из них был свидетелем героизма повстанцев. Однако флаг должен не только увековечивать легенду Варшавского Восстания, но быть символом сильной Польши, источником народной гордости, который можно видеть не только в День Флага на Праздник Независимости, но ежедневно.
Я восхищаюсь этими молодыми тридцатилетними людьми, которые обращаются к истории. Сейчас это редкий случай, чтобы современные молодые люди интересовались историей. От всего сердца желаю им удачи.
Вторым проектом, о котором я хотел бы рассказать, является художественный фильм "Город 44". Предполагается, что он будет закончен до августа 2014 года, а его показ запланирован на 70-ю годовщину начала Варшавского Восстания. Это должно произойти 30 июля 2014 года в 19.00 на Национальном стадионе. На поле должен быть отдельный сектор для ветеранов, а на трибунах предусмотрены места примерно для 20 тыс. человек. Изображение будет проецироваться на огромный проекционный экран. Эта идея заслуживает всесторонней поддержки.
Проект демонстрации фильма "Город 44" на Национальном стадионе
К сожалению, в настоящее время существуют серьезные возражения со стороны комбатантов, участников Варшавского Восстания, относительно сценария фильма. Сценарий описывает конкретные события восстания, из содержания следует, что героями являются солдаты одного из отделов Группировки АК "Радослав".
Такой способ представления восстания требует максимального сохранения исторической правды. Еще живы непосредственные свидетели тех событий, которые были и сражались в местах, показанных в фильме.
В настоящее время обсуждается 4-я версия сценария. Некоторые предложения повстанцев были учтены, к сожалению, осталось еще много спорных моментов. Мы не можем согласиться с искажением исторической правды, с представлением повстанцев как людей, разобщенных, вульгарных и временами бессмысленно жестоких. Солдаты Группировки не убивали безоружных военнопленных.
Показанные в фильме сексуальные сцены на Чернякове просто смешны. Следует помнить, что сражавшиеся там повстанцы уже 2 недели не мылись, не брились, не меняли белье, постоянно не высыпались. Как в такой ситуации можно было думать о сексе.
Гротескно выглядят персонажи разгуливающих по Чернякову эсэсовцев, обвешанных золотом, в сопровождении польских девиц на шпильках, несущих чемоданы, из которых в какой-то момент высыпаются драгоценности. Такие факты никогда не имели места, хотя бы потому, что Чернякув был бедным районом.
Будучи в некотором роде непосредственными адресатами содержания данного фильма, мы бы хотели, чтобы максимально точно были переданы факты. Если это должен быть фильм о Варшавском Восстании и повстанцах, то они должны быть больше похожи на нас, какими мы тогда были.
Не знаю, чем закончатся наши переговоры. Надеюсь, что сиюминутное желание угодить не всегда высоким запросам публики не окажется важнее всевременных ценностей создаваемого фильма. В настоящее время ведутся переговоры.
И наконец, последней темой, о которой я хотел бы сказать, является встреча постанцев с молодежью нескольких варшавских лицеев. Она состоялась в зале имени Новака-Езёраньского в Музее Варшавского Восстания. 4 ветеранов пригласили молодежь из трех варшавских лицеев: Батория, Рейтана и Сташица. Пришло более сотни молодых людей. Пропорции были соответствующие: половина девушек, половина ребят.
Мы хотели им сказать, что формировало нашу индивидуальность, какое влияние оказывали школа, семья, харцерство, литература. Целый ряд повстанческих псевдонимов заимствован из литературы. Первоначально дискуссия была немного скучной. Но в какой-то момент я задал им вопрос:
- Мои дорогие, вы чувствуете себя больше поляками или гражданами Европы отечеств, как когда-то назвал ее де Голль?
И с этого момента началась очень оживленная дискуссия, которую мы были вынуждены прервать через полтора часа. К сожалению, наше время подходило к концу, а все хотели высказаться.
Все чувствовали себя поляками. Но, что интересно, свое личное и профессиональное будущее они видели там, в Европе.
Я считаю, что в этом отношении надо еще много сделать, чтобы в сознании молодых людей появилось убеждение, "что я поляк", повторяя слова Дмовского, "но хотел бы жить и работать здесь, в Польше".
И это серьезная задача, потому что это более чем трудное дело. Мы бы хотели снова встретиться и поговорить как с профессорским составом, так и с молодежью. В последнее время появляется очень много публикаций, например, в "Политике", на тему молодежи и ее отношения к уходящим поколениям. Это очень интересные вещи, дающие пищу для размышлений. Оказывается, что не всегда все происходит так, как нам хотелось бы. Это как в старой довоенной песенке:
"Но в жизни все всегда иначе,
и потому мы вздыхаем и плачем.
Иногда стихи пишут в юности,
Также по той же причине.
Потому что мечта с мечтой бегут наперегонки,
а как дойдет до дела, то шиш."
Эдмунд Барановски
март, 2013
редакция: Мацей Янашек-Сейдлиц
перевод: Катерина Харитонова
P.S. Подполковник Эдмунд Барановски в настоящее время является вице-председателем Союза Варшавских Повстанцев, генеральным секретарем Фонда Польско-немецкого Примирения, членом попечительского совета Музея Варшавского Восстания.
За мужество в бою он был награжден Крестом Отважных. Он имеет ряд высоких государственных наград, в том числе Командорский Крест со Звездой Ордена Возрождения Польши. Является автором нескольких книг и исследований повстанческой тематики.
Барановски Эдмунд |
Copyright © 2016 Maciej Janaszek-Seydlitz. All rights reserved.