Халина Енджеевска-Дудзик,
род. 19.10.1926 в Варшаве
капрал подхорунжий, санитарка АК
псевдоним "Славка"
рота "Ежики"
батальон "Метла"
группировка АК "Радослав"
№ военнопленного 224292
Свидетельства очевидцев восстания
Воспоминания санитарки батальона АК "Метла" Халины Енджеевской, псевдоним "Славка"
|
|
Конспирация
Прежде чем я дождалась ответа пани начальницы, я стала членом "настоящей" подпольной организации. Это была Конфедерация Народа. Люди попадали в разные организации в зависимости от личных и товарищеских контактов, среды, в которой они вращались. Иногда все решал случай.
Для молодых людей политический профиль отдельных организаций был не слишком важен. Иногда они даже не знали их точных названий. Для них самой важной была возможность борьбы с ненавистным оккупантом.
В Конференцию Народа я попала в марте 1942 г. при посредничестве моей самой старшей сестры Ванды, которая уже долгое время состояла в конспирации. Спустя несколько недель ко мне обратился жених второй моей сестры Дануси с предложением вступить в другую подпольную организацию, но это было уже неактуально. Потом оказалось, что этой организацией была "Башта".
Молодежь в Конфедерации была организована в так называемой Территории Молодежи. В рамках этой структуры я еще раз прошла солидную санитарную подготовку, обучение в службе связи, а также военную подготовку и занятия по обращению с оружием.
Мы ездили в леса, насколько я помню в окрестности Отвоцка или Свидра, а также в окрестности Сенкотинских лесов. Занятия проходили в группах по несколько десятков человек. Мы учились накладывать повязки, перевязывать раны, обеспечивать иммобилизацию, делать треугольную повязку, накладывать повязки, обеспечивающие неподвижность разных частей тела. Нас также учили, как обращаться с человеком, потерявшим сознание, как переносить раненого. Мы были хорошо подготовлены к ожидающей нас позже борьбе. Теоретические занятия с оружием проходили в Варшаве, в частных квартирах, а обучение стрельбе в лесах под Варшавой.
Кроме конспиративных занятий уделялось внимание также воспитанию членов Территории Молодежи. Большое внимание обращалось на результаты обучения на тайных курсах. Все обязательно ходили в школу. Если кто-то не справлялся со школьной программой, не добивался хороших результатов, это подвергалось критике, а в особенно тяжелых случаях виновного отстраняли от конспиративной работы.
Во время акции слияния в марте 1943 г. Конференция Народа вошла в качестве сплоченной структуры в состав Армии Крайовой.
В качестве члена Конфедерации Народа я второй раз принесла присягу. Ко мне в квартиру приехала начальница всех женщин в Конфедерации Мария Иваницка "Малгожата", которая лично приняла у меня присягу. Это была необыкновенно отважная девушка, она погибла два года спустя, когда была в партизанском отряде. После присяги я взяла псевдоним "Славка".
Во время моей службы в организации я была связной, cначала моего начальника из территории Молодежи Мечислава Кужины "Меча". Я носила рапорты от него к его начальникам и обратно. Я также участвовала в разных мелких акциях Малого Саботажа.
Спустя несколько месяцев я стала связной Влодимежа Петшака "Балька", который был заместителем коменданта Конфедерации Народа. В начале 1943 года я получила назначение в военный отдел Конфедерации Народа в качестве связной начальника штаба Войцеха Кентшиньского "Волковыского", а после его отъезда в партизанский отряд меня направили в тюремный отдел, которым руководила Хелена Ямонтт "Важицка".
"Славка", 1943 г.
Через какое-то время я получила задание искать квартиры, предназначенные для конспиративных встреч. Это было довольно трудное, а кроме того очень ответственное задание. Мне нельзя было неправильно оценить ситуацию и сделать неправильный выбор. В этом случае я подвергла бы одного человека или целую группу опасности ареста, а впоследствии неминуемой смерти.
Окончательное решение о выборе помещения должно было быть тщательно обдумано и подготовлено. С помощью друзей, которые предоставляли в наше распоряжение квартиры свои или своих знакомых, все мои акции закончились успехом. Можно также сказать, что мне очень везло.
Моя деятельность связной не была, по моему мнению, чем-то особенным. Кроме рапортов надо было иногда что-нибудь перенести. Иногда это было оружие, иногда документы. Способ транспортировки был разный: в кармане пальто, в довольно большой сумке, в корзине, способы были разные. Все зависело от того, что надо было перенести.
Со времени конспиративной работы в Терриории Молодежи я запомнила несколько эпизодов. Некоторые были забавные, но драматичные.
Как-то мы с товарищем несли большую пачку по улице Мохнацкого, маленькой улице недалко от моего дома. Не помню уже, что было в пачке, наверняка что-то нелегальное. Внезапно из соседней маленькой улицы прямо на нас вышел патруль немецкой жандармерии. Помню, что нам обоим стало жарко. Держась под руку, мы крепко прижались друг к другу и медленно шли вперед. Мы старались выглядеть гуляющей парой, которая несет с собой какую-то не имеющую значения пачку. На этот раз счастье нас не покинуло. Такие ситуации случались со многими, я упомянула об этом просто к слову, не потому, что это было что-то особенное.
В следующий раз было уже не так забавно. Мы с подругой возвращались домой после какого-то задания. Уже наступил комендантский час. На Рашиньской, недалеко от Фильтровой, с Рапацкого или Дантышка вышел патруль, и немцы хотели нас задержать. Мы сделали вид, что не слышим их криков, пошли быстрее, потом помчались бегом. Сзади мы слышали: Halt! Halt! В какой-то момент Рашиньская сделала небольшой поворот, и патруль потерял нас из виду. Мы услышали выстрелы. Думаю, что на самом деле немцам не слишком хотелось нас поймать. Задыхаясь на бегу, мы влетели в мои ворота. Наш сторож был необыкновенным человеком. Правда, в соответствии с приказом, во вермя комендантского часа ворота были заперты, но он всегда открывал их, если его просили. Впрочем, он слышал, что мы бежим, и нам даже не пришлось его звать. Ворота были открыты, а с нами ничего не случилось.
Как-то раз я была на Кредитовой в Средместье. Я шла куда-то отдать оружие, пистолет после какой-то акции, и попала в облаву. Я успела попятиться и побежала, не глядя по сторонам. Я знала, что со мной будет, если я попаду в руки немцев. На Кредитовой я вбежала в какие-то ворота и побежала по лестнице вверх на последний этаж. Там я позвонила в дверь совершенно незнакомых мне людей. Мне открыла какая-то пани. Я сказала:
- "Там облава, могу ли я остаться?"
Она совершенно спокойно пригласила меня войти, предложила мне сесть, сделала чай. Спросила меня только, есть ли у меня что прятать. Мне казалось, что я могу ей довериться, а кроме того особого выбора у меня не было. Я подала ей сверток с оружием и сказала:
- "Если пани может это на минутку спрятать, то пожалуйста".
Спрятала. Я посидела у нее примерно час, потом взяла свой сверток и ушла. Мне снова повезло.
Были также более веселые приключения. Вот одно из них. Как-то я получила распоряжение поехать под Малкиню, где какой-то хозяин прятал раненого из одного из наших партизанских отрядов. Мне надо было его найти и привезти в Варшаву. У меня не было полных данных о том, где он находится. Мне сказали, что надо доехать до Малкини и искать в окрестных деревнях. Мне назвали только фамилию крестьянина, у которого находился наш раненый. Меня предупредили, что в Малкине все всё знают, все знают друг друга, и мне будет очень легко найти нужный адрес.
Я вышла на станции и увидела, как мне и говорили, множество подвод, готовых ехать куда угодно, конечно за деньги. Я подрошла к одному из возчиков, которому, как мне казалось, можно было довериться, и спросила, не знает ли он случайно человека с названной мне фамилией, который должен был помочь мне найти раненого. Он сказал, что недалеко от Малкини есть какая-то деревня, и что там живут люди с такой фамилией.
Я села на воз рядом с ним, и мы поехали. Потом реальность устроила мне сюрприз. В этой деревне было много людей с нужной мне фамилией. Я оказалась в довольно трудной ситуации. Ведь нельзя же ходить от одной хаты к другой и спрашивать о раненом партизане. Что мне сделать, чтобы найти нужного человека? И тут счастье снова оказалось на моей стороне. Уже второй дом, в который я вошла, оказался именно тем, который был мне нужен.
Как-то я и Тереса Вылежиньска "Майя", связная из Конфедерации, получили распоряжение забрать из квартиры на улице Лекарской какие-то документы. Это был 1942 или 1943 год, точно не помню. На той улице стояли красивые маленькие виллы. Из одной квартиры гестапо как раз забрало людей. В квартире остались документы, которые обязательно надо было забрать до проведения тщательного обыска. Каким-то образом удалось узнать, что пока немцы их не нашли.
Мы отправились на место. Опечатанная квартира располагалась на втором этаже. Мы побоялись срывать печати, решив, что это слишком опасно. Поэтому мы решили попасть в квартиру с другой стороны, с улицы. Улочка была маленькая, полумрак, серо. На втором этаже был балкон, через который мы решили попасть внутрь. Может, нам удастся тихонько разбить стекло, во всяком случае, это был единственный путь.
Мы вскарабкались по водосточной трубе на второй этаж, и оказалось, что нам очень повезло. Балкон был неплотно закрыт, оставалась небольшая щель. Мы толкнули балконную дверь и вошли внутрь. Моя подруга, которая знала расположение помещений, догадалась, где, скорее всего, спрятаны документы, и действительно там мы их и нашли. Мы положили за пазуху то, за чем пришли, и той самой дорогой по трубе съехали вниз. Эмоций было множество.
Был у нас и такой период, когда были провалы и аресты. Иногда мы получали информацию о том, что ночью где-то было гестапо и что там устроен "котел". Надо было срочно предупредить тех, кто мог пойти туда на встречу, или кого-то из семьи.
Однажды такое произошло с нашим начальником Войцехом Кентшиньским "Волковыским". Ночью арестовали его родителей. К счастью, его дома не было. Надо было его предупредить, чтобы он не возвращался домой. На соседних улицах расставили его товарищей, которые хорошо его знали, и которых он знал. Их заданием было предупредить его о случившемся несчастье. Тогда нам удалось, и наш командир избежал ареста.
В нашем доме вообще не было разговоров о конспирации. Не было никакой болтовни. Никто не рассказывал, что он делает и где делает. Мы в Вандой знали друг о друге, поскольку это она ввела меня в организацию. О Данусе мы ничего не знали. Дануся была нема как могила.
Данута Дудзик; 1944 г.
Мы все считали, что если, не дай Бог, окажемся на Шуха, то надо знать как можно меньше. Потому что, в конце концов, нельзя быть на 100% уверенным в том, как человек себя поведет. Родители догадывались, что мы состоим в подпольных орагнизациях. Они о чем-то догадывались с тех пор, как нам с Вандой было приказано какое-то время не бывать дома, потому что в тот момент у нас начались аресты.
В начале 1943 г. я перешла в военный отдел в Конфедерации Народа. Я стала связной начальника штаба наших отрядов. В этот период от нас выходили партизанские отряды в леса на северо-востоке Польши, сначала на Подлясье, потом дальше в окрестности Вильна. Наши отряды носили название Ударных Отрядов. Говорили, что выходит Ударный Отряд такой-то и такой-то в такой-то срок. С одним из таких отрядов ушла в мае 1943 г. моя сестра Ванда "Сильвия".
один из Ударных Отрядов на периферии
Мне об этом известно немного. Ванда никогда не рассказывала ни о своей подпольной работе, ни о партизанской деятельности. Я знаю, что она была в отряде "Ига". Ванда вышла замуж за день или два до отъезда и уехала. А на следующий день уехал со своим отрядом ее муж, тоже из Конфедерации. Сначала они были на Подлясье. Потом ее отряд был на Виленщине. Позже мы не получали от нее никаких известий. Насколько мне известно, Советы не разбили ее отряд. Ванда не хотела позже ничего говорить на эту тему.
Отряды, которые выходили из Варшавы, старательно готовились. Какое-то время до отъезда они находились на казарменном положении и ждали подходящего момента.
Я принимала участие в одной из таких акций. Ребята были на сборном пункте на Тамке, на последнем этаже высокого здания, не помню его номера, в квартире, специально предоставленной для этой цели. Там было собрано оружие, ящики с гранатами, пистолеты и винтовки, один ручной пулемет. Я была их единственной связью с внешним миром. Они в это время вообще не выходили из той квартиры. Я постоянно была в движении: ходила за приказами, улаживала для ребят какие-то мелкие дела.
Наконец наступил день отъезда. Это был июнь 1943 г. Когда я об этом рассказываю, временами мне кажется невероятным, что все это происходило в действительности. Ребята не могли уехать ночью из-за комендантского часа. Поэтому отъезд был назначен на поздний вечер, уже начинало смеркаться. К дому подъехали два больших грузовика. В воротах соседних домов были расставлены патрули, заданием которых было не подпускать к дому посторонних. Момент был очень опасный, достаточно было одного звонка в полицию или гестапо от кого-то, кто сообразил, что происходит нечто странное, и все могли погибнуть.
Ребята носили вниз свертки с оружием, боеприпасами, гранатами. Все было старательно запаковано. Внезапно сверток с 2 или 3 винтовками разорвался на лестнице. Все это выглядело очень странно, наверняка не как обычный переезд. Конечно, погрузка в машины происходила прямо перед воротами, но если бы кто-нибудь посмотрел в окно, то наверняка догадался бы, что тут происходит.
К счастью, все прошло хорошо. Снаряжение было погружено, товарищи, которые должны были ехать в партизанский отряд, были в сборе. Вся группа выехала и добралась до места назначения. Я осталась в квартире с парнем, который пришел в тот день, но не уезжал с отрядом. Нашим заданием было привести квартиру в порядок, так, чтобы следа не осталось, что тут вообще кто-то был, не говоря уж о том, что здесь были вооруженные люди.
Однако до конца дня нам не удалось все сделать. Поэтому на следующий день, хоть и со страхом, мы снова поднялись на последний этаж дома на Тамке. Я раздумывала, сами ли мы откроем дверь и войдем, или нам откроют немцы и арестуют нас. Однако оказалось, что никто не донес полиции, и мы вошли в квартиру без проблем.
Мы старательно очистили квартиру, однако не обошлось без приключения. В квартире была большая кафельная печь. Такие печи были в то время популярны, их использовали для обогрева квартир зимой. В топке печи мы собрали все ненужные бумаги, найденные в квартире, и подожгли. Внезапно раздался грохот. Оказалось, что в печи случайно оказался винтовочный патрон, который взорвался от огня. Следует признать, что в тот момент мы оба были напуганы. К счастью, печь не развалилась, только была немного повреждена. Мы очень быстро собрали свои вещи и немедленно ушли оттуда. Задание, несмотря на неожиданные эмоции, было выполнено успешно.
В 1943 г. в партизаны с одним их наших Ударных Отрядов Конфедерации пошел также Юрек Лясковски "Табор", с которым мы дружили. Спустя какое-то время я узнала, что он погиб 21 июня 1943 года в бою. Отряд атаковал пост немецкой жандармерии в Завадах. Юрек первый вбежал в здание, попал под автоматную очередь и погиб на месте. Я очень переживала его смерть.
Товарищ "Табора" передал мне его кольцо, очень характерное. Это было довольно толстое серебряное кольцо с резьбой в форме листьев и большой отчетливой буквой У - "Удар". С тех пор я не расставалась с этим кольцом и лишилась его только в лагере.
К некоторым судьба была благосклонна, и они остались живы. Например, моя подруга из харцерского отряда Крыся Пшиборовска "Щипёр" (после замужества Орловска), прекрасная девушка. В 1943 г. это была худенькая, маленькая девушка с маленьким носиком в веснушках и короткими волосами. Она выглядела гораздо моложе своих лет и производила впечатление ребенка. Крыся была в АК, а не в Конфедерации Народа.
Помню два необыкновенных случая, произошедших с ней. Раз она попала в облаву на Площади Железной Брамы и уже сидела в грузовике. У нее было школьное удостоверение, которое она показала. Это не произвело никакого впечатления на проверявшего документы немца. Он проверил документы у всех задержанных и куда-то отошел. Другой немец сторожил, чтобы никто не выскочил из грузовика. В какой-то момент конвоир посмотрел на Крысю и сказал:
- "Weg! (Прочь!) Только быстро!"
Он не сказал: "Schnell", сказал: "Только быстро". Крыся выскочила из грузовика и уцелела. Иногда такое бывало, я знаю пару таких случаев, что немец кого-то спас, кому-то помог.
Во второй раз требовалось действительно большое везение, чтобы уцелеть. Это был период, когда наши товарищи уходили из Варшавы в партизанские отряды. В связи с этим надо было все для них подготовить, в том числе шлемы, которые тогда было трудно достать. "Щипёр" получила приказ забрать из какой-то квартиры мешок со шлемами и перевезти его в другое место. Она ехала трамваем, это был №15. Возле ног она поставила большой мешок со шлемами. Крыся планировала выйти на площади Нарутовича. Оказалось, что на площади облава. Вся площадь была окружена жандармами.
Крыся размышляла, что делать. Оставить мешок в трамвае она не могла, если бы немцы обнаружили шлемы, всех пассажиров арестовали бы или расстреляли на месте. Это было недопустимо. Она не могла также выбросить мешок в окно, это было невозможно. Крыся решила взять груз на спину и выйти. Так она и сделала: взяла этот мешок на спину и вышла. Немецкий жандарм спросил:
- "Что это?"
А Крыся ответила:
- "Картошка".
Он провел рукой по мешку, нащупал что-то твердое. Однако трудно поверить, что жандарм не догадался, что может быть внутри. Картофель и шлемы отличаются по форме. Но, несмотря на это, немец сказал, что она может идти. Крыся пошла. Он не велел ей развязать мешок, не заглянул внутрь. Крыся взяла мешок на спину и пошла. Ей очень повезло. С Крысей мы дружили еще много лет после войны, хотя она жила в Канаде, вплоть до ее смерти.
Наступил 1944 год. В середине года солдаты Армии Крайовой понимали, что приближается срок начала восстания в Варшаве. К этому моменту они готовились несколько лет.
Как-то перед восстанием мое руководство спросило меня, какие обязанности я бы хотела выполнять во время восстания. В принципе, я была подготовлена к работе связной, я была связной в течение всего периода оккупации. Я была в выгодном положении, потому что могла выбрать себе назначение. Я хотела назначение в санитарную службу, хотела быть санитаркой. Я очень рано начала мечтать о том, чтобы в будущем изучать медицину. Я очень хотела быть врачом. Это желание возникло у меня после бомбежки эвакуационного поезда под Ровно в 1939 г. Тогда было очень много убитых и раненых. Тогда я решила, что, если переживу войну, буду изучать медицину. Во время оккупации я была для этого слишком молода. Моя сестра Данута училась на тайных курсах Варшавского Университета на медицинском факультете. Некоторые лекции проходили в нашей квартире на улице Университетской. Некоторым образом название улицы отлично сочеталось с моими планами на будущее.
Приближался август 1944 г. Через несколько месяцев мне должно было исполниться 18 лет.
Халина Енджеевска-Дудзик
обработка: Мацей Янашек-Сейдлиц
перевод: Катерина Харитонова
|
Халина Енджеевска-Дудзик род. 19.10.1926 в Варшаве капрал подхорунжий, санитарка АК псевдоним "Славка" рота "Ежики" батальон "Метла" группировка АК "Радослав" № военнопленного 224292 |
Copyright © 2015 Maciej Janaszek-Seydlitz. All rights reserved.