Тадеуш Енджеевски "Вшебор", 1945

         Я приняла окончательное решение о возвращении в Польшу. К удивлению и даже недовольству некоторых я отказалась от стипендии и уже официально записалась на репатриацию в Польшу. Я вернулась в июле 1946 года. Из нашей "аковской" группы тогда вернулись вместе со мной многие. Это был первый транспорт репатриантов из Великобритании в Польшу.
         В нашем руководстве в Лондоне очень отрицательно отнеслись к нашему решению вернуться. Нас уговаривали остаться, объясняя, что это просто опасно для нас. Поскольку возвращались наши товарищи, я решила, что стоит рискнуть, может, не будет так плохо. В Польше меня ждали мама, сестры и "Вшебор".
         Столкновение с реальностью было страшным. Помню, как мы сошли с корабля в Гдыне и как нас вели к товарным вагонам, которые отвезли нас во временный лагерь. По обеим сторонам стояли рядами солдаты с оружием, со штыками, направленными в нашу сторону. Это была польская армия? Тогда стояла тишина, страшная тишина. Потом мы обменивались замечаниями на эту тему, каждый из нас думал, насколько правы были те, которые говорили, что не надо возвращаться. Тогда мы были уверены, что поедем этим поездом далеко, за тысячи километров на восток от Гдыни.

         От мамы и Данки я знала, где они живут. Обе тогда были в Еленей Гуре. Я поехала к ним. У меня не было другой одежды, я вернулась в мундире летчика с нашивками Poland. Мы ехали товарными вагонами в очень плохих условиях. Помню, что во Вроцлаве я просидела всю ночь на вокзале, потому что нельзя было выходить, было запрещено выходить с территории вокзала, а к тому же не было поезда. Потом следующий поезд, дорога короче в километрах, но очень долго длившаяся по времени. Пару раз было так, что кто-то отзывал меня в сторону и спрашивал:
         - "А зачем пани вернулась? Для чего пани вернулась?"

         Как я вспоминала раньше, мама с Данкой после выхода из лагеря в Прушкове попали в Миланувек, потом в Краков. Им было очень трудно, когда закончилась война. В январе 1945 мама приехала в Варшаву. Тогда было очень трудно добраться из Кракова до Варшавы. Она ехала несколько часов на ступеньках вагона. А был январь, мороз. Это было что-то ужасное. Мама просто искала какие-то следы.
         Она вернулась назад в Краков. Когда после окончания войны открылся Ягеллонский Университет, Данка продолжила там учиться. Она жила в общежитии. Голодали они страшно. Дануся как-то мне рассказала, как это выглядело. Это было ничуть не лучше, чем у нас в самое голодное время в лагере. Страшно. Большинство студентов были из Варшавы, или из Вильно, или из Львова. Мама Данкиного товарища из группы, в которой они вместе учились, время от времени приносила что-то съестное ему и Данке.

         Было просто невероятно, что эти люди, несмотря на трудные условия, сразу же после страшных военных испытаний, начинали учиться. Когда открыли Варшавский Университет на Праге, студенты шли туда пешком из разрушенной левобережной части Варшавы.
         Данка очень дружила с Иреной Гижицкой, вожатой из "Золотой Тройки", харцерской дружины, к которой она относилась еще до войны. Ирена в 1939 г. уже была врачом. Это была прекрасная девушка, исключительная.
         Ирена Гижицка после войны поехала во Вроцлав. Там она работала в одной из клиник во Вроцлавском Университете. Каким-то образом Ирена нашла Данусю и предложила ей переехать во Вроцлав. Ирена обещала, что устроит ей общежитие, что, если будет возможно, устроит ей Братняк (Bratniak – студенческая организация взаимопомощи), чтобы она получала обеды, короче говоря, - они будут вместе, Ирена ей поможет.
         Дануся решилась и поехала во Вроцлав. А мама поехала в Еленю Гуру. У нее никого там не было, но наверно она считала, что там будет легче найти работу. Мама работала там служащей в Польском Управлении Репатриации. Когда спустя много лет я была в Еленей Гуре, то видела благодарности для мамы от людей, которым она помогла. Ее благодарили за доброжелательность, сердечность, заботу и т.д. Это было очень мило.
         Мама и Данка было близко и без проблем могли навещать друг друга. Сестра закончила обучение во Вроцлаве. Дануся и мама больше не вернулись в Варшаву. Дануся никогда не хотела сюда вернуться. Даже тогда, когда были проблемы с квартирой родителей, за которую надо было бороться. Она осталась во Вроцлаве, там обосновалась. С Запада вернулся ее жених, они поженились. А мама, пока могла, работала в Еленей Гуре, а когда Дануся родила, переехала во Вроцлав, жила вместе с ними и занималась ребенком. Вторая моя сестра, Ванда, когда я вернулась в Польшу, жила уже в Варшаве. Знаю, что после возвращения из партизанского отряда она сначала жила в Ченстохове, немного скиталась по Польше. Потом они с мужем жили где-то под Варшавой, в каких-то ужасных, кошмарных условиях. Потом были какое-то время в Кракове у его семьи. Все это было очень сложно. В конце концов, они вернулись в Варшаву.

Ванда, сестра "Славки", после войны

         Я поехала сначала к маме в Еленю Гуру. А с октября начала изучать медицину в Познани. Почему так получилось? В Польше в это время было много молодежи, которая возвращалась с разных сторон из-за границы и хотела учиться. А набор в институты всегда был летом, а не осенью.
Оказалось, что в Познани декан решил открыть дополнительный набор на первый курс медицины в качестве исключения осенью.
         Экзамены были в сентябре, в конце сентября. Я с одной стороны очень обрадовалась, а с другой подумала, что не сдам ни одного экзамена. После двух лет перерыва, после всего, что со мной было, шансы были ничтожны. Я страшно боялась математических заданий. Я всегда плохо знала математику. Но оказалось, что возвращались такие как я, которые год, два, а некоторые и большие, были за границей. И также в это время немного общего имели с наукой.
         Экзамен был так подготовлен, так сформулирован, что просто надо было немного подумать. И иметь какие-то общие знания. Были вопросы по литературе, по истории искусства, касающиеся определенных известных художников. Если кто-то чем-то немного интересовался, то должен был это знать. Были также психологические загадки. Короче говоря, это было сделано для людей, которые не пришли прямо из школы, у которых наверняка был перерыв в учебе. Впрочем, это было видно по поданным нами документам. Почти все мы на экзаменах были в мундирах. Было несколько человек из авиации, несколько из сухопутных войск, только ни одного морского мундира я не видела. О чудо, я была принята.
         Репрессиям я не подвергалась, разве что не получила ни места в общежитии, ни стипендии. Я не могла особо рассчитывать на помощь семьи. Мама зарабатывала гроши в Еленей Гуре, сестра училась, а у меня не было ничего, кроме того, что было на мне надето и пары платьев на смену. Время от времени мне надо было отмечаться в военном отделе, который принимал возвращающихся из армии. Но там меня никто не трогал, никто не устраивал мне неприятностей.

         В Познани меня нашел "Вшебор". После возвращения из Зандбостель он сначала жил в Быдгоще, потому что там работали его товарищи из конспирации, потом переехал в Познань, где познаньским воеводой стал его товарищ, тоже из конспирации. Он работал в одной из редакций и изучал там социологию, затем продолжил обучение в Варшавском Университете. Университет он закончил, но диплома не получил. Он обиделся на профессора, которого впрочем обожал, Станислава Оссовского, который руководил его магистерской диссертацией и посоветовал внести в нее какие-то поправки. Тадеуш считал, что это невозможно, и работу не защитил. В связи с этим обучение считалось незаконченным, и диплома у него не было.
         Тадеуш был на 5 лет старше меня. Он был добровольцем в сентябре 1939 года, был тогда ранен, очень рано вступил в конспирацию, был также в партизанском отряде. После того, как он приехал в Познань, мы были вместе. Мы поженились в начале 1947 года. У нас было два бракосочетания. Сперва было венчание в Еленей Гуре, там, где была мама. На венчание приехали обе мои сестры. А гражданский брак был в Познани.

Халина и Тадеуш Енджеевские, 1947

         Потом мой муж уехал в Варшаву, где получил работу. Я после второго курса сдала все экзамены и тоже переехала в Варшаву, где продолжала учиться на III курсе.
         Во время учебы в Познани я пережила прекрасный момент. Во время восстания я очень подружилась с девушкой из санитарного патруля Зосей Графчиньской "Зосей". После смерти капитана "Неборы" наш патруль был расформирован, нас направили в разные взводы "Метлы", и мы ничего не знали друг о друге. В 1947 г. я была на первом в моей жизни балу, организованном на медицинском факультете.
         И вдруг я увидела в зале танцующую Зосю. Это была невероятная встреча, но сразу после войны люди часто встречались при очень необычных обстоятельствах.
         Мы бросились друг другу в объятия. Мы были так счастливы, потому что до сих пор ничего не знали друг о друге.

         В 1951 г. я окончила университет, а в феврале 1952 защитила диплом. С тех пор я работала в Варшаве, все время в том же месте, в ортопедической клинике, ранее бывшей на Новогродской, а теперь на Линдлея.

Медицинская практика в варшавской больнице, первая слева Халина Енджеевска

         Когда я приехала в Варшаву, Тадеуш жил на улице Раковецкой 9, в очень маленькой, но отдельной квартирке. В кавалерке (kawalerka – однокомнатная квартира), короче говоря. В квартире была кухонька немногим больше поверхности стола. Там можно было с трудом поставить плитку, но зато было даже окно. Была также ванная.
         В 1952 г. у нас родилась дочь. И тогда начались проблемы. Все было бы хорошо, если бы не мои дежурства в больнице. Никого в больнице не интересовало то, что у меня маленький ребенок. Когда дочери было 6 лет, мы переехали в двухкомнатную квартиру на улице Груецкой.

         В 1976 г. умерла мама. А два года спустя я начала бороться за возвращение нашей семейной квартиры на улице Университетской. На эту тему можно написать книгу. Квартира была разделена на части. Я долго не могла довести дело до конца. А позднейший ремонт практически превысил мои финансовые возможности. Но в конце концов все получилось. Я живу в своем родовом гнезде.
         Я вырастила дочь, внука и внучку, а также одну правнучку.

         После войны, кроме профессиональной деятельности, я также принимала активное участие в общественной жизни. В 70-х годах, когда появилась такая возможность, я активно участвовала в деятельности Союза борцов за свободу и демократию (ZBOWiD). Несколько сроков я занимала должность вице-президента Воеводского правления. Занимаясь социальными и медицинскими делами, я могла в это время оказывать помощь моим нуждающимся товарищам из Армии Крайовой.
         Это был период, изобилующий разными интересными событиями. Я прекрасно помню совещания правления, когда возник вопрос надписи на катынском памятнике на Военном Кладбище на Повонзках в Варшаве. Проблема была в дате, сообщающей, когда эти убийства произошли. Несмотря на то, что в правлении кроме меня было еще двое хорошо известных товарищей из Армии Крайовой, я была единственной, которая настаивала на настоящей дате. Помню, как человек, проводивший собрание в отсутствие председателя, который был где-то за границей, сказал, что мое поведение политически опасно. Теперь это кажется смешным, но тогда все было иначе.
         Я говорю искренне, никогда в жизни я не сделала столько для аковской среды и для конкретных людей, никогда не уладила столько разных дел, как тогда, в самом деле. Невозможно переоценить поддержку, которую я получила, решая проблемы людей из Армии Крайовой, от полковника ВП Станислава Ксёнжкевича, председателя воеводского правления.
         Потом, после создания Союза Варшавских Повстанцев, я была в его правлении. Я по-прежнему занималась проблемами, связанными со здоровьем и социальными вопросами варшавских повстанцев.

         Иногда меня спрашивают, правильное ли решение я приняла, участвуя в Варшавском Восстании. Ответ очевиден. Это было следствием пребывания в конспирации в течение нескольких лет. В этот период жизнь многократно подвергалась опасности. Молодые люди ждали начала восстания, просто мечтали об этом. Это было нечто естественное, очевидное. Когда мы узнали о часе "В", мы собрались там, где было приказано, и выполнили свой долг перед Польшей.

Халина Енджеевска-Дудзик

         P.S.
         Халина Енджеевска, врач ортопед, в настоящее время является вице-президентом Союза Варшавских Повстанцев. За мужество в бою она была дважды награждена Крестом Отважных. У нее также есть ряд высших государственных наград: Командорский Крест, Офицерский и Кавалерский Ордена Возрождения Польши, Варшавский Повстанческий Крест, Крест Армии Крайовой, Партизанский Крест и другие.
         Халина Енджеевска награждена медалью "Digno Laude" (Достойному Славы), присвоенной Варшавским Медицинским Обществом как участнице Повстанческих Санитарных Служб, медалью "Pro Patria", медалью Варшавского Медицинского Общества "Людям и Отчизне", памятным знаком "За заслуги для столичного города Варшавы" и другими.

обработка: Мацей Янашек-Сейдлиц

перевод: Катерина Харитонова

Халина Енджеевска-Дудзик род. 19.10.1926 в Варшаве капрал подхорунжий, санитарка АК псевдоним "Славка" рота "Ежики" батальон "Метла" группировка АК "Радослав" № военнопленного 224292

Copyright © 2015 Maciej Janaszek-Seydlitz. All rights reserved.