Свидетельства очевидцев Восстания

Воспоминания Мирослава Тадеуша Сьмиловича

Мирослав Тадеуш Сьмилович, род. 10.07.1934 в Варшаве

         Наступило 1 сентября 1939 года, а вместе с ним закончилась каникулярная идиллия. Этот день положил начало наиболее трагическим годам в истории Польши – годам гитлеровской оккупации. В то время никто не мог предвидеть, что все так произойдет, потому что война должна была быть короткой и победоносной для Польши.
         1-го сентября на рассвете мама, сильно встревоженная и испуганная, разбудила меня и быстро одела. Я не знал, что произошло. Мы с родителями и Юреком вышли из дома в сад. Очень высоко в небе видны были черные передвигающиеся точки, их было очень много, они покрывали почти все небо, которое в то утро было безоблачным, но слегка туманным. Эти передвигающиеся черные точки сопровождал тяжелый, протяжный гул, словно гром отдаленной грозы. Отец, который раньше слушал радио, сказал, что как раз началась война, и это немецкие самолеты летят на Варшаву. Хотя я еще не понимал, что происходит, помню, что я очень боялся.
         Мы вернулись в дом, и родители решили запаковать наши вещи. Через какое-то время кто-то энергично постучал в дверь, а когда она открылась, мы с удивлением увидели дядю Виктора – брата мамы, в военном мундире, в черном, сдвинутом на бок берете, на котором поблескивала кокарда с орлом. Его танковое подразделение остановилось на шоссе, как раз неподалеку от нас. Они ждали дальнейших приказов. После короткого разговора Виктор попрощался с нами, меня взял на руки и поцеловал, что мне запомнилось, потому что в то утро он был небрит. У мамы на глазах были слезы, а я по-прежнему не знал, что все это значит. Отец успокаивал маму, говоря, что это не продлится долго и наверняка через несколько дней все хорошо кончится.
         На следующий день мы поехали в Варшаву бричкой хозяев, которые, прощаясь, уговаривали нас остаться, говоря, что у них будет безопасней, чем в городе. Однако родители решили возвращаться, видимо опасаясь потери имущества, оставленного на Жолибоже. На шоссе, до которого мы вскоре доехали по полевой дороге, царила страшная суматоха. Столпившиеся и перепуганные люди с тележками и узлами смешивались с колоннами марширующего войска. Время от времени появлялись отряды кавалерии и конные упряжки, которые тащили небольшие орудия. Все это двигалось в каком-то страшном беспорядке и в атмосфере, как я сейчас понимаю, паники. Одни двигались куда-то из Варшавы, другие, как мы, в Варшаву.
         Когда мы проезжали мимо двух незнакомых женщин, которые казались очень уставшими, отец предложил им сесть в нашу бричку, а сам пошел пешком рядом, поскольку мы двигались очень медленно. Помню, что я был очень недоволен этим поступком отца и боялся, что он потеряется, когда бричка сможет ехать быстрее.
         Мы доехали до Радзымина, вокруг виднелись трупы убитых лошадей, в воздухе ощущался дым и характерный запах пороха, который я надолго запомнил. Наш возница заявил, что дальше не поедет, поскольку боится, что военные реквизируют лошадей. Мы переночевали в каком-то придорожном доме. Помню, что мы ели свежий пахучий хлеб и запивали молоком. Не знаю, когда я заснул. На следующее утро мы отправились в Варшаву, ехали в этот раз на какой-то подводе, которую отец нанял за немалую, скорее всего, сумму у местного крестьянина. Он должен был отвезти нас в Варшаву. В это раз на подводу садилось больше людей, были среди них матери с маленькими детьми на руках и пожилые женщины, у всех был какой-то багаж. Мои родители уступили им место и снова шли возле подводы. Как и прежде, я боялся, что они отстанут, а я поеду с незнакомыми людьми неизвестно куда. Поэтому мама все время держала меня за руку.
         Время от времени немецкие самолеты снижались с ревом моторов и стреляли в нас из пулеметов. Тогда отец быстро брал меня на руки, и мы прятались по обочинам дороги в зарослях или в придорожных постройках. Тогда в первый раз в жизни я увидел убитых людей, а среди них детей. Помню, что я был напуган этим и начал плакать. Сегодня трудно описать, какое страшное впечатление произвели на меня тогда убитые лошади с разорванными брюхами и внутренностями, лежащими на земле.
         Подвода под вечер доехала до окрестностей моста Кербедзя (сегодня Домбровского), и возчик не хотел ехать дальше. Небо над Варшавой было красным от пожаров, впервые в жизни я видел пожар, и к тому же огромный. Вокруг было полно дыма и снова этот характерный запах пороха. Вскоре мы пошли по мосту к центру города. Каждый что-то нес – мама, Юрек, а отец нес меня и рюкзак. Мы шли довольно быстро, почти бежали, потому что город был под обстрелом, самолеты бросали бомбы, и отец боялся, что вскоре может быть разрушен или взорван мост, по которому мы шли. Мы добежали до бабушкиного дома на Краковском Предместье и там заночевали.
         На следующий день, оставив багаж у бабушки, мы пошли пешком на Жолибож. Когда бомбежка усилилась, и бомбы со свистом стали падать на близлежащие дома, идти дальше стало невозможно. Помню, что мы спрятались в арке какого-то дома, кажется, на улице Беляньской. Когда мы уселись на стоявшей в арке скамейке, внезапно раздался пронзительный свист, а затем оглушительный грохот, и стены дома словно бы закачались, посыпались стекла, обломки, и стало темно. Пыль разъедала глаза, забивала нос и рот, дышать было нечем. Я очень боялся, а мама не могла меня успокоить. В арке было много людей. Прежде чем пыль осела, люди громко начали читать молитву: "Под Твою защиту прибегаем ...". Отец выбежал, чтобы спасать людей, а когда вернуся, сказал нам, что в соседний дом попала бомба, и почти все погибли. А ведь это могли быть мы.
         Когда отзвуки бомбежки утихли, мы пошли на Жолибож. Отец все время нес меня на руках, за ним шли мама и Юрек. Не помню, как мы добрались на Красиньского. Видимо после этих переживаний я заснул на руках отца. Авианалеты на Варшаву продолжались ежедневно. Как я позже узнал, их кульминационный момент наступил 25 сентября, тогда же усилился артобстрел Варшавы. Я не все хорошо помню, в отличие от парализующей атмосферы страха, но особенно запомнились мне выступления по радио президента Варшавы Стефана Стажиньского и его охрипший голос, а также голос диктора:
         - "Внимание, внимание, приближается..."
         Дома закончились запасы продовольствия, начинался голод. Варшава была уже почти полностью окружена гилеровскими войсками. На улицах лежали трупы убитых лошадей, из которых голодающие люди вырезали куски мяса – это производило страшное впечатление. Помню, отец сказал маме, что постарается достать кусок конины, но мама решительно этому воспротивилась.
         28 сентября Варшава сдалась ввиду сокрушительного превосходства гитлеровской армии. Начались долгие годы оккупации, изобилующие трагическими событиями.

Мирослав Тадеуш Сьмилович

редакция: Мацей Янашек-Сейдлиц

перевод: Катерина Харитонова

Мирослав Тадеуш Сьмилович род. 10.07.1934 в Варшаве

Copyright © 2015 SPPW1944. All rights reserved.