Свидетельства очевидцев Восстания

Воспоминания Мирослава Тадеуша Сьмиловича

Мирослав Тадеуш Сьмилович, род. 10.07.1934 в Варшаве

         В Коньчицах возле Кракова
         Мы подъехали к крыльцу небольшой усадьбы в Коньчицах и здесь вышли, а наши соседи поехали дальше в имение в Ксёнжничках. На крыльцо вышла симпатичная пани, улыбнулась и пригласила нас внутрь. После разговора с мамой она показала нам комнату, в которой мы теперь будем жить. Комната была довольно большой, угловой, с окнами с сад и на хозяйственные постройки. Петрына (кухарка) – сказала милая пани – будет приносить еду в комнату четыре раза в день, а если мы проголодаемся, то можем пойти на кухню и попросить дополнительную порцию.
         Дом в Коньчицах был небольшой, одноэтажный, белый, с двухскатной крышей, крытой дранкой, там было несколько комнат, и он стоял на небольшой возвышенности. Перед крыльцом была типичная подъездная дорога и клумба с цветами, а немного ниже довольно большой фруктовый сад. У подножия проходила дорога через деревню, а с другой стороны стояли избы для работников усадьбы. За домом был довольно большой старый парк с аллейками, огороженный забором из деревянных штакетин. В конце парка был насыпан холм, а на нем стояла многоугольная деревянная беседка. Когда небо было безоблачным, с холма можно было заметить на горизонте вершины Татр.
         После ада оккупации и Восстания мы оказались почти в раю, однако, несмотря на это, нас беспокоила мысль об отце и Юреке, живы ли они и где сейчас находятся. Была уже довольно холодная осень, и приближалась зима, а у нас не было теплой одежды. Однажды благодаря доброжелательности хозяйки Коньчиц мы поехали бричкой в Краков, и там в Главном Опекунском Совете маме удалось достать какую-то теплую зимнюю одежду.
         В середине ноября нас нашли почти одновременно: тетка – сестра мамы, которая после выселения из Варшавы попала в деревню Михаловице в нескольких километрах от нас, а неделю спустя отец, который долгое время разыкивал нас через Главный Опекунский Совет. Радость была огромной, но мы по-прежнему думали и разговаривали о Юреке, строя разные, но, как правило, оптимистические предположения относительно его судьбы.
         Когда радостное настроение после встречи и приветствий с отцом несколько улеглось, начались разговоры с мамой, из которых следовало, что отец работает в Радоме и его окрестностях, а где-то в деревне он уже подготовил для нас жилье. Я не был в восторге от этих планов, поскольку в Коньчицах мне было очень хорошо. Зато мама переживала, что я не хожу в школу и пыталась заниматься со мной, но это было не так-то просто, потому что у нас не было никаких учебников.
         Через несколько дней мы с мамой с сожалением прощались с Коньчицами и доброжелательными людьми, которые в трудное время проявили к нам много участия. Зимним и еще темным утром в конце ноября мы поехали бричкой в Краков, где на вокзале было полно немецких войск и гражданского населения с узлами. Мы сели в битком набитый поезд и в коридоре, сидя на багаже, ехали до вечера до Радома. Мы вышли на станции Рожки, но поскольку приближался комендантский час, не могли покинуть станцию. Поэтому пришлось ждать до утра. Помню, что ночью немецкие жандармы проверяли наши документы. Утром отец нашел подводу, которая отвезла нас в расположенную поблизости деревню, а оттуда вторая подвода отвезла нас к месту назначения, то есть в деревню Домбрувка Заблотня (около 10 км от Радома).

         В Домбрувке Заблотней возле Радома
         Мы поселились в деревенской избе, одной из самых приличных в деревне, у нас были две комнаты и кухня. Отец ездил взятой напрокат повозкой (плетеной из лозы бричкой) через день на работу в Радом, где работал в местном медпункте. Был уже декабрь, приближалось Рождество. Как-то днем мы с отцом пошли в лес за елкой. Мы скромно нарядили ее и вечером в сочельник сели ужинать. Как я помню, на столе, несмотря на продолжающуюся войну, не было недостатка в главных рождественских блюдах. Когда мы начали петь колядки, у мамы на глазах появились слезы, она очень переживала из-за отсутствия Юрека.
         После ужина я лег спать в соседней комнате, однако, прежде чем заснуть, долго думал о Юреке и слышал, как отец рассказывал маме о своих повстанческих испытаниях. О том, что почти круглые сутки он работал в повстанческом госпитале на Воле, о героизме повстанцев и их страданиях, когда они лежали раненые и почти ничем нельзя было им помочь, потому что не хватало лекарств, бинтов, почти всего, и как в конце концов ему чудом удалось спастись из этого ада. Я немного помню из этих грустных рассказов отца, но знаю, что они произвели на меня ужасное впечатление. Я долго не мог заснуть.
         Приближался фронт, и мы ежедневно слышали его отзвуки – артиллерию, и, в конце концов, выстрелы из автоматического оружия. Мама очень боялась большевиков, на войне с ними в 1920 году погиб дедушка Петр, что в результате в значительной степени подорвало материальное благополучие в ее родном доме.
         На переломе декабря и января 1945 года снег покрывал толстым слоем поля и крыши изб, было морозно, когда мы выходили во двор, снег скрипел под ногами. Мы топили дровами плиту, и именно здесь главным образом концентрировалась наша жизнь. Отец из-за приближающегося фронта перестал ездить в Радом.

Мирослав Тадеуш Сьмилович

редакция: Мацей Янашек-Сейдлиц

перевод: Катерина Харитонова

Мирослав Тадеуш Сьмилович род. 10.07.1934 в Варшаве

Copyright © 2015 SPPW1944. All rights reserved.