Свидетельства очевидцев Восстания

Воспоминания Мирослава Тадеуша Сьмиловича

Мирослав Тадеуш Сьмилович, род. 10.07.1934 в Варшаве

         Несколько дней спустя мы покинули гостеприимную Домбрувку и отправились на станцию Рожки, куда нас отвез на подводе наш хозяин. После долгого ожидания наконец подошел товарный поезд, идущий в направлении Варшавы. Мы сели, а точнее влезли в вагон, в котором везли какие-то металлические стержни, на которых было очень неудобно сидеть. Поезд много раз останавливался. Из Радома до Варшавы мы ехали день и ночь (sic!). К счастью, отец заранее позаботился о каком-то провианте и питье.
         На следующий день в полдень мы вышли в Варшаве на Западном Вокзале. Несмотря на июльскую жару, я был одет в меховую безрукавку, которая впрочем оказалась очень кстати ночью в открытом товарном вагоне. Безрукавку достала для меня мама во время одной из наших поездок из Коньчиц в Краков, в местный Главный Опекунский Совет. На вокзале и вокруг него несметные толпы с багажом разной величины. Трудно было протиснуться. К счастью, наш багаж был маленький. Единственным средством транспорта в то время были подводы. Мы сели вместе с другими людьми и доехали до понтонного моста. Тогда в Варшаве не было ни одного моста через Вислу, все были разрушены. Понтонный мост заканчивался по варшавской стороне возле улицы Каровой. Поскольку наше транспортное средство дальше не ехало, нам пришлось идти по мосту пешком. Появилась новая проблема: как попасть на Жолибож? Мы нашли очередную подводу и в конце концов добрались в окрестности площади Вильсона. Оттуда было уже очень близко до нашего дома на Красиньского.
         Мы увидели ужасную картину. Западный флигель практически не существовал, остались лестницы на некоторых лестничных клетках, но только до второго этажа, и значительная часть стены со стороны двора с оконными проемами, через которые можно было увидеть небо. Наша лестничная клетка сгорела, стены черные, перекрытия первого этажа рухнули в подвал. Соседней не было (после взрыва "коровы"), в связи с чем в последней комнате нашей квартиры стена была повреждена.
         Немцы после Восстания поджигали огнеметами подвалы, но благодаря какому-то счастливому стечению обстоятельств огонь не пошел вверх. Видимо, обрушившиеся под влиянием температуры перекрытия первого этажа погасили огонь. Наша квартира была заперта. Как мы узнали, там жил какой-то человек, вроде бы с Маримонта, в данный момент его не было.
         Мама оставила у кого-то сообщение, что живет у родственников на улице Халубиньского, в доме, принадлежавшем до войны Министерству Транспорта. Не помню точно, как мы туда попали, наверняка главным образом пешком и частично на подводе. Помню развалины еврейского гетто, через которые мы проходили. Это была пустыня из руин. На значительной территории города не было ни одного дома (в настоящее время Аллея Иоанна Павла II и прилегающие улицы от Мировского Пассажа до железнодорожных путей Гданьского Вокзала).
         Когда мы, в конце концов, добрались на улицу Халубиньского и встретились с мамой, радость наша была огромной. Наша квартира на Жолибоже, хоть и в плачевном состоянии, все же существовала, поэтому родители решили, несмотря ни на что, вернуться туда. После нескольких дней, проведенных на Халубиньского, мы, после немалых трудностей и скандалов с "диким" жильцом, заняли часть квартиры, поскольку он заявил, что не уедет, потому что ему некуда, а кроме того, времена буржуев закончились.
         Условия были страшные, квартира разорена, мебель большей частью украдена, оставшуюся часть вещей явно подготовили, чтобы унести. В окнах не было стекол, не было электричества, газа и воды. Воду носили ведрами из уличного гидранта примерно в 300 м от дома. Отец явно слабел, выглядел плохо, но, несмотря на это, начал работать в недавно открытом медпункте на улице Лиса-Кули. Я видел, что с течением времени ему все труднее было ходить на работу. Бывали дни, когда он не мог выйти из квартиры. Приближалась осень, и со временем состояние здоровья отца ухудшалось. После проведенных обследований у него обнаружили туберкулез легких. Многое указывало на то, что он заболел этой болезнью во время тяжелой и изматывающей работы в период Восстания. Заболеваемость туберкулезом во время войны была в Польше очень высокой.
         На переломе сентября и октября состояние отца ухудшилось настолько, что ему пришлось пойти в больницу. Помню, что старый автомобиль "скорой помощи" отвез его в больницу Младенца Иисуса. Он попал в терапевтическое отделение, которое находилось тогда в павильоне, где во времена моих студенческих лет была Урологическая клиника профессора С.Весоловского (прежде чем переехала в другое здание). Отцу пришлось остаться в больнице, и это окончательно укрепило решение мамы о том, чтобы покинуть квартиру на Красиньского, тем более, что там жил этот "дикий" жилец, и не было никакой возможности избавиться от него.
         Вскоре мы переехали в Иерусалимские Аллеи, где мама получила квартиру благодаря тому, что стала работать в расположенной поблизости гостинице "Полония". В гостинице "Полония" в то время находились посольства многих стран, и снаружи развевались многочисленные флаги. Хотя наша новая квартира была гораздо меньше, условия в ней по тем временам были почти комфортабельные. Квартира была недавно отремонтирована, лестничная клетка сияла белизной чистых мраморных ступеней, было электричество, лифт и проточная вода. Все это еще не успели восстановить на Красиньского. Кроме того, работа мамы была в двух шагах, и было очень близко до больницы, где лежал отец. Мы навещали его почти ежедневно.
         После переезда я пошел в школу, занятия в которой начались в конце октября. Школа находилась неподалеку, на улице Маршалковской 95, в старом доходном доме, которого сегодня уже нет. Она занимала два этажа недавно переоборудованных и перестроенных для нужд школы больших квартир, которые соединили одним коридором, разобрав внутренние стены. Это была Начальная школа №1, а я начал учиться в четвертом классе. После такого длительного перерыва мне трудно было привыкнуть к регулярным занятиям и школьной дисциплине. К счастью, у меня появилось много друзей, а также симпатичные и очень хорошие учителя.
         Когда наступили холодные и дождливые дни, мама еще раз убедилась в том, что приняла правильное решение касательно переезда, тем более, что на Жолибож по-прежнему можно было доехать только на подводе, а приближалась зима. В декабре состояние отца, после некоторого улучшения, сильно ухудшилось. Не хватало лекарств, а антибиотиков и других результативных препаратов против туберкулеза тогда еще не было. Я очень тепло вспоминаю сестер шариток, которые с огромной добротой и усердием занимались отцом, и которые с симпатией относились ко мне, когда я приходил навещать отца.
         15 декабря 1945 года, когда мама вернулась с работы, и мы сидели за столом, стоявший перед нами пустой стакан внезапно лопнул и развалился на куски. Мы не могли найти этому рационального объяснения. Мама встревожилась и сказала что-то о своих плохих предчувствиях. Она быстро оделась и пошла в больницу. Вернулась она в слезах, ей сказали, что как раз час назад умер отец.
         Морозным декабрьским днем 1945 года мы с мамой ехали на открытом грузовике, везя в последний путь отца – другого транспорта тогда не было. Когда мы въехали на улицу святого Винцентия, гроб пришлось держать, потому что на ухабистой, разрушенной во время военных действий булыжной мостовой он начал перемещаться в разных направлениях, как по горизонтали, так и по вертикали. На похоронах отца было немного людей, тогда не было возможности уведомить всех, а кроме того, еще не все близкие и знакомые вернулись тогда в Варшаву. Эту очень грустную и удручающую атмосферу я переживал особенно остро, потому что первый раз в жизни был на похоронах, к тому же такого близкого мне человека. Пасмурный и холодный декабрьский день, а также тихий плач мамы над могилой отца я помню до сих пор.
         Окончив начальную школу, я продолжил учебу в Лицее имени Стефана Батория, а после получения аттестата начал учиться на Врачебном факультете Медицинской Академии в Варшаве (в настоящее время Варшавский Медицинский Университет). Диплом врача я получил в 1960 году. Тогда же началась моя долгая и нелегкая профессиональная деятельность, в том числе в течение 35 лет я работал хирургом-ортопедом в Институте Ревматологии в Варшаве. В настоящее время я пенсионер, доцент, доктор медицинских наук в области ортопедии и травматологии органов движения. За свою работу я получил много знаков отличия и наград, среди них Золотой Крест Заслуги, памятный знак министра здравоохранения "За образцовую работу в Медицинской Службе", а также награда "Заслуженный для польской ортопедии и травматологии за выдающиеся научно-дидактические и хирургические достижения", признанная мне Главным Правлением Польского Ортопедического и Травматологического Общества.

Таблица на стене дома на улице Красиньского 20, увековечивающая дом, бывший бастионом повстанческих боев 227 харцерского взвода Армии Крайовой (собственная фотография, 2009 год).

         О дальнейшей судьбе моего брата Юрека мы с мамой никогда не узнали. В первые годы после войны мама искала его через Красный Крест. Очередное известие из Польского Красного Креста, полученное в 1951 году, было следующим:

         "В ответ на запрос относительно гр. Сьмилович Ежи Станислав, род. 8.V.1924 г. в Варшаве, имена родителей Шимон и Мария, сообщаем, что Бюро Информации и Розыска ПКК до сих пор не имеет сведений о разыскиваемом. В случае какой-либо информации о разыскиваемом – немедленно сообщим. Одновременно извещаем, что, несмотря на проведенный розыск, нам не удалось получить никакой информации о судьбе вышеупомянутого.
         Руководитель Бюро
         В.Гжибовска".

         Многие годы после войны мама надеялась, что Юрек жив и может вернуться. Позже, с течением времени, она смирилась с грустным фактом, что уже не увидит его. Она умерла в 1978 году, за месяц до избрания кардинала Кароля Войтылы папой. О судьбе Юрека ничего не известно до сих пор. Хотя – все указывает на это – он сражался в Варшавском Восстании и погиб, его фамилии нет ни в одном списке участников Восстания и его жертв. Хотя бы в том, который ведет Музей Варшавского Восстания.
         Сегодня, спустя 70 лет после тех событий, уже практически нет шансов, чтобы найти какой-нибудь его след. Тем не менее, я хотел бы в этом месте обратиться к читателям моих детских воспоминаний, чтобы они связались со мной, если лицо Юрека покажется им знакомым.

Мирослав Тадеуш Сьмилович

редакция: Мацей Янашек-Сейдлиц

перевод: Катерина Харитонова

Мирослав Тадеуш Сьмилович род. 10.07.1934 в Варшаве

Copyright © 2015 SPPW1944. All rights reserved.