Свидетельства очевидцев Восстания

От ПОВ до "Хроброго"


Станислав Петрас,
род. 31.01.1918 в Якушовицах
капрал подхорунжий Армии Крайовой
псевдоним "Кобуз"
командир взвода 1116
3 рота батальона АК "Хробры I"
№ военнопленного 102935

Детство и молодость

         Я родился 31 января 1918 года (на самом деле 13 января, но в выписках из документа внесли дату крещения, и так и осталась в документах) в Якушовицах, повят Пиньчув (ныне повят Казимежа Велька). Мой отец Казимеж и мать Анна, урожденная Адамчик, родом были из этих мест, но перед началом Первой мировой войны они жили в Домбровском угольном бассейне (Бендзин, Домброва-Гурнича), где родились мой брат Янек и сестра Станислава. Отец был сталеваром на металлургическом заводе. Мать, помимо ведения домашнего хозяйства и воспитания детей, подрабатывала шитьем. После начала мировой войны, когда промышленность остановилась, они поселились в Якушовицах, где купили небольшую ферму.
         Якушовице – небольшая деревня (около 200 жителей), расположенная на холме над долинами рек Нидзица и Малошувка. Это место, где очень давно селились люди, расположенное на торговом пути восток-запад, ведущем из Кракова в Вислицу и Буско. Осенью 1911 года Анджей Радзишевски из Якушовиц, добывая песок на холме у реки Нидзица, на глубине примерно 6 м нашел могилу человека, богато снабженную предметами из серебра и золота, похороненного вместе с лошадью. Весть о находке дошла до российских властей в Казимеже Велькой, которые официально уведомили Петербург об открытии клада. Радзишевски, опасаясь потери своей находки, договорился с местным общественным деятелем, доктором Антонием Дуткевичем, чиновником сахарного завода в Казимеже Велькой, который немедленно переправил контрабандой достопримечательности через российско-австрийскую границу в Краков. В 50-х годах вместе с другими коллекциями они оказались в новом Археологическим музее в Кракове. В результате раскопок, продолжавшихся с 1982 года (в том числе на поле моей сестры), недалеко от Якушовиц было обнаружено поселение пшеворской культуры, действовавшее от I века до н.э. до первой половины V в.
         Во время пребывания родителей в Домброве Гурничей отец был каким-то образом связан с Польской социалистической партией. Во время революции 1905 г. он принимал участие в демонстрациях и столкновениях с царской полицией, и даже был контужен. Связь с ППС вероятно объяснялась тем, что старший брат отца был активистом в ППС. После войны он видимо связался с коммунистами. Потому что в семье считался "персоной нон грата". Моя мать пресекала все контакты с братом отца и даже упоминания о нем.
         О первых детских годах у меня остались лишь смутные воспоминания. Проезды красочных конных отрядов, парады крестьян в свитах (коричневых с зеленым кантом) и марши отрядов соколов и стрелков. Это были проявления радости и самоорганизации общества после обретения независимости. Другим явлением было всеобщее стремление к науке – открывались школы даже там, где не было подходящих условий для их создания. Такая школа была создана и в Якушовицах. Учительница, пани Боровска, поселилась у нас, а школа располагалась в доме на противоположной стороне дороги. Помещение школы это одна комната площадью около 40 м2. Это была четырехклассная школа – в этом помещении одновременно учились дети от 7 до 14 лет. Я это хорошо помню, потому что пани Боровска брала меня с собой в школу (мне тогда было 5-6 лет). (...) В начальную школу я ходил в Казимежу Вельку, где окончил 5 классов и перешел в третий класс гимназии в Олькуше.



Станислав Петрас. Якушовице 1928 г.

         В шестом классе меня постигла неудача – из-за чрезмерного увлечения харцерством и легкой атлетикой я забросил учебу и не перешел в седьмой класс. Тогда я отказался от повторения и учился самостоятельно, чтобы сдать экзамен в 8-й класс. Это было непросто, потому что мне нужно было согласие как куратора, так и директора гимназии. Брат предложил мне сдать экзамен в частной гимназии в Колюшках, директором которой был отец друга моего брата, Казимеж Мочарски (автор «Бесед с палачом»). Я успешно сдал экзамен и в феврале 1937 года получил аттестат об окончании школы.



Станислав Петрас с братом Яном, Варшава 1935 г.

         После окончания школы я проработал 6 недель в Молодежных трудовых отрядах. Эта акция была организована впервые для выпускников школ из разных уголков страны, мы работали на военном полигоне под Брестом над Бугом. В 1938 году я начал обучение на электротехническом факультете Варшавского политехнического университета. В 1938/1939 учебном году я был солдатом Академического легиона 36-го пехотного полка на Праге. Комендантом был полковник Томашевски. Учения и лекции проводились в свободные от учебных занятий дни (суббота, воскресенье) в казармах 36-го пехотного полка.
         После начала учебы я вступил в Академический клуб Союза Молодого Села «Сев». Академический кружок «Сева» располагался рядом с университетом. В феврале 1939 года я принимал участие в столкновениях между студентами, конной полицией и полицейской школой из Голендзинова. Беспорядки и студенческие протесты вспыхнули из-за визита в Варшаву графа Чиано — министра иностранных дел правительства Муссолини. Во время каникул в июле и августе 1939 года я принимал участие в 6-недельных учениях на полигоне в Грандзичах под Гродно.



Начало войны

         Начало войны 1 сентября 1939 года застало меня в доме моих родителей в Якушовицах. После приближения фронта мы вместе с группой друзей отправились на восток, безуспешно пытаясь получить назначение в армию. Примерно через месяц скитаний я вернулся в Якушовице. Мы очень тяжело переживали поражение военной кампании. Примерно в середине октября 1939 года я поехал в Варшаву, чтобы узнать, что происходит с моим братом. Дорога заняла несколько дней – транспорт был дезорганизован. В перерыве поездки в Ченстохове я встретил двух друзей из Львова, с которыми подружился во время пребывания в Молодежных трудовых отрядах. Они отправлялись в Литву, намереваясь таким образом попасть в Войско Польское во Франции (Фалиньски и Секула). Я не нашел брата в Варшаве. После призыва полковника Умястовского он отправился на восток. Брат вернулся в октябре. Временно он оказался на территории, оккупированной советами, которые позже отступили после изменения демаркационной линии.
         Из общежития на пл. Нарутовича (уже реквизированного немцами) мне удалось вынести свои вещи благодаря портьеру, который все еще был там. Я остановился в конторе кондитерского картеля, где работал мой друг. Там же работал еврей, пан Хартман, юрист из Пиньчовского повята, где жил его отец, фельдшер. Преследование евреев уже началось, и Хартман решил переехать в районы, оккупированные советами. Однако сначала он хотел поехать к своему отцу в Казимежу Велькую и просил меня помочь ему в этом путешествии. Поездка с Хартманом была кошмаром для меня и для него. Она продолжалась несколько дней с многочасовыми перерывами. В залы ожидания на вокзале приходили немецкие полицейские, жандармы, какие-то фольксдойчи. Они внимательно разглядывали людей и, узнав в Хартмане еврея, вышвыривали его из зала ожидания. Я присматривал за его багажом и время от времени выходил на улицу, чтобы успокоить и утешить его. Когда приближалось время отправления поезда, я звал его, и он украдкой прыгал со мной в поезд. В ожидании поезда в Зомбковицах Хартмана выгнали с перрона, но поскольку мы стояли вместе, какой-то фольксдойч начал говорить, что я везу еврейский багаж. Они бросились на него. Было два чемодана. Открыли мой - сверху на мундире Академического Легиона лежала буханка хлеба. Они бросили хлеб в толпу зевак, но прекратили обыск. Вскоре прибыл поезд, и мы продолжили путь. Дальнейших приключений на нашем пути не было, и мы добрались до Казимежи Велькой. Я не знаю, какова была дальнейшая судьба Хартмана.


Оккупация и начало конспирации

        Вернувшись, я присоединился к конспирации «Рацлавице». В Пиньчовском повяте главными организаторами «Рацлавиц» были мои коллеги Фаленцки, Кравчик и Вуйтик. Я тогда взял псевдоним «Кобуз" и сотрудничал при организации подпольной сети, связи и распространения прессы. Установив контакты с «Рацлавицами» в Кракове и Кельцах, я привозил оттуда подпольную прессу и перевозил почту. Мой старший брат Янек жил в Варшаве на Жолибоже, поэтому у меня была возможность останавливаться у него и через сеть «Рацлавиц» был контакт с пунктами распространения подпольной прессы в Варшаве. Первоначально подпольная работа включала, помимо распространения прессы, саботаж введенных оккупантами обязательных поставок сельскохозяйственной продукции, сбор оружия, оставшегося после военной кампании, а также запуск «передвижных библиотек» с книгами, которые оккупанты изъяли из библиотек и книжных магазинов как запрещенные. Среди прочего я привез несколько десятков таких книг из Енджейова.

         В начале 1940 года из «Рацлавиц» была выделена подпольная сеть ПОВ, повятовым комендантом которой стал мой коллега подхорунжий (подпоручик) Станислав Вуйтик. Выделение ПОВ не доставило никаких трудностей, поскольку военные работы уже шли ранее, и в состав ПОВ включили практически всех годных к военной службе членов «Рацлавиц». Мы создали специальные группы, задачей которых была борьба с агентурой и распространением бандитизма, а также охрана собраний. В Пиньчовском повяте было создано пять таких подразделений, выделенных из линейных взводов ПОВ.




Станислав Петрас. Краков 1940 г


         Помимо военной работы ПОВ организовывались собрания для обсуждения проектов идеологической декларации «Рацлавиц» об организации государства после войны. Текст декларации был доработан с учетом мнений местных активистов. Один из проектов декларации я сохранил. В ноябре 1941 года я участвовал в собрании, организованном в зданиях Францишека Кравчика в Посьмехах. Это была встреча командиров ПОВ и активистов «Рацлавиц», слишком многочисленная впрочем для подпольных условий. На это собрание приехали руководитель организационного отдела главного командования ПОВ Тадеуш Венцковски и тогдашний инструктор, а затем председатель ЦК «Рацлавице» Юзеф Красовски. Делегаты центра доложили о направлениях гражданской и военной работы ПОВ и идеологической программе «Рацлавиц». Состоявшееся вечером, после наступления темноты, довольно многочисленное собрание страховал один из диверсионных подразделений пиньчовского ПОВ.
         В декабре 1941 года гестапо арестовало несколько человек, в том числе одного из моих близких коллег Станислава Сивика. Он был заключен в тюрьму на Монтелюпи и, вероятно, был убит там гестапо. Я был тогда и до сих пор убежден, что это произошло в результате доноса. После этих арестов Болеслав К., подозреваемый в доносе, исчез из этого района.(После того, как мое исследование по ПОВ было опубликовано в 1996 году, со мной связался этот человек, у него было гражданство США и документы на совершенно другое имя. В архивах лагеря Освенцим значится как умерший Станислав В., именем и фамилией которого пользовался Болеслав К., дата его рождения приближена к дате рождения Болеслава К.)
         Из-за угрозы ареста я переехал в Варшаву к брату. Мы жили в так называемом «стеклянном доме» по адресу ул. Мицкевича 34/36. Здание было введено в эксплуатацию в 1939 году и принадлежало Польскому обществу взаимного страхования. Мой брат там работал и получил квартиру после сентябрьского поражения, в октябре. Я работал в ПОВС в качестве страхового агента (это была практически фиктивная работа), а что касается мест, где я должен был заниматься страхованием, то там было несколько подлинных арбайткарт на настоящих бланках с настоящими печатями и подлинной подписью немецкого управляющего, что позволило мне относительно безопасно передвигаться по территории Генеральной губернии. Немецкий директор носил партийную форму НСДАП. Работе он уделял мало времени. Он часто выезжал в сопровождении секретарши и некоторые документы, в том числе бланки документов о приеме на работу, подписывал незаполненными. Во время одной из поездок машину остановили партизаны, немцев в мундирах — директора и водителя — расстреляли, оставив в живых секретаршу. После этого события в распоряжении подполья оказалось значительное количество подписанных и проштампованных бланков.
         После приезда в Варшаву я работал связным в ЦК «Рацлавице» и ГК ПОВ. Осенью 1942 года Юзеф Красовски, с которым я познакомился на собрании в Посьмехах, занял пост председателя «Рацлавиц», а вскоре после этого и председателя Общественной организации самообороны (ООС). Во время бесед он однажды заявил, что у ООС и КВЦ слишком мало специальных групп для выполнения своих задач. В то время я имел контакт с поручиком Ежи Домбровским, командиром и организатором батальона СНП. Домбровски жил на Садыбе и организовал батальон из двух рот, набранный из молодежи с Садыбы, Чернякува, Вилянова и окрестностей. Поручик Домбровски поручил мне доставку подпольной прессы и ее распространение в батальоне. Я получал прессу из центрального распределительного центра "Рацлавице" - ПOВ.



Комендант пиньчовского повята ПОВ Станислав Вуйтик ("Береза") и Станислав Петрас ("Кобуз"), курьер из Варшавы, Марцинковице 1942г.

         Квартира на улице Мицкевича была двухкомнатной, но очень современной, площадью более 70 м2, с просторной кухней с комнатой для прислуги, большой ванной комнатой и отдельным туалетом. Брат решил, что она нам слишком велика, и отдал одну комнату ГОС. Однажды зимой 1942 года в квартиру кто-то позвонил. Я открыл. В дверях стояла молодая девушка в пальто на меху и с муфтой. Она сказала, что ее зовут Халина Беленин, ее сюда направили из ГОС и, видимо, в этой квартире есть свободная комната. Так я познакомился со своей будущей женой. После окончания средней школы в 1939 году в Станиславове (где ее отец был воеводским комендантом пожарной команды) Халинка приехала с намерением получить медицинское образование. После того, как немцы вошли в Варшаву, она работала волонтером в Уяздовской больнице. В 1942 году она окончила курсы Польского Красного Креста и прошла стажировку в больнице Св. Роха на Краковском предместье рядом с университетом.
         Весной 1943 года поручик Домбровски объявил на собрании, что батальон вскоре будет включен в состав Армии Крайовой. В одно июньское воскресенье 1943 года отдельные взводы были расставлены группами по несколько человек в разных точках Садыбы и Чернякува. У одного из группы в качестве опознавательного знака во внешний боковой карман была засунута газета. Проверка проводилась поручиком Домбровским и представителями АК. Переход батальона в АК не удался, поскольку через несколько дней после смотра на Садыбе произошли многочисленные аресты. Гестапо забирает поручика Домбровского и его сына Вальдемара. Мечислав Нойман, Станислав Свидерски, Влодзимеж Хаврилинка и другие арестованы. Домбровских расстреляли в Пальмирах 16 июля 1943 года. В тот же день на Павиаке расстреляли Ноймана и Свидерского. Возникла угроза дальнейших арестов.
         Несмотря на аресты и опасения дальнейших репрессий, мы, небольшая группа, попытались наладить контакты и включить батальон в подпольную борьбу. Благодаря сложным конспиративным связям мне удалось узнать имя и место жительства капитана Огнича из командования СНП. Он жил в Урсусе или же в Пястове под Варшавой и был аспирантом пожарной команды. Вместе с командиром роты подпоручиком «Марианом» (Вардзиньским) мы поехали к Огничу. Мы обнаружили, что квартира заперта. Соседи неохотно сообщают информацию. Они не знают, когда его можно будет застать, смотрят на нас с подозрением, ситуация неясна. Остается еще вероятность встречи с Огничем в пожарной части. Но запрос об Огниче и там также вызывает видимую тревогу. Ответы туманны. Наконец какой-то пожарный проникается доверием и говорит: «Что, панове ничего не знают? Ведь Огнича вчера застрелили немцы». Выяснилось, что накануне Огнич при попытке ареста синей полицией и немецкими жандармами схватил оружие и был застрелен после короткой схватки. Оказалось, что аресты имели более широкий размах, дойдя даже до командования СНП.
         Еще одна попытка была предпринята путем контакта с командиром роты на Садыбе капитаном «Ящером». В его квартире состоялся разговор, но капитан «Ящер» потребовал показать список батальона с именами и адресами. Вероятно, это ему нужно было, чтобы составить представление о реальной численности и определить, нет ли в составе батальона СНП людей, одновременно состоящих в его части. Это условие является неприемлемым. Это противоречит общим принципам конспирации и особенно опасно с учетом произведенных арестов. Разговоры прерываются.
         В то время, когда рота была дезорганизована после арестов и еще не была включена в состав АК, я организовал отдельное специальное подразделение, набранное из солдат роты, для непосредственного распоряжения ООС и КВЦ. В задачу группы входило прикрытие конспиративных собраний, охрана перевозки прессы, конспиративных материалов и оружия, акции, направленные на получение средств, необходимых для подпольной борьбы, а также исполнение приговоров, вынесенных судебной группой. Непосредственным командиром спецгруппы был взводный Зигмунт Пекарт, типичный черняковский парень, решительный, смелый и дерзкий, обладающий лидерскими качествами и пользующийся большим уважением среди своих коллег, участвовавший в подпольной борьбе с 1940 года. В состав группы входили: «Петрек» (Стефан Милевски), «Цыган» (Антони Млыньски), «Вилли» (Рышард Прокопяк), «Сокол» (Ян Флашенберг), «Горец» (Хенрик Палюхов), «Яблоньски» (Рышард Солтыньски).
         Оружие спецгруппы собиралось разными способами. Одним из источников была покупка, совершаемая порой в совершенно неожиданных местах. Один из пистолетов я купил в притоне, расположенном в сгоревших домах на углу Сенаторской и Медовой, где работало нелегальное производство спирта. Фабрика располагалась в подвале здания и впечатляла своими размерами и размахом. Дистилляционная колонна доходила до сгоревшего второго этажа. Подвалы были обильно освещено, причем электричество брали напрямую от линий без счетчиков не только для освещения, но и для производства. Продукция разливалась в бутылки с официальными этикетками спиртовой монополии и, похоже, большая ее часть экспортировалась в Германию. Во дворах этих сгоревших зданий творились и другие дела: там стояло несколько автомобилей, которые использовались для различных подпольных работ.
         Оружие выдавалось только на акции, а после акции передавалось связной, которая перевозила его на пункт хранения. Связной специального отряда, которая сильно рисковала при перевозке рапортов, подпольной прессы и оружия, была «Зына» (Станислава Кобялка). Оружие первоначально хранилось у «Яна» (Ян Вахович из легализации ПОВ. – А.К.) в квартире по адресу Ал. Независимости угол Фильтровой. Тайник с оружием был очень хитрым. Размещался под полом, с которого было снято несколько досок, соединено между собой и затем вновь установлено в полу вместе с устройством, позволяющим открывать отсек нажатием пружины через зазор между досками. Поскольку эта квартира интенсивно использовалась, в том числе, для деятельности по легализации, и неразумно было слишком часто использовать этот адрес, через некоторое время я перевез оружие и хранил его у себя в здании ПОВС по ул. Мицкевича 34/36. В начале Варшавского восстания пистолеты пополнили скудные ресурсы моего взвода.
         В августе 1943 года при посредничестве «Тадеуша» (Тадеуш Венцковски – организационный руководитель ГК ПОВ и член ЦК «Рацлавиц») я установил контакт с командиром 4 района АК майором «Загоньчиком» и устроил вместе с майором «Вильчеком» встречу с «Тадеушем» и «Загоньчиком» на Черняковском озере. Делегатами роты на этой встрече были «Мариан», «Чарнота», «Рогаль» и я. В результате черняковская рота была включена в состав батальона «Хробры» в 4-м районе Армии Крайовой, округ Средместье. Поскольку после арестов контакты с виланувской ротой были прерваны, в батальон «Хробры» вошли только отдельные солдаты этой роты.
         Первое собрание командиров взводов и отделений "Сосна" организовал в будке путевого работника виланувской железной дороги на улице Черняковской. Собрание началось в напряженной атмосфере. Некоторые парни отнеслись к новому контакту с недоверием. После недавних арестов они опасались, что это может быть немецкая провокация, тем более что такие случаи имели место. Поэтому некоторые из них пришли на собрание с оружием, готовые открыть стрельбу в случае опасности. Непростую атмосферу собрания усиливало место сбора — будка на открытой площадке, поэтому в случае немецкой облавы отход был бы затруднен. Поведение "Сосны" разрядило атмосферу. Его спокойствие, решительность, хладнокровие и энергия создавали ощущение безопасности, уверенности и доверия. Он энергично и оперативно провел собрание, установил принципы и формы конспиративных контактов, план и формы обучения. Во встрече участвует "Верный" (хор. Мечислав Калиновски), пришедший вместе с "Сосной".
         «Сосна» до 1939 года был капитаном артиллерии. Все свое время он отдавал подпольной работе. На момент включения черняковской роты в состав батальона «Храбры» у него, видимо, не было убедительных для гитлеровских властей документов, либо новые документы ему были нужны по другим причинам. В оккупированной Варшаве отсутствие удостоверения личности с «вороной», причем документа учреждения, признанного немцами Kriegswichtig (военного назначения), в случае проверки или облавы грозило Павиаком, концлагерем, а затем расстрелом или пытками гестапо. Через контакты моего брата Янека «Сосна» фиктивно был устроен страховым агентом ПОВС. Ему было поручено заниматься страхованием в Люблинском воеводстве.
         Вскоре после включения роты в состав батальона «Хробры» ушел ее командир подпоручик «Мариан», который затем сменил семейное положение и место жительства. Командование после него принял хорунжий «Верный» - Мечислав Калиновски, до войны старший сержант, начавший свою военную карьеру на основании поддельного разрешения родителей в 1920 году, профессиональный военный с военным опытом.
         Когда мы с Халинкой узнали друг друга немного лучше, моя подпольная деятельность постепенно перестала быть тайной. Все началось с подпольной прессы. Потом, когда я понял, что у нее довольно большая семья в Варшаве, я спросил о возможности сделать одну из квартир доступной для тайных контактов и устройства тайников. Попытки Халинки уладить этот вопрос получили отказ, что ее сильно разочаровало. Потом, после войны, выяснилось, что все эти квартиры уже использовались подпольем, иногда даже слишком интенсивно.
         Халинка была волонтером в больнице Св. Роха в мужском хирургическом отделении. Она перевязывала раны, ухаживала за пациентами, присутствовала при операциях и процедурах. В сентябре 1943 года она была приведена к присяге «Верным» и проводила обучение санитарок моего взвода. Обучение касалось оказания первой помощи раненым, а также сбора носилок, лекарств, повязок, бинтов и т. д. В группу обучаемых санитарок входили: «Еврейка», «Кос», «Зына», «Орхидея», «Нюня», «Вера», «Пупс» и «Ендрек».
         К общей квартире и сотрудничеству в подпольном движении добавилось настоящее сильное чувство. 4 июня 1944 года мы с Халинкой обвенчались в костеле св. Станислав Костки на Жолибоже.



Станислав и Халина Петрас, июнь 1944 г.


         Специальный отряд, организованный до включения роты в состав АК, продолжал действовать. Однако меры предосторожности не помогли. После одной из акций ее участники подверглись нападению со стороны немецкой жандармерии. Отряд отступил, стреляя по жандармам. Выжили все, кроме командира, который был ранен и схвачен немцами. Посаженного на Павиак, его возили на длительные допросы в Аллею Шуха. Подвергнутый пыткам, он никого не выдал. Красные плакаты с сообщением о расстреле «заложников, бандитов и коммунистов» за подписью командира СС и полиции сообщили, что Зигмунт Пекарт был расстрелян 19 января 1944 года. Специальный отряд был создан до включения роты в состав АК, ни командир роты, ни командир батальона не знали о его существовании и не были о нем проинформированы. После захвата немцами Зигмунта Пекарта отряд действовал под моим непосредственным командованием до декабря 1943 года.


Пребывание на Павиаке

         В декабре 1943 года, незадолго до комендантского часа, я возвращался домой с целой пачкой конспиративных газет в рулоне и «Информационным бюллетенем» в кармане. Возле своего дома я дал газеты другу прочитать и вернуть на следующий день. У ворот дома стояла группа штатских, они выскочили из темноты, схватили меня за руки и втащили в сторожку дома Мицкевича 34/36. Здесь обыск. Немцам не понравились адреса в концлагеря, которые я записал (они предназначались для отправки в деревню для организации продовольственных посылок в лагеря). Облава длилась более часа. Останавливали всех, кто входил в дом, а народу шло много, потому что дело было накануне комендантского часа – в декабре 1943 года это было 18 часов. Сторожка была заполнена задержанными, но большинство отпустили.
         Задержали двух человек: меня и еще одного молодого человека, студента. После облавы нас погрузили в грузовик в сопровождении трех жандармов. В это время на Павиак прибыли и другие грузовики, в основном после облавы на Жолибоже. Позже выяснилось, что это была месть за то, что подпольщики разбили грузовик с жандармами на Краковском Предместье.
         На Павиаке второй обыск, в ходе которого спрятанная в кармане брюк газета не была обнаружена. После обыска, в ходе которого были изъяты документы и все личные вещи - в камеру. В камере собрали 23 человека, все из облавы на Жолибоже. Газетку мне удалось уничтожить только в камере и втайне от сокамерников, потому что было неизвестно, нет ли среди них провокатора. На следующий день допрос гестаповцами с Алеи Шуха — поочередно вызываются по фамилии на допрос. Из 23 человек в тот день были допрошены 18. В целом никаких доказательств вины обнаружено не было. Только судьба одного парня была предрешена, потому что его поймали с пистолетом. Он также подвергался наибольшему насилию со стороны гестапо. Охранники затащили его без сознания за руки и ноги в камеру. Когда мы привели его в сознание, он сказал: «Даже если бы сукины дети меня убили, я бы им ничего не сказал». Все его тело было черным от побоев. Он просил известить мать о его смерти, поскольку было известно, что он больше не выйдет на свободу. Впрочем, не только он не вышел. Группу из пяти человек, которых не допросили в тот день, перевели в другую камеру. Остальные восемнадцать были расстреляны в развалинах гетто на следующий день.
         Пребывание в Павиаке было ужасным опытом, и надо восхищаться психическим хладнокровием тех, кто смог выжить там в течение нескольких лет. Днем по камере постоянно бродили, потому что сидеть не разрешалось, да и сидеть было негде, так как кровати днем приходилось складывать к стене. Охранник, прохаживающийся по тюремному коридору (обычно это были украинцы), время от времени заглядывал в камеру в глазок и проверял, соблюдается ли режим. К счастью, при заглядывании в глазок раздавался шум, возникающий при движении заслонки, закрывающей отверстие. Это позволяло скрыть отклонения от устава. Окна в камере зарешечены, но без стекол (зима). Три раза в день скудная еда. Дважды в день так называемая перекличка – выглядело это так: когда дверь камеры открывалась, вся группа должна была встать по стойке «смирно». Перекличку принимал гестаповец в присутствии дежурного охранника. Это проверка состояния, чтобы узнать, не сбежал ли кто-нибудь. За перекличкой следовал приказ оправиться — этим словом тюремный охранник звал идти в уборную, которая находилась в конце тюремного коридора. После открытия камеры и крика охранника «оправиться» нужно было мчаться в уборную, чтобы справить свои потребности и бегом возвращаться в камеру. На все это было отведено 1-2 минуты. В первый день на крик «оправиться» никто не шевельнулся, потому что неизвестно было, в чем дело. Только крики и побои охранников и указание направления бега прояснили дело, но в тот день возможности справить нужду уже не было. Потом каждый уже готовился и бежал по коридору, поддерживая штаны руками, чтобы успеть. Дело было важное, потому что в противном случае нужду приходилось справлять в неприкрытое ведро, стоящее в камере. Притеснения впрочем были разными в зависимости от фантазии мучителя. В тюремном дворе, где заключенные ходили с котлами за обедом, один из гестаповцев развлекался тем, что натравливал на заключенных собаку. Возможно, он его так тренировал. Гестаповец вставал посреди двора с хлыстом, кричал «herum laufen» (бежать вокруг) и спускал собаку с поводка. Овчарка бежала за заключенными и кого догнала, того кусала и рвала, в то время как гестаповец упирал руки в бока и хохотал.
         Среди пятерых задержанных во время облавы на Жолибоже, кроме меня, были: задержанный у тех же ворот студент, мастер-парикмахер из жолибожской мастерской "Жоли", Анджей Голашевски – посредник по продаже недвижимости, и еще один товарищ по несчастью. Нам пятерым очень повезло, потому что через несколько дней нас освободили странным и неожиданным образом. Однажды вечером охранник повел заключенных на допрос гестапо. Выглядело это так: всем задавали несколько вопросов, в основном о законности аусвайса и арбейткарты, а также давали несколько ударов кулаком или хлыстом. Затем документы отдали и вывели во двор. Наверное, на расстрел? - мгновенная мысль. Во двор въезжает грузовик. «Залезай!», машина заводится и выезжает через ворота Павиака. Сзади с заключенными сидел только один немец, и то из вермахта. Когда машина тронулась с места, он достает пачку сигарет и угощает всех. Что за неожиданный дружеский жест. Машина выезжает из гетто и направляется в сторону Средместья. Стоит ли пытаться сбежать? Товаровая. Трамваи, машины, пешеходы, обычное движение нормальное, как перед комендантским часом. Машина останавливается. Из кабины выскакивает немец и говорит – «Aussteigen» (выходи). В одно мгновение в будке никого не осталось. Каждый в иную сторону. Каждый в другую арку (освобождение этой группы заключенных, скорее всего, произошло благодаря взятке, но подробности неизвестны). Остановив машину, немец, ехавший с заключенными, громко сказал "- Ну (здесь он упомянул какую-то фамилию) ... если мы тебя еще раз поймаем, твой отец тебе уже не поможет».)


Восстание

         В марте 1944 года я вместе с четырьмя коллегами из роты успешно окончил курс подхорунжих и принял командование взводом 1116 в 3-й роте батальона «Хробры». Шестеро подхорунжих получили звание капралов подхорунжих. Отделения взяли «Вувер» и «Сом». «Рогаль» и «Чарнота» уже ранее были назначены командирами групп.
         Наступил июль 1944 года. Разгромленные на восточном фронте гитлеровские войска тянулись на запад через Варшаву. Шли дезорганизованные, разбитые части, шли одиночные солдаты, может быть, дезертиры, истощенные, оборванные, полная противоположность надменным и дисциплинированным частям, которые недавно маршировали на восток.
         В середине июля 1944 года состоялась первая мобилизация. Мобилизованы были командиры взводов, чтобы в назначенном пункте ожидать приказа о выводе взводов к местам назначенных боевых действий. Сборным пунктом командования третьей роты стала квартира подхорунжего «Пяты» на ул. Теплой. Мобилизация длилась 24 часа, а затем была отменена.

         27 июля был отдан приказ о полной концентрации войск. Местом сбора 3-й роты стала квартира «Верного» по ул. Пружная 8. Концентрация прошла гладко. Примерно через 2 часа с момента оповещения командиров взводов о тревоге на Пружную прибыл почти полный состав двух взводов. Начали доставать оружие и распределять по взводам. И оказывается, что состояние оружия ужасное. В распоряжении роты всего 8 пистолетов разных марок и около дюжины гранат, а рота насчитывает около 100 человек. Есть еще два автомата, но они закопаны во дворе и их можно выкопать только ночью. До смешного малое вооружение для двух взводов и выполнения поставленной боевой задачи.
         “Сосна" сообщает, что на выделение дополнительного вооружения со складов рассчитывать не стоит. Рота первоначально не ориентируется в ситуации с оружием и полагает, что последуют дальнейшие поставки. Пока что знакомится с тем оружием, которое есть, тем более, что это новые, неизвестные виды. Кроме того, надо чистить оружие, а с этим много работы, поскольку пистолеты покрыты стеарином для защиты от коррозии. В шуме и возбуждении прошел час, два, а дальнейшие приказы не поступают. Солдаты охотно взялись за чистку оружия. В какой-то момент беззаботное настроение прерывает звонок, после чего дверь открывает жена «Верного». Оказалось, что это какой-то незнакомый, но очень подозрительный мужчина спрашивает о ее муже, пристально поглядывая внутрь квартиры удивленным и слегка испуганным взглядом. Получив конечно ответ: «Его нет дома», он быстро ушел. «Верный» решает переместить роту в другое место. Рассредоточенно, по несколько человек, рота перебирается в помещение ГОС по адресу ул. Граничная, 12, где жена "Верного" заведует кухней ГОС. Во второй половине дня концентрацию отменили. Остаются только командиры взводов - я и подхорунжий «Пята», командир взвода 1115. Мы возвращаемся в квартиру «Верного», просматриваем оружие и приводим его в порядок. Оружие передается связным, которые которые переносят его в отведенный тайник. Вечером нам придется откопать 2 автомата.
         Во дворе перекапываем участок вдоль и поперек, но безрезультатно. «Верный» в замешательстве. При таких небольших ресурсах большое значение имеют 2 автомата. Раскопки продолжаются до поздней ночи. Наконец, обессилев, мы прекращаем копать. Впрочем, это кажется безнадежным, потому что на месте тайника и вокруг него вырыта огромная яма, и закопать оружие еще глубже невозможно. Мы возвращаемся в квартиру и обсуждаем ситуацию. Я сообщаю «Верному», что на следующий день принесу из собственной квартиры еще 5 пистолетов (пистолеты для спецгруппы, о существовании которой в роте «Верный» не знал). «Верный» решает, что необходимо пополнить вооружение, отобрав его у немцев, разоружив немецких солдат. Однако он ставит условие, что разоружение пройдет бескровно, не вызывая перестрелок, которые могли бы спровоцировать преждевременное начало восстания. Поэтому речь может идти только о разоружении отдельных немцев на улицах с небольшим движением. На акцию должны отправиться два патруля по четыре человека. На следующий день я предупреждаю «Чарноту» и «Рогаля», и они организуют два патруля. Патрули кружат по разным улицам в течение нескольких часов, но безуспешно. Тогда, за два дня до восстания, отдельные немцы уже не ходили по улицам. Немецкая бдительность была усилена, и уже не было мародеров, отступающих с востока. Вечером я забираю оружие у патрулей и отправляюсь к «Верному». Здесь оказывается, что организованные «Пятой» патрули также несколько часов безуспешно бродили по городу.
         Готовность продолжается. В воскресенье с «Верным» и «Пятой» мы продолжаем земляные работы в поисках автоматов. На этот раз, вооружившись лопатами, мы перекапываем газон между Пружной и Крулевской (оружие было упаковано в деревянный ящик, который для предохранения перед проникновением воды внутрь был облит довольно толстым слоем смолы. Место, где были закопаны автоматы, было отмечено максимально точно. Это был противовоздушный ров, а над ним куст сирени, под которым помещен ящик.)
         В солнечное воскресенье жители вышли на газон, чтобы погреться на солнышке и с интересом наблюдали за ходом земляных работ. Время от времени спрашивают, какова цель этих работ. — «Бомбоубежище», — раздается ответ, — потому что приближается фронт". Поиски безуспешны. Ничего не поделать, нам придется идти в бой с тем оружием, которое есть. Итак, 12 пистолетов на всю роту. К тому же 3 ведерка с гранатами, подвоз которых по улице Зимной в район сосредоточения батальона должен состояться незадолго до часа «В». Задача: захватить укреплённые немецкие позиции, ощетинившиеся колючей проволокой, защищенные бетонными бункерами, оборудованными совершенным стрелковым оружием и пулеметами... Выглядит это немного иначе, чем в планах.

         Проходит ночь и наступает 1 августа.
         Около 11 часов утра к «Верному» приходит приказ о часе «В» и мобилизации. Концентрация отряда в районе пивоварни Хабербуша на улице Гжибовской. Задача: в 15.00 захватить пивоварню Хабербуша, которая является местом концентрации батальона. Пивоварню следует захватить без стрельбы, так как восстание планируется начать только в 17:00. После захвата пивоварни в 17:00 атаковать Нордвахе, то есть штаб немецкой жандармерии на углу улиц Хлодной и Желязной. Поэтому первоначальная задача была изменена: вместо школы вермахта на ул. Окоповая – Нордвахе.
         Я поехал домой за оружием для взвода. Попрощался с братом и Халинкой, которую не мобилизовали из-за беременности. Я сказал, что восстание начнется сегодня и продлится максимум несколько дней, так что скоро увидимся. Я оставил им небольшой 5-мм пистолет, который не годился для повстанческих действий, но мог пригодиться для самообороны. В тайнике, о котором знал только я, я оставил "на всякий случай" парабеллум с дополнительным магазином и отправился на Садыбу распорядиться о концентрации.
         «Верный» в это время проводит необходимые приготовления в районе концентрации. Он обеспечивает доставку гранат, бутылок с бензином против танков, перенос оружия.
         До 13.00 я проверяю ход мобилизации и возвращаюсь на место концентрации. По пути приключение. Трамвай останавливается на Черняковской, где-то возле Управления водных путей, поскольку за несколько десятков метров раздается стрельба. На пустой улице виден сильный патруль немецкой жандармерии, стреляющий по неизвестной цели. Пассажиры трамвая разбегаются в арки. Остаются только водитель, я и какой-то пассажир с большим свертком. Я ложусь на пол, потому что пули начинают свистеть рядом с трамваем. Молодой человек разрывает упаковку свертка и достает автомат, я тоже достаю оружие. Выходит, мы оба едем на сборку. Стрельба немного притихла. - «Пан механик, поехали, нам надо доехать до Средместья». Водитель заводит трамвай. Он двигается на полной скорости. На остановке, возле которой стоит немецкий патруль, водитель трамвая притормаживает, делая вид, что останавливается, а затем включает полную скорость. Трамвай мчится мимо остановки на полной скорости. Выстрелов нет. Водитель спрашивает: - «Куда панове хотят доехать?» - «На Крулевскую». Не останавливаясь на остановках, трамвай идет до улицы Крулевской возле Гжибовской площади. Он едет почти пустынными улицами. Малое движение транспорта и пешеходов. Среди последних обращают на себя внимание молодые люди, спешащие куда-то с узлами, портфелями и рюкзаками.
         С 14 часов взвод начинает собираться в районе Хабербуша. Солнечный день. Одни сидят перед витринами магазинов, другие гуляют по улице или собираются группами в подворотнях. "Сосна" наблюдает за концентрацией из окна квартиры, расположенной на втором этаже здания, по другую сторону от входа в пивоварню. Концентрация проходит спокойно и в целом гладко, но хуже, чем 27 июля. Не все были уведомлены. Не все были дома. А времени было относительно мало, тем более что расстояние от Садыбы, Чернякува и Селец большое, а транспорт нерегулярный. Из взвода 1116 в составе 1+33 (без санитарок и связных) на концентрацию прибыли: «Чарнота» (Реджинальд Левицки), «Рогаль» (Збигнев Русинович), «Дуб» (Тадеуш Тшевик), « Шарота» (Рышард Янковски), «Вилли» (Рышард Прокопяк), «Горец»-«Эскадра» (Хенрик Палюхов), «Петрек» (Стефан Милевски), «Галка» (Владислав Вишневски), «Сокол» (Ян Флашенберг), «Яблоньский» (Рышард Солтыньски), «Том» (Здислав Томчински), «Доброволец» (Зигмунт Мужиновски), «Цыган» (Антони Млыньски), «Фляга» (Станислав Флашенберг), «Рыжий» (Казимеж Мрочковски), «Перепелка» (Перковски), «Кузнец» (Казимеж Ленарчик), «Ворона» (Эугениуш Свидерски), «Станислав» (Роман Вардецки), «Сигара» (Лешек Вардецки), «Когус» (Тадеуш Урбански), «Соботиньски», «Ястреб», «Тшасковски», «Верба», «Висьневски». Кроме того, на концентрацию пришли с друзьями и были включены во взвод: «Стасек-Барикада» (Станислав Бугайски), «Байкоп» (Збигнев Станкевич), «Сирень» (Мечислав Прокопяк), «Эдвин» (Эдвард Лауданьски). Итого численный состав взвода на концентрации был 1+30.
         Приближается срок захвата пивоварни в 15:00. Открываю портфель, в котором я принес пистолеты. Зову «Чарноту» и «Рогаля» к воротам и распределяю оружие — по 3 пистолета на отделение, потому что кроме пяти, которые я принес с собой, я получил только 2 из запасов роты. Сообщаю, что будет десятка полтора гранат и бутылки с бензином, которые скоро принесут. Парни шумят. Это издевательство! С чем мы должны воевать? Стасик Бугайски ругает «Чарноту» и «Рогаля», с которыми пришел на сборку. - "Что это за армия без оружия? С этими несколькими игрушками хотите идти против немцев? Если бы я знал, то присоединился бы к другому отряду". Я успокаиваю. Это пока, позже будет больше оружия. Я рассчитываю на то, что, может быть, со складов батальона выделят еще что-нибудь. Во взводе «Пяты» ситуация выглядит не лучше.
         Всего несколько минут до 15:00, когда к воротам пивоварни подъезжает немецкий грузовик. В нем несколько жандармов. На машине на поворотной платформе установлен пулемет. «Верный» идет к «Сосне» и спрашивает, атаковать ли нам машину с жандармами. «Сосна» запрещает. Ведь час «В» назначен на 17:00. Пивоварню следует захватить, не вызывая стрельбы. Подождать, пока уедут. «Верный» рассказывает, как выглядит ситуация с оружием. Есть возможность получить пулемет и несколько автоматов. Но «Сосна» не меняет решения. Тем временем связной приносит гранаты. Он несет их в ведре, накрытом газетой. Проходит рядом с немецкой машиной и пялится на сидящих в ней жандармов. Ребята дрожат от возбуждения. Если жандармы обратят внимание на несущего гранаты и захотят его остановить, необходимо будет атаковать жандармов, и акция начнется. Но немцы не обращают внимания на несущего гранаты.
         От «Сосны» поступает приказ отвести роту от здания пивоварни на улицу Вронюю, потому что концентрация становится слишком заметной. Несколько десятков молодых людей сгруппированы на небольшом расстоянии друг от друга, и это привлекает внимание. С «Верным» и «Пятой» мы отправляемся на Вронюю и договариваемся, что рота займет здание на улице Вроняя, 47, угол Луцкой. Мы отводим роту к зданию. Занимаем несколько квартир и размещаем там отряды. Жителям, удивленным вторжением, объясняем, что это только на очень короткий период. Впрочем, жильцы не оспаривают необходимость и не допытываются, что это за сборка в их квартирах. Раздаются бело-красные повязки с напечатанными на них орлом и номерами взводов 1115 и 1116. В здании расставляется караул. У ворот стоит пост с пистолетами и гранатами. Второй пост во дворе, откуда есть проход к другим дворам. «Верный» отправляется в штаб-квартиру «Сосны». Время от времени в разных частях города слышна стрельба. Улицы почти пустынны. Прохожие торопливо проходят мимо и быстро исчезают в арках.
         За несколько минут до 17-ти приходит "Верный". - "Надеть повязки. Начинаем акцию". Начинает группа с оружием. Остальные остаются в здании, выставляют караул и через связного в пивоварне ждут дальнейших приказов. На Вроней командование оставшейся группой из 20 человек принимает "Рогаль".



Повязка взвода 1116

         В качестве вооружения поста в арке выдается 1 пистолет и несколько гранат. Остается также часть взвода «Пяты». Вооруженные группы обоих взводов выбегают на улицу. В руках пистолеты и гранаты. Улица пуста. Мы одни. Внезапно раздаются крики и аплодисменты, открываются окна и оттуда эти овации населения. Как в театре. Мы вышли на сцену. Мое сердце подпрыгивает к горлу. Мы бежим, хотя в этом нет необходимости. Добегаем через завалы к улице Гжибовской. Там стоит с группой «Сосна». Он здоровается с нами, улыбается и говорит: - «Спокойно, ребята». Он рекомендует занять выход из улицы Гжибовской на Желязную и кинотеатр в соседнем с Нордвахе здании. Оказывается, пивоварню не надо захватывать. Сотрудники пивоварни уже разоружили охрану.

         2 августа до пивоварни добираются три наши санитарки: «Вера», «Кос» и «Еврейка». Радостный прием. Они рассказывают что испытали, когда пробирались по охваченному восстанием городу. Теперь они вместе будут делить судьбу и невзгоды взвода. Численность взвода увеличивает «Шпулька» (Пётр Зайлих), которого прислал во взвод «Верный». Он пришел со своим пистолетом. Это был его табельный пистолет - во время оккупации "Шпулька" работал в Крипо и был там агентом контрразведки ПОВ, а затем и АК. Позиции взвода: кинотеатр «Чары» возле Нордвахе и задача не допустить прорыва немцев на другую сторону Хлодной и в сторону пивоварни. Пост на Крохмальной и Желязной занимает группа из другой роты. Вооружена она не лучше. Какое-то подразделение также занимает дом на Желязной напротив Нордвахе, но никаких действий оттуда не наблюдается. Впрочем, ничего удивительного, ведь жандармы ночью устроили позиции под аркадами здания и держат под сильным огнем как улицу, так и соседние дома. Около полудня к Нордвахе по улице Желязной подъезжает легковой автомобиль с несколькими немцами. Граната и несколько выстрелов уничтожают машину и ее экипаж. Увеличивается количество трофейного оружия. Оружие забирает группа на Крохмальной. Акция, видимая из Нордвахе, откуда в это время начинается сильная стрельба, несомненно, подействовала на жандармов угнетающе и, должно быть, вызвала у них преувеличенное представление о наших силах. Остальная часть взвода расквартирована в пивоварне и используется для выполнения различных задач. Группа, вооруженная бутылками с бензином, занимает дома на улицах Хлодной и Товаровой. «Шпулька» и «Галка» держат наблюдательный пост на углу Луцкой и Товаровой. «Шарота», «Эскадра» и «Сирень» идут вглубь Воли на патрулирование. На Вольской, недалеко от фабрики Франашека, разоружают участок синей полиции, забирая две винтовки и немного боеприпасов. Также разоружают заводскую охрану и забирают два виса. Безоружная группа присоединяется к отряду, атакующему в направлении завода Филипс, в надежде захватить оружие в ходе боя. «Вилли», «Цыган» и «Петрек» принимают участие в вылазке на товарный вокзал. Там захвачены продовольственные склады (прежде всего было много сахара-рафинада), бензин и автомобили.
         Ночью часть взвода по-прежнему занимает кинотеатр «Чары», а другая часть держит пост на баррикаде Крохмальная — Вроняя. Здесь находятся «Рогаль», «Шарота», «Стасек», «Чарнота», «Петрек» и другие. Вооружение: пистолеты, гранаты, бутылки с бензином. На одной из смен «Рогаль» даже получил автомат «Стен». Он не признается, что держит его в руках впервые и умеет с ним обращаться только теоретически. Поздно вечером начинается танковая атака со стороны Воли. Никакой пехоты. Предположительно, их задачей было добраться до Нордвахе и освободить ее гарнизон. Один из танков въезжает на баррикаду на Крохмальной. Мечется в собранных на баррикаде фургонах, ящиках и железе. Летят бутылки с бензином, но вместо танка поджигают баррикаду. Баррикада горит, танк отходит на улицу Вольскую. Потом до утра спокойствие. А кругом стрельба и зарево пожаров.
         Со двора кинотеатра «Чары» начинается по крышам домов наступление на Нордвахе. «Стасек», который поначалу так пессимистично относился ко всей акции из-за отсутствия оружия, воодушевился. Нагруженный бутылками с бензином, он забирается на крышу здания Нордвахе и бросает бутылки в дымоход, чтобы выкурить немцев огнем. Эффект от этого небольшой. Но это только начало. К нему присоединяется группа из роты «Эдварда». Их встречают яростный пулеметный огонь автоматов и взрывы гранат. Расстреляв боеприпасы и бросив гранаты, они вынуждены отступить, поскольку остались практически безоружными.

         3 августа с утра идет дождь. Колонны танков атакуют поочередно вдоль Товаровой, Вольской и Желязной. Без пехоты. Это продолжается несколько часов. Железные монстры двигаются с хрустом гусениц, стреляют из пушек и бьют во все стороны из пулеметов. Целью этих рейдов, вероятно, является намерение дойти до окруженных немецких позиций в Нордвахе, на Валицув и Огродовой и предоставление этим частям возможности отойти под прикрытием танкового огня. Для отражения этих атак были мобилизованы все силы батальона и других повстанческих отрядов, сгруппированных в этом районе. На этажах и в окнах подвалов и полуподвалов стрелки - для пресечения огнем попыток экипажей покинуть танки или присоединения к ним окруженных частей. На этажах гренадеры с гранатами и бутылками с бензином. Весь взвод 1116 брошен в бой с танками. Танкам, движущимся по Товаровой, легче передвигаться, поскольку не везде возведены баррикады, отделяющие от немцев территорию, занятую повстанцами. К тому же, некоторые баррикады сделаны непрофессионально и не представляют собой достаточного препятствия для танков. Лишь позже повстанцы научились строить эффективные баррикады. Танки, атакующие с Вольской, гонят перед собой польское население, которое немцы использовали как щит от выстрелов повстанцев и заставили разбирать повстанческие баррикады. Танки подъезжают к баррикаде на Вроней, и люди, которых гонят перед танками, начинают разбирать баррикаду. Со стороны повстанцев не раздаются выстрелы. После разборки баррикады танки въезжают на Хлодную. Летят бутылки с бензином. Из каждого окна, из каждого дома. Люди, которых гонят перед танками в качестве живого щита, разбегаются в арки, но часть остаётся возле танков, что усложняет акцию. Акции также мешает падающий дождь, но бутылки и гранаты все еще летят и, наконец, танки горят. Один второй, третий. Ура! Но несмотря на то, что снаружи горит бензин, танки не перестают двигаться вперед. Люки закрыты. Они сворачивают на улицу Товаровую и едут в сторону Иерусалимских Аллей. Ни один из них не был уничтожен или выведен из строя. Танки, атакующие Желязную со стороны Иерусалимских Аллей, доходят до Нордвахе. Бензин и гранаты не помогают. Бензин не горит. Возможно, метание бутылок с гранатами нескоординировано. Кроме того, идет дождь. «Сорока» (Стефан Газда) из взвода «Пяты» хватает какие-то тряпки, поджигает их и бросает на облитые бензином танки. Наконец бензин начинает гореть. Горящие танки доходят до Нордвахе и, не останавливаясь, сворачивают в Хлодную. Через мгновение бензин перестает гореть, и танки уходят в Вольскую. Но гарнизон «Нордвахе» не был освобожден. Они не пытались покинуть здание, когда танки проезжали прямо рядом с ними. Ранее солдаты 4-й роты проникли на последний этаж Нордвахе через дыру, проделанную в верхнем этаже соседнего дома, захватили этот этаж и атакуют вниз гранатами. В первой группе, которая туда вошла, есть также «Шпулька». Близится вечер. Приходит связной от «Сосны» и приносит приказ взводу 1116 выйти на улицу Крохмальную и доложиться капитану «Камню», организующему лобовую атаку на Нордвахе. Весь взвод собирается на углу улиц Крохмальной и Желязной. Некоторые только с гранатами. Приходит «Верный». «Камень» объясняет задачу: это должна быть решающая атака. Взвод будет атаковать Нордвахе с фронта, выбегая из дома на Желязной напротив Нордвахе. Прямо на бункер с пулеметом и на ворота. Вывести из строя бункер, разбить ворота гранатами и ворваться внутрь. Одновременно должна начаться атака сверху. Он сообщает свое местоположение, где следует отчитаться о выполнении задания. Взвод стоит в шеренге на углу Желязной и ждет начала атаки. Сначала перебежать Желязную, потом дойти домами и атака. Вдоль Желязной из бункера в нескольких десятках метров постоянно палит пулемет. Но об этом никто не говорит. Я стою прямо за углом. Я бегу первым. — «Я, наверное, перебегу, потому что они не сообразят, но что будет с теми, кто побежит за мной?» - Ко мне подходит "Верный" и говорит тихим голосом, чтобы другие не слышали: - "Что за идеи у этого сумасшедшего "Камня"? Зачем бежать под прямым огнем и уже при подходе на позицию нести потери, если можно добраться без потерь, пребежав через Гжибовскую? Большее расстояние от бункера и поворот улицы позволят перескочить Желязную без потерь". Но приказ, даже глупый, надо выполнять. Капитан «Камень» уже собирается отдать приказ начать атаку, когда со стороны Хабербуша быстрым шагом подходит майор "Сосна". Он подходит к «Камню» и что-то энергично втолковывает. Затем он отдает взводу приказ: - «За мной» и направляет отряд к пивоварне, а оттуда Гжибовской к Желязной. - «Здесь вы перебежите Желязную и выйдете на исходную позицию». Благоразумный командир не подвергает людей опасности без надобности. Уже темнеет. Взвод перебегает через Желязную. Без потерь. По улице Валицув доходим до Крохмальной. Нордвахе все это время молчит. Даже из бункера не стреляет пулемет. Последние приготовления. Через минуту начнется атака на бункер и ворота. И вдруг катаклизм. Раздается страшный взрыв. Грохот. Треск рушащихся стен и потолков. Темно от пыли. Стоны раненых. Воздух пропитан горячей, удушливой пылью. Со стороны Хлодной раздалось несколько рикошетов. Что случилось? Взрыв мины? У «Шароты» сломана рука. Несколько человек контужены рушащимися стенами. Но серьезных потерь нет. Перед Нордвахе начинается стрельба. Пыль медленно оседает. Из арки видно, что жандармы выскакивают из здания и, беспорядочно стреляя, бегут в Хлодную в сторону Огродовой. Взвод выбегает на мостовую и мчится в сторону Нордвахе. Также появляются другие подразделения, окружающие Нордвахе. Они вбегают в здание. Кто-то бросает гранату. Кто-то стреляет. Суматоха. Мелькают зеленые мундиры жандармов. - "Hände hoch!" - Они сдаются. Поднимают руки вверх. Бросают оружие. На верхних этажах слышна стрельба. Это штурмовая группа, атакующая сверху, проникла в глубь здания. «Цыган» забегает в бункер и вытаскивает оттуда пулемет. Ленту он вешает на шею, как ожерелье. Нордвахе захвачена. Акция закончилась одним раненым с нашей стороны («Шарота») и несколькими трупами жандармов. Около дюжины жандармов были взяты в плен. Мы захватили пулемет и десятка полтора винтовок и автоматов. Впрочем, оружие не осталось в руках отрядов, атакующих Нордвахе. Ведь оружия ждал целый батальон, вооружение которого выглядело так же, как и во взводе 1116. После атаки на Нордвахе выяснилось, что причина взрыва, так ошеломившего и дезорганизовавшего атаку, заключалась в следующем: неподалеку, на улице Валицув, угол Хлодной, осаждали здание, занимаемое школой вермахта. Немцы отошли из него, оставив мощные заряды взрывчатки. Во время нападения на Нордвахе здание взорвалось. И гарнизон «Нордвахе», вероятно, предположил, что взрыв был атакой на их объект, тем более что ранее подразделение, атакующее верхний этаж «Нордвахе», проникло через проем из соседнего здания. Отсюда и паническое бегство жандармов... Ночь. К командованию батальона время от времени приходят гонцы с донесениями. Какие-то отряды и рабочие группы возвращаются из акции и отходят на посты. Оружейный цех работает. Машины приезжают. Обращаются штатские с разными делами - добровольцы в части, жильцы с какими-то пожеланиями, информацией... В какой-то момент вбегает маленький мальчик, нервничающий, взволнованный и бессвязно сообщает: - "Панове, в подвале нашего дома на Огродовой спрятались немцы. Они очень боятся. Идите их разоружить и взять в плен». Взвод срывается со сна. Где это здание? Какой адрес? Мальчик говорит, что покажет. «Верный» поручает мне взять несколько человек и пойти с мальчиком. У ворот здания, указанного мальчиком, мы встречаем группу собравшихся жильцов, которые рассказывают подробности. Рано вечером группа жандармов прибежала от Хлодной и скрылась в подвалах, которые имели промышленный характер и были оборудованы электрическим освещением и терракотовыми полами. Из разговоров с жильцами выясняется, что они упоминали о сдаче в плен. С оружием наготове заходим в подвалы, призывая жандармов сдаться. Оказывается, они уже сложили оружие. Стоят с поднятыми вверх руками. Жандармов более двадцати. Парни бросаются прежде всего на оружие: винтовки, гранаты, боеприпасы, каски, пояса с амуницией. Каждый берет по 2 винтовки – это для тех из взвода, у кого оружия еще нет. Прибывает и второй отряд повстанцев из батальона «Хробры». Он забирает остальное оружие и по приказу «Сосны» провожает жандармов в пивоварню, где в бараке устроен лагерь для военнопленных. После возвращения на квартиры радость. Оружия сейчас уже много. К имеющемуся добавились 20 винтовок, десятка полтора пистолетов, несколько десятков гранат и один автомат, который «Сосна» выделил взводу в обмен на трофейный пулемет. Ну и наши филипинки. Последние не пользуются большой популярностью. Потому что они создают много шума, но результат практически никакой. Более того, они легко снимаются с предохранителя, и известны случаи травм в результате случайных взрывов. Теперь почти у каждого во взводе есть оружие. У некоторых даже и винтовка, и пистолет. Каски также являются важной добычей. В них мы выглядим воинственно, ну и некоторая защита головы. Но легко ошибиться и быть застреленным собственными отрядами. Поэтому нужно сделать какие-то опознавательные знаки. Быстро находится краска, и на касках жандармов расцветают бело-красные обводы или флажки.
         4 августа «Верный» ставит перед взводом две задачи. Небольшой патруль 1+3 должен отправиться в Средместье. Дойти до Маршалковской, недалеко от главного железнодорожного вокзала, и проверить, как там выглядит ситуация. Доложить «Сосне». Остальная часть взвода отправится в качестве разведывательного патруля на далекую Волю для определения положения немецких позиций в этом районе. На месте останутся лишь несколько человек, и их задача — создать с помощью гражданского населения огневые позиции на углу Вроней и Гжибовской. Я веду патруль в Средместье. Со мной пойдут «Том», «Горец» и «Цыган». Идем по Вроней до площади Казимежа, до Желязной на перекрестке со Злотой. Район пустынный. Ни отрядов повстанцев, ни мирных жителей не видно. На пустынных улицах много мусора и стекол из разбитых окон. Вероятно, это результат действий танков. Вдоль некоторых улиц раздаются пулеметные очереди. Эти улицы надо быстро перескочить. В разных точках взрываются артиллерийские снаряды и из гранатометов. Самолеты пролетают над городом на бреющем полете и косят город огнем крупнокалиберных пулеметов. До Злотой доходим без приключений. На Злотой за Желязной движение и жизнь. Баррикады. Нас повсюду окружают любопытствующие. Оружие вызывает зависть и восхищение. Немецкие каски, винтовки, пистолеты, немецкие ручные гранаты, заткнутые за пояс. Таких здесь еще не видели. Здесь повстанческие посты, как правило, снабжены только коротким оружием, филипинками и бутылками с бензином. Впрочем, лишь немногие. Повторяются вопросы - "Откуда вы? Какая ситуация на Воле? Может, продадите винтовку или гранату?" На Злотой мы ненадолго останавливаемся у тети и дяди Халинки. Дядя Зигмунт сообщает нам о первых днях восстания и расположении немецких позиций. Переходим со Злотой дворами на Хмельную, недалеко от Главного вокзала. В домах по улице Хмельной повстанческие посты - с направлением на Главный вокзал и пути городской линии. На одном из таких постов маленький мальчик с 5-мм пистолетом. Даже гранаты нет. На других постах не лучше. Они смотрят на патруль с восхищением и завистью. Постоянно повторяются предложения купить оружие. Разведав район и собрав информацию о позициях повстанцев и немцев, возвращаемся к Хабербушу. Патруль на Волю возглавляет «Чарнота». Пройдя посты, они попадают на нейтральную территорию. Идут в сторону больницы на Дворской. На Плоцкой дома заканчиваются, и начинается открытое пространство. Ренек останавливает отряд. Думает, как дальше продолжать разведку. «Эдвин» продвигается вперед как передовой дозор. Он перебегает несколько десятков метров через открытую площадку к жилым домам. Забегает на лестничную клетку. Пустота и тишина. Квартиры вскрыты, шкафы сломаны, вещи разбросаны, беспорядок. «Эдвин» направляется на чердак. Через слуховое окно наблюдает за местностью. Внезапно «Эдвин» слышит шорох на чердаке. Немцы? Он резко оборачивается. Из темноты выползает маленькая фигурка – это маленький мальчик. Он говорит «Эдвину» — «Пан не боялся сюда придти?» Оказывается, он сын рабочего с Воли. Он сбежал из района, куда уже вошли немцы, и спрятался на чердаке, потому что район был окружен. Он оставался на чердаке 24 часа. Он не знал, что немцы в это время сменили свою позицию. Так «Маленький Манюсь» попал во взвод и оставался там до конца. Это был мальчик 12-13 лет. Физически неразвитый, но, несмотря на детский возраст, c лицом и опытом взрослого. Варшавский сорванец и пройдоха, смелый и задиристый. Он прильнул ко взводу и особенно привязался к «Эдвину», которого очень любил и ходил с ним на все вылазки и патрули. Говорил: «С паном я не пропаду». В этот день численность взвода увеличилась еще на одного солдата. Добровольно вступил во взвод «Шаг» (Ян Курдвановски). С первого дня восстания он был в каком-то отряде, но во взводе 1116 встретил своих друзей и здесь окончательно определился со своим назначением в восстании. Позже из-за этого у него возникли неприятности, поскольку на Старом Мясте его обнаружил предыдущий командир и пригрозил военным трибуналом за самовольное оставление части. Однако все закончилось хорошо. Когда отряд с «Чарнотой» вернулся из разведки, группа «Рогаля» уже построила позиции у Гжибовской и Вроней. Одна позиция в угловой деревянной столярной мастерской, откуда открывался прекрасный вид на улицу Вронюю вплоть до Вольской. С этого направления ожидалось нападение немцев. Огневая позиция была защищена мешками с песком. Там были собраны запасы бутылок с бензином для отражения танковой атаки. На вид все это выглядело солидно, но на практике, как выяснилось позже, нескольких снарядов «Тигра» хватило, чтобы разнести все это укрепление в щепки. Вторая позиция на противоположном углу, на балконе третьего этажа. Это подстраховка от возможного нападения со стороны Иерусалимских Аллей. Взвод также занимает участок Гжибовской от Товаровой до Вроней, с задачей высылки боевых патрулей на Товаровую и затруднения движения немцев по этой улице. На позициях на Гжибовской и Вроней тишина. Немцы здесь не атакуют. Докучают только беспокоящие налеты и артиллерийский и гранатометный огонь. Самолеты рыскают безнаказанно. Они бросают зажигательные бомбы и, пикируя, бьют пулеметным огнем. Все больше пожаров. Патрули, выдвинутые на Товаровую, и пост, расположенный в горящем и частично разрушенном доме на Товаровой, беспрерывно находятся в контакте с противником. Немецкие танковые колонны постоянно пытаются прорваться в сторону Вольской. Танки движутся с хрустом гусениц, за ними машины и пехота. Патруль («Стасек», «Вилли», «Цыган», «Петрек», «Эдвин») забрасывает танки гранатами и бутылками с бензином. Открывает огонь по пехоте. Колонна отходит на безопасное расстояние и оттуда открывает огонь из танковых орудий и пулеметов. Но не причиняет вреда. Эти несколько дней боев уже дали нам некоторый опыт. Известно, что после отступления немцы начнут концентрический огонь по точкам сопротивления. Поэтому гарнизон отступает, оставив только наблюдательный пункт. Возвращается только по сигналу о начале новой атаки. Вечером посты проверяет «Верный». На ночь дополнительное задание для взвода. Патрулирование Крохмальной и Вольской в направлении Млынарской. Для защиты от проникновения немецких войск с этих направлений. Потому что, хотя на углу улиц Вольской и Млынарской имеется повстанческая баррикада, а район Вольская – Млынарская – Лешно и далее занят частями «Радослава», трудно говорить о каком-либо стабильном фронте как в этом районе и по всей Воле. Фронт находится в постоянном движении, продолжается взаимное проникновение повстанческих и немецких частей. Район боевых действий слишком велик для небольших сил повстанцев... Иду на Вольскую с патрулем ("Петрек", "Галка", "Цыган" и "Том"). Доходим до дома, который не охраняется с немецкой стороны. Проходы к флигелям надо забаррикадировать, так как дальнейшая территория контролируется немцами. Заткнуть дыры, проделанные артиллерийскими снарядами в стене, и оборудовать огневые позиции. Находим коменданта ПВО и поручаем ему выполнить это задание с помощью жильцов дома. Возвращаемся через два часа после патрулирования другого района. После возвращения выясняется, что никаких мер безопасности предпринято не было. Коменданта ПВО найти не удалось. Обитатели дома напуганы и недоверчивы. Неизвестно, не вторгнутся ли сюда в ближайшее время немцы. Беженцы из оккупированных немцами районов Воли постоянно проходят по неохраняемым переходам, рассказывая жуткие истории о резне и убийствах мирного населения, совершенных гитлеровцами... Наконец, один из жильцов сообщает, что комендантом ПВО является гитлеровский шпион, поэтому неудивительно, что он ничего не предпринял для строительства укреплений. После поиска "комендант ПВО" найден. «Покажите документы!» - Кеннкарта выдана для поляка, но обыск его квартиры показывает, что он несомненно немецкий шпион. Какое-то удостоверение, выданное гестапо, рекомендующее его попечению всех немецких властей. Другие документы, доказывающие сотрудничество, и, наконец, спрятанный гитлеровский мундир. Шпиона конвоируют «Галка» и «Петрек» к Хабербушу, в штаб. Пусть его там допросят.
         5 августа, позиции без изменений и патрулирование в направлении еврейского кладбища на Воле. Основная задача: отражение немецких атак со стороны Иерусалимских Аллей и Дворской — Колейовой. Но немецкое наступление началось с другого направления – вдоль Вольской, Лешно и Житней. Пала баррикада на Вольской возле Млынарской. Немцы гнали мирное население перед танками, чтобы разобрать баррикаду. Правое крыло батальона «Хробры» оказалось на линии атаки немцев из района площади Керцели на баррикаду Вроняя-Хлодная и на пересечение улиц Вольской и Товаровой. На позициях взвода тишина, только постоянные воздушные атаки. Бомбы и огонь из крупнокалиберных пулеметов бьют по позициям. Бункер в столярной мастерской, где находится одна из позиций, ходит ходуном от взрывов. Сквозь крышу, иссеченную пулями пулеметов, видно небо. Из-за постоянного напряжения и ожидания нападения немцев в любой момент нет времени на еду. Тем более, что на посту нет смен, а кухня от Хабербуша не в состоянии доставить еду на все посты. Снабжение организует «Шарота», у него сломана рука, и он не может принимать участие в боях, но связи со взводом не теряет и постоянно находится на какой-то позиции. Совместно с «Флягой» они организуют доставку обеда с кухни. В первую половину дня патруль снова отправляется в сторону больницы для распознания позиций и перемещений немецких войск в этом районе. Идут: «Стасек», «Шаг», «Эскадра», «Вилли», «Эдвин». С «Эдвином», конечно, Манюсь. Они доходят до самой больницы, полностью покинутой. На некотором расстоянии за больницей немецкие позиции, но не видно никакого движения или признаков, указывающих на намерение организовать атаку с этого направления. В больнице они берут белье себе и взводу. А стоило бы уже его сменить, потому что с 1 августа мы в одном и том же день и ночь. Кроме того, они находят брошенные немцами ремни и каски, а у Манюся даже есть штык. На детскую голову он надевает каску. Застегивает ремень со штыком, доходящим почти до земли. Теперь он вооружен. В этом снаряжении, позже дополненном пантеркой, он будет ходить до конца. Патруль возвращается на базу, но отлучается «Эдвин», а с ним Манюсь. Они пробираются в направлении Вольской, чтобы проверить ситуацию там. Идут по территории, уже контролируемой немцами. Манюсь в качестве передового дозора. Маленький, он ловко пробирается вперед. Он внимательно осматривает пространство впереди, а затем рукой машет «Эдвину», что можно двигаться дальше. Подобные вылазки в тыл немцев они повторяли потом несколько раз. А «Маленький Манюсь» всегда отважно шел вперед в качестве дозора. Они достигли района улицы Вольской в тот момент, когда немцы прорвали баррикады на Млынарской, и мирное население их разбирало. Они осмотрели местность и немецкие силы в этом районе и вернулись с донесением к отряду. Во второй половине дня взвод находится на позициях Гжибовская — Вроняя с задачей патрулирования в направлении Вольская — Товаровая, откуда, поскольку немцы заняли пересечение улиц Вольской с Товаровой, ожидается нападение немцев. Перед сумерками с патрулем в составе «Байкоп», «Чарнота», «Рогаль», «Стасик» я дохожу до перекрестка Вольская — Товаровая и занимаю наблюдательную позицию на чердаке здания. Танковые орудия бьют с Млынарской. Немецкая пехота наступает по улице Вольской. На пересечении с площадью Керцели находится позиция немецкого крупнокалиберного пулемета. Открываем огонь по позиции крупнокалиберного пулемета и пехоте. «Стасек» впервые в жизни стреляет из винтовки, до сих пор он стрелял только из пневматического оружия в тирах на ярмарках, но сейчас его стрелковый дебют великолепен – он каждый раз попадает в цель. Успешные выстрелы ликвидируют позицию крупнокалиберного пулемета. Падают трупы немецкой пехоты. Немецкое наступление застопорилось. Возвращаемся на прежние позиции. Ситуация на позициях не меняется до утра. Но эта ночь глубоко засела в памяти и сказалась на психике как повстанцев, так и местного населения. Вся Воля — одно море огня. Через позиции пробираются поодиночке и группами беженцы из оккупированных немцами районов. Узлы с имуществом. Плачущие дети на руках. В глазах ужас. Немцы продолжают кровавую резню мирного населения. Они собирают мужчин, женщин и детей во дворах домов и безжалостно расстреливают их, поджигают дома и сжигают их жителей заживо. Того, кто попытается выйти из огня, ждет пуля. Вид моря огня, вид несчастных, полусумасшедших людей, рассказы о кровавой резне – все это удручает, ломает психику. Появляется беспокойство, было ли решение воевать правильным. Необходимы ли такие жертвы? Имеет ли все это смысл? И какое-то чувство вины за все происходящее. Не хватает боеприпасов. Из захваченных у немцев осталось лишь по несколько штук на винтовку. Требования о доставках безуспешны. Вечером на Гжибовскую к Хабербушу прибывает подразделение капитана «Халя», воевавшего где-то в районе Вольской. Разгорячены недавней битвой. Много раненых, в том числе капитан «Халь» с перевязанной головой.
         6 августа утром взвод снимается с позиций и направляется в район пивоварни Хабербуша. Собрание у "Сосны", который сообщает о реорганизации компании. В батальон прибыло большое количество офицеров, которые не добрались до своих отрядов, не имели назначения или не состояли в подпольной организации во время оккупации. Сбор в двух шеренгах на территории Хабербуша. "Сосна" сообщает, что взвод "Пяты" переходит в 1-ю роту поручика "Эдварда". На его месте создается новый взвод. В роту направлены три офицера: поручик «Лис», подпоручик «Мариан» и подпоручик «Тадзик». Изначально неясно, какова их роль, поскольку "Сосна" не вносит ясности в суть вопроса. Он хочет усилить «профессиональный» состав роты офицерами, получившими довоенное образование.Практически он направил «Лиса» командиром роты, а «Тадзика» и «Мариана» командирами взводов. Но он не сказал это ясно, потому что не хотел восстанавливать против себя нынешних командиров, пришедших с ротой из подполья. Он также боялся какой-нибудь «диверсии», например, ухода роты в другой батальон. Неизвестно, что могут выкинуть ребята с Чернякова... Так возникла ситуация, когда должности командиров роты и взвода были дублированы. «Новички» впрочем пока что не вмешивались в дела взвода и временно все оставалось как было. Говорилось лишь, что «Верного» переведут на другую должность в батальоне. Якобы квартирмейстера. В состав роты была включена группа солдат из боевых отрядов ППС. В район пивоваренного завода прибыли выведенные из боя войска Армии Людовой. С утра немецкие авианалеты. Зажигательные и разрушающие бомбы. Огонь из бортового оружия. Танки атакуют баррикады, стреляя по ним огнем из орудий. Пехота атакует. Наступления не приносят успеха, но натиск растет. На пивоваренном заводе вспыхнул пожар. Склады горят. Немецкие бомбы падают на барак с немецкими пленными. Там погибают несколько десятков пленных. Боеприпасов нет. Запасов в батальоне нет, также нельзя рассчитывать на доставку от командования участка.
         «Сосна» устраивает сбор батальона. После одного из налетов сбор во дворе пивоварни. «Сосна» описывает тяжелую ситуацию. Сообщает, что принято решение выхода вооруженных частей из города для ведения партизанской войны в полевых условиях. Те, кто не чувствует себя в силах вынести тяготы партизанской войны, должны остаться на местах и вернуться в места своего проживания или защитить себя другими способами. В лес могут пойти только те, у кого есть оружие. Направление марша и прорыва Старе Място, Гданьский вокзал, Жолибож, Кампинос. Вместе с «Хробрым» уходят подразделения «Радослава». Совещание взвода. Обсуждения. Советы. Проклятия. Все хотят идти на прорыв в Кампинос. Наконец, после уговоров и размышлений, составляется список тех, кто должен остаться в городе. Это: «Дуб», «Фляга», «Кузнец», «Висьневски», «Сигара», «Станислав», «Когус», «Соботиньски», «Ястреб», «Тшасковски», «Рыжий», «Перепелка», «Верба», «Ворона». Всего 14 человек. На прорыв должны идти 1+19, в том числе один раненый «Шарота», не желающий расстаться с отрядом, и 3 санитарки. У всех есть оружие — 18 захваченных у немцев винтовок, 2 автомата, десяток пистолетов и несколько гранат. К сожалению, боеприпасов было очень мало, но «Сосна» обещал некоторое пополнение. Санитарки идут вместе со взводом. У оставшихся осталось 2 винтовки, 3 пистолета и несколько гранат. Они намерены пробиться на Чернякув к своим семьям. В результате лишь часть этой группы попыталась прорваться на Чернякув. Двое погибли 7 августа на Брацкой.
         После реорганизации часть взвода отправляется на позиции на улицах Вроняя и Хлодная, где обороной командует поручик «Лис». Там он получает ранение и передает командование поручику «Тадзику», хотя практически остается в роте. На Вроней и Хлодной с «Лисом» остались: «Галка», «Вилли», «Петрек», «Горец», «Цыган» и «Сирень». Оставшаяся часть взвода отступает вместе с батальоном Крохмальной через Мировскую площадь к зданию судов на Лешно. Здесь раздают военные сапоги. Пригодятся в партизанской борьбе. Кстати, обувь раздает моя знакомая Оля Кэндзерска из РППС. Потом обед.
         Днем группа с «Чарнотой» и «Рогалем» получает приказ занять позицию на пересечении Вроней и Луцкой. По улицам Вольской и Хлодной постоянные воздушные налеты и немецкие атаки. За танками, разрушающими артиллерийским огнем баррикады, колоннами наступает пехота. Пораженная огнем повстанческого оружия, она отступает, чтобы через несколько минут снова атаковать.
         На ночь останавливаемся в семиэтажном доходном доме по ул. Крохмальная между Желязной и Валицув. Поздним вечером прибывает отведенная сюда группа с позиции Вроняя-Хлодная. На позициях остается только гарнизон позиции Вроняя — Луцкая, который снимают только утром 7 августа.

         7 августа утром батальон продолжает отход к Старому Мясту — Гжибовской, Цеплой, Бялой. Контакт с группой, которая должна остаться в городе, еще поддерживается. Обсуждения все еще продолжаются. Привал на углу Хлодной и Бялой. Взвод обеспечивает отход в качестве арьергарда. «Верный» идет сообщить жене о своем решении покинуть город. В рамках кампании Военной службы женщин она руководила санитарным пунктом воинской части, которая не проявляла достаточного интереса к самаритянскому объекту и не уведомила пункт об изменении своих позиций. Если бы не сообщение «Верного», пункт еще в то утро оказался бы в зоне немецких действий.



Единственная групповая фотография солдат 1116 взвода, сделанная во время Варшавского Восстания. 7 августа 1944 г. капеллан батальона ксендз майор Хенрик Цыбульски "Чеслав" дает отпущение грехов in articulo mortis (перед лицом смерти) солдатам взвода 1116 перед планируемым прорывом на Жолибож. На втором плане стоят слева направо: Ян Курдвановски "Шаг" (видна только часть головы), капрал подхорунжий Станислав Петрас "Кобуз", стрелок Эдвард Лауданьски "Эдвин", стрелок Владислав Висьневски "Галка", за ним стрелок Антони Млыньски "Цыган", стрелок Стефан Милевски "Петрек", капрал Рышард Прокопяк "Вилли", стрелок Анна Русинович "Вера". На первом плане слева спиной неизвестный и капеллан. Фото вахмистр подхорунжий Зигмунт Совиньски "Опора".

         По приказу «Сосны» назначаю связного в Хабербуш, чтобы собрать оставшиеся еще там разрозненные посты и провести разведку. Отправляется «Галка». Задача трудная, потому что неизвестно, какая там ситуация, а немецкое наступление продолжается. «Сосна» приказывает наблюдать и докладывать о передвижениях немецких войск со стороны Воли. Я вхожу с «Чарнотой» в костел св. Кароля Боромеуша на Хлодной, чтобы наблюдать с башни костела. Вторая группа с «Рогалем» поднимается на крышу одного из высоких зданий. В в костеле доходит до спора с ксендзом, который запрещает входить в костел с оружием. Удивление и снисходительные улыбки. Имеют ли в условиях этой борьбы какой-либо смысл подобные ограничения? Или ксендз рассчитывает, что битва пощадит костелы? Битва беспощадна и не щадит ничего. Позже, как и в кафедральном соборе, бои шли внутри костелов, за остатки костельных стен. После ласковых уговоров ксендз больше не оспаривает вход в башню с оружием после обещания, что оттуда не будут стрелять. На Воле видно зарево пожаров. Немецкое наступление идет со стороны Воли вдоль Хлодной. Они двигаются небольшими колоннами. В районе Товаровой танки. Получив донесение, «Сосна» направляет охрану из роты «Эдварда» в район Хлодной, угол Желязной, чтобы остановить дальнейшее продвижение немцев. Перед Желязной немцы попадают под обстрел. Попавшие под огонь, останавливаются. И начинается регулярная стрельба, однако без видимого напора немцев.
         В опубликованных до сих пор сводках о ходе этих боев обычно говорится, что части «Сосны» отошли на Старе Място под сильным давлением немцев. Это было не так. Отход осуществлялся очень медленно и стал результатом решения оставить город, а не особенно сильных немецких атак. Атака, которую немцы осуществили вдоль Хлодной 6 августа, была отбита, а немцы понесли значительные потери. Одновременно с частями «Сосны» в сторону Кампиноса начали двигаться и части «Радослава». Лишь позднейшие решения определили иной ход боевых действий для этих частей.
         На Бялой очередное собрание "Сосны". Он подтверждает решение о прорыве к Кампиносу и необходимость выхода из частей тех, у кого нет оружия. Ранее назначенная группа окончательно покидает взвод. Остальные разбили лагерь на Бялой. Они задаются вопросом, что принесет будущее. Почему прекратилось наступление советских войск? Есть ли с ними договоренность? На как долго они идут в лес? Несмотря на то, что решение уже принято, атмосфера напряженная. Раздаются горькие слова по адресу командования. Особенно тяжелое положение мирных жителей, которых заживо сжигают в домах, убивают, высылают в качестве живых баррикад перед танками. И их отношение к повстанцам изменилось с первых дней. На Твардой при выходе с Воли были случаи открытой и громкой брани по адресу повстанцев. Был случай, когда на отступающий отряд бросили горящую балку из дома. В каждом возникает чувство вины за происходящее. Тем более, что сам взвод потерь не понес. Только «Шарота» и легкораненый «Цыган». «Галка», отправленный в Хабербуш, еще не вернулся, а ведь немцы уже перекрывают подступы.
         Но грустное настроение и плохие разговоры прерываются приказом продолжать марш - Огродовая, Сольная, Лешно, Арсенал на Длугой. Здесь короткий привал под аркадами. Потом сад Красиньских. Размещение на втором этаже школы на Бароковой. Взвод располагается на садовых лужайках. Солнечная погода. Спокойствие. Иной мир. Лишь издалека, со стороны Воли виден дым, зарево огня и звуки стрельбы, напоминающие о ситуации. Блаженный отдых прерывается бомбардировкой Дорнье и взрывами сбрасываемых ими бомб. Но в этом нет ничего опасного по сравнению с условиями на Воле. Впрочем, лишь бы до вечера. Ночью батальону предстоит прорваться к Кампиносу. Сборка взвода. Ксендз дарует общее отпущение грехов in articulo mortis перед ночным боем на прорыв в Кампинос. Настроение хорошее. Общее расслабление. «Галка» возвращается из Хабербуша. Целый и невредимый. Радость от возвращения, тем более, что он принес с собой много сала и немного водки. «Рогаль» и «Чарнота» учат санитарок пользоваться оружием. Чистка оружия. «Стасек» забыл разрядить свой кольт и случайно выстрелил во время его чистки. Пуля застряла в нескольких сантиметрах от головы «Петрека».
         После короткого отдыха в саду Красиньских «Сосна» собирает командиров рот, взводов и отделений и ведет их на рекогносцировку местности на предмет поставленных задач прорыва и обсуждение деталей боя. Он ведет группу к зданию таможни на улице Инфлянцкой. Из помещений первого этажа как на ладони видна территория, через которую предстоит прорываться. Гданьский железнодорожный вокзал, железнодорожные пути. Видны немецкие посты, впрочем немногочисленные. По рельсам ездит локомотив с одним вагоном. Это бронепоезд. «Сосна» раздает задания, участки и направления наступления, а также место сбора на Жолибоже. Атака должна начаться вечером, в сумерках. Перспективы успеха высоки. В батальоне около 300 хорошо вооруженных солдат. У каждого есть оружие. Имеется относительно большое количество автоматического оружия, несколько пулеметов, около дюжины автоматов, более 100 обычных винтовок, пистолеты и гранаты. Это уже не то вооружение, что было в начале восстания. Настроение хорошее. Наступление должно быть успешным. А потом перспектива свободного пространства, Кампинос, выход из ада, разразившегося в городе.
         Но радость от ожидаемого прорыва была недолгой. После возвращения из разведки «Сосну» вызвали в командование АК, которое располагалось в школе на Бароковой. После долгого пребывания там он возвращается. Собирает очередное совещание и сообщает, что по приказу командования АК мы останемся на Старом Мясте и будем сражаться здесь... Назначение квартир. Назначение постов. На данный момент у взвода один пост. Пригорок на краю сада Красиньских, обращенный к гетто, которое находится в зоне действия повстанцев, но практически является ничьей землей. Огромная территория, открытая, потому что дома были разрушены после еврейского восстания, не позволяет занять ее. Где-то из района костела Св. Августина бьет по позиции в саду Красиньских огонь гранатометов и артиллерии, а также редкие, идущие поверху пулеметные очереди.

         08 августа. Фронт со стороны Воли приблизился к Старому Мясту. С Воли прибыли отряды «Радослава» и другие. Однако, несмотря на то, что взвод снова оказался на передовой, самочувствие гораздо лучше. Там, на Воле, был длинный фронт, защищаемый тонкой линией повстанческих отрядов, широкие площади, открытые пространства, никаких баррикад и все еще неустоявшийся фронт, прерываемый атаками танков, рыскающих на занятой повстанцами территории. Здесь большая группировка неплохо вооруженных отрядов. Узкие улочки, пересеченные многочисленными и уже профессионально построенными баррикадами.



1 сторона записной книжки

         Мы по-прежнему занимаем позицию в саду Красиньских, а кроме того, у меня есть задание организовать и укомплектовать огневые позиции в доме, прилегающем к саду и Налевкам. Дом пуст. Жильцы перебрались за линию фронта. Первым делом после выбора помещений, в которых будут размещены позиции, необходимо тщательно выбить все окна. Речь идет о том, чтобы избежать ранений осколками стекла во время авиационных или артиллерийских обстрелов. Это опыт, полученный на Воле. Разбивание окон выполняется со странным чувством удовлетворения и удовольствия от разрушения. Эти несколько дней боев уже сказались на психике. В окнах оборудуются позиции из мешков с песком. Для удобства к окнам придвигаются диваны. Занимая позицию, на них можно удобно лежать. Квартиры полностью обставлены. Мебель, бытовые приборы, одежда, библиотека с большим количеством книг. Последние вызывают интерес. Поскольку царит спокойствие, парни ищут книги, которые их интересуют, и погружаются в чтение. Кто-то играет на пианино. Две позиции не требуют дежурства на них всего взвода. Назначаются смены. Часть парней отправляется вглубь Старого Мяста, чтобы узнать новости и связаться с другими отрядами. «Стасек», «Шпулька», «Том» и «Цыган» отправляются по распоряжению командования батальона с рабочей группой получить провиант с повстанческого склада, который находится у Мейнля на углу Сенаторской и Беляньской. При получении припасов возникает конфликт с кладовщиком, который не желает выдать всех требуемых батальоном предметов, даже несмотря на то, что они есть на складе. «Цыган» достает пистолет, и под его угрозой они взыскивают требуемое. При случае «из-под прилавка» получают нескольких бутылок французского коньяка для исключительного использования во взводе. Ночью взвод высылает десантный патруль в район площади Красиньских. На площади горят костры, расположенные крестом. Они обозначают район сброса для самолетов. Прошло несколько часов тщетных ожиданий, так как в ту ночь в этом районе не было сбросов.

         9 августа. Позиции без изменений. С «Чарнотой» и группой около 10 человек меня направили к капитану «Наленчу» на позиции в ратуше на Театральной площади. Ожидается нападение немцев на эти позиции. В ратуше забаррикадированы все выходы на Театральную площадь. В окнах и проломах в стенах амбразуры. На другой стороне площади в Большом театре — немецкие позиции. Танки движутся по площади со стороны Воли и въезжают в улицу Фоша. Один из них останавливается перед зданием Большого театра. Он направляет дуло на ратушу и так стоит. Не стреляет. Видимо, он прикрывает движение колонны. Гарнизон ратуши беспомощно смотрит на танки. Расстояние слишком большое, чтобы бросать бутылки с бензином, а противотанкового оружия нет. Вылазка на площадь не имеет шансов на успех, так как многочисленные пулеметные гнезда ликвидируют атакующую группу. Днем мое подразделение отзывают из ратуши.
         В это время «Стасек» с группой из нескольких человек отправился на Ставки на склады Сполэм. Оттуда без перерыва идут группы мирных жителей, нагруженных всевозможным добром. Парни приносят мешок мясных консервов и пантерки на весь взвод. С этого момента весь взвод облачен в защитные немецкие ветровки, такие же брюки ну и каски. В такой одежде мы не отличаемся от немецких солдат, из-за чего легко поймать повстанческую пулю, особенно ночью. Потому что днем видны бело-красные повязки на руках, а на касках бело-красные вымпелы. Штаб-квартира роты переносится из школы на Бароковой в пассаж Симонса. Взвод занимает место на первом этаже здания в «станочном цеху», приносит какие-то железные кровати, матрасы и постельные принадлежности. Пассаж – многоэтажное здание с железобетонной конструкцией производит солидное впечатление безопасности. Просторные подвалы с прочными перекрытиями. Ничто не указывает на то, что это солидное здание станет могилой для нескольких сотен человек.

         10-11 августа. Позиции без изменений. Окраина сада Красиньских, дом на Налевках. В целом спокойно. Изредка перестрелки с немецкими позициями в гетто. Беспокоящий обстрел из гранатометов продолжается в течение всего дня. Более того, нас впервые начали обстреливать из нового, ранее не применявшегося в восстании оружия. Это минометы, называемые коровами из-за звука, который они издают при выстреле, похожего на рев коровы. Оружие высокой разрушительной силы, причем некоторые снаряды наполнены зажигательным материалом, который, независимо от вызванного им пожара, вызывает ожоги в большом радиусе. С тех пор постоянно встречались повстанцы, сильно обожженные, перевязанные или намазанные какими-то лекарствами. Это произвело жуткое впечатление. Школа на Бароковой разрушена, в результате чего квартиры батальона окончательно переносятся в Пассаж и Арсенал.

         10 августа вечером или же возможно утром 11 августа немцы выбили наши отряды со складов на Ставках. Командование приняло решение отбить Ставки. Они были одновременно стратегической позицией и, что более важно, источником продовольствия, медикаментов, одежды и других припасов. Здесь сказалось непонимание ситуации и условий этих боев. Когда Ставки захватили повстанцы, жители Старого Мяста отправлялись туда запасаться продуктами. Но территорию охраняла жандармерия, которая ничего не позволяла брать. Запасы также не были перенесены в более безопасный район. А Ставки были на линии фронта и в любой момент были в опасности...          Атака начинается. Правое крыло возглавляет "Рогаль", левое – я и "Чарнота". Цепь прыжками движется вперёд. Над огородами рвется шрапнель, стреляет бронепоезд, движущийся туда и назад по путям от Гданьского вокзала до Ставок. Однако шрапнель идет не густо, а пули из автоматов и стрелкового оружия летят вверх, поражая стены таможни и других зданий. Без выстрела мы прыжками движемся вперед. Местность выгодна тем, что кусты и растительность на приусадебных участках затрудняют обзор для немцев. Огороды досмотренные. Это возможность запастись витаминами. Поэтому парни набивают карманы помидорами и фруктами. Напряжение, сопровождавшее выход с исходных позиций, уменьшается. После преодоления определенного расстояния, оказывается, что все идет гладко и немецкий огонь не опасен. Взвод идет без потерь уже 100-200 метров. Но идиллия заканчивается. Подходим к забору, огораживающему территорию огородов. За забором ровный, как стол, лужок около 100 метров, а за ним заборы складов на Ставках и немецкие огневые позиции. Завеса кустов, которая не обеспечивала защиты от огня, но создавала иллюзию безопасности, заканчивается. Надо атаковать через полностью открытое пространство. После очередного прыжка я останавливаюсь в нескольких метрах от забора. Смотрю направо и налево. Идет ли взвод? Рядом со мной «Сирень». Он старый вояка, еще с Первой мировой войны. Несмотря на то, что у него звание взводного, он не желает занимать какую-либо должность в части. Он приехал на концентрацию вместе со своим двоюродным братом и хочет быть волонтером. Он говорит мне:- "Ну и что теперь делать?Хана", - и иронично улыбается. Я прерываю кратковременный перерыв в наступлении. Перехожу на бег, перепрыгиваю через забор одним прыжком и бегу через луг к небольшому зданию, расположенному с левой стороны на откосе, на расстоянии более 100 метров от огородов и в десятке метров от забора складов. Одновременно поднимаются «Сирень», «Чарнота» и все левое крыло атаки. Через некоторое время вся левая сторона цепи сгруппировалась в границах построек. Без потерь. Со стороны Ставок во время этого убийственного забега не раздался ни один выстрел. Внезапность? Или может другая причина? Минута передышки и расслабления, а затем дальнейший прыжок к складскому забору, к стене. Несколько метров вправо и стена заканчивается а начинается деревянный забор. Через выломанную доску в заборе первым проникает на территорию склада «Вилли», стреляя от бедра из автомата. За ним идет остальная часть группы.
         Одновременно с другой стороны складов врывается атакующий с другой стороны взвод с «Шофером». В глубине складов, возле железнодорожной рампы, видны эсэсовцы и орудие с тягачом. Тягач работает, двигатель ворчит. Оба взвода атакуют с двух сторон. С криком «ура» они бегут в направлении группы немцев, стреляя на ходу. Эсэсовцы без выстрела и попытки обороны убегают. Они оставляют орудие. Ребята подбегают к нему, и через минуту кто-то из группы «Шофера» уезжает с ним в сторону наших позиций.
         В это же время другая сторона цепи с «Рогалем» дошла до откоса, расположенного вдоль путей, ведущих к Гданьскому вокзалу. Их задачей была защита правого крыла от возможного нападения немцев со стороны Гданьского вокзала. Они поднимаются по откосу и как на ладони видят движущийся по путям бронепоезд. Он движется то вперед, то назад и время от времени стреляет пулеметными очередями по огородам. Он также стреляет из пушки. Между путями, на расстоянии более 100 метров, можно увидеть железнодорожную будку с немцами внутри. В какой-то момент из окна на первом этаже сигнальной будки высовывается немец и руками дает какие-то сигналы - то ли экипажу бронепоезда, то ли немцам, отступающим от Ставок. «Цыган» прицеливается. «Рогаль» велит ему упереть винтовку в плечо и хорошо целиться. Раздается выстрел, и немец падает назад. Через мгновение повторяется ситуация со вторым. Ребята наблюдают за территорией и пользуются возможностью пополнить запасы помидоров с участков.
         Связная отзывает группу «Рогаля» в район складов, и весь взвод без потерь, в хорошем настроении, с запасами помидоров и консервов со складов возвращается в пассаж Симонса. Пушка уже доставлена туда и ее готовят к использованию. В этот день рота получила от псевдонима нового командира наименование «Лис». Взводы получили названия штурмовыъ групп «Лис I» и «Лис II». Взвод 1116 теперь называется «Лис II». В качестве опознавательного знака взвода были изготовлены нарукавные повязки с надписью «ШГ Лис II». «Юр» становится командиром орудийного расчета и после сборки расчета производит пробный выстрел по занятому немцами Павиаку. Постоянные позиции взвода остаются неизменными: сад Красиньских и дом на улице Налевки. Квартиры в пассаже Симонса.
         Днем группа парней приняла участие в ликвидации голубятника. Так называли отдельных немцев, которые скрывались на занятой повстанцами территории и уничтожали повстанцев одиночными выстрелами. Такие выстрелы, раздавшиеся из ниоткуда, время от времени падали на площадь перед Пассажем, и было несколько убитых и раненых. Парни с Чернякува заметили голубятника, то есть определили, из какого дома раздался выстрел. Детальный обыск дома ничего не дал. Дом покинут, только в одной квартире проживает старушка. Ее расспрашивают, кто стрелял, но она ведет себя странно. Детальный обыск ее квартиры показывает, что в шкафу находятся части одежды гестаповца. Дальнейшие поиски приводят на чердак, где в укромном уголке обнаруживается голубятник. Одет в гитлеровский мундир. Захваченный врасплох, он не сопротивлялся. И его, и женщину, обнаруженную в квартире, доставили к командованию.

         12 августа. Взвод, помимо нынешних позиций, получает пост на баррикаде на улице Длугой. Баррикада защищает доступ к Старому Мясту со стороны Банковой площади. В первом туре на баррикаду идут «Чарнота», «Шпулька», «Крок» и «Цыган».

         13 - 17 августа. 13 августа командир батальона «Сосна» был произведен в звание майора и вступил в должность командира группировки «Куба-Сосна», которая занимала южный и западный отрезок обороны Старого Мяста. Командование батальоном принимает капитан «Камень» (неизвестный). После него следующими командирами были: капитан «Эдвард» (Эдвард Козловски), капитан «Здан» (Тадеуш Майхерчик) и, наконец, капитан «Сук» (Владислав Яхович). Смены командиров не всегда доходили до солдат на передовой.- Солдаты взвода занимают позиции в домике в саду Красиньских, а группа из шести человек (по очереди) выделяется для защиты баррикады, пересекающей Длугую возле Беляньской. ? - 17-го взвод занимает также баррикаду, пересекающую Налевки между пассажем Симонса и углом Арсенала. Эти постоянные позиции временно передаются другим подразделениям, поскольку взвод направляется для проведения операций на других участках.- Ночной рейд в гетто с целью оттеснить противника в сторону Окоповой. Ночью часть взвода, не занимающую позиции, поднимает сигнал тревоги. Задание: атаковать немецкие позиции в гетто и отбросить их назад, а в целом дело в том, чтобы продемонстрировать активность и противодействовать возможным попыткам немцев приблизиться к позициям. Вылазкой руководит подпоручик «Мариан». Руины гетто. Темнота. Связь очень затруднена, поскольку взвод движется не компактной группой, а делится на небольшие команды. Кроме того, развалины создают значительные холмы и впадины. Общение с помощью голоса. Продвигаемся вперед 100-200 метров. В какой-то момент слышен рокот приближающихся самолетов и через мгновение все небо покрывается разноцветными полосами световых снарядов. Полосы прожекторов пересекаются. Все небо покрыто разноцветной густой сетью. Действительно красивое зрелище. Это немецкие зенитки ведут огонь по самолетам союзников, прибывшим с оружием и боеприпасами. Лишь по густой сети разноцветных снарядов видно, какой огромной огневой мощью обладают немцы. Днем это не производит такого впечатления из-за ограниченной видимости и ограниченности собственным участком. Наше наступление продолжается. Особенно активны «Вилли» и «Манюсь». Они выдвинулись вперед. Время от времени при вспышках можно увидеть их силуэты, пригнувшиеся, передвигающиеся прыжками от углубления к углублению, вперед. Впрочем неизвестно даже, действительно ли это они. Ночь очень темная. Помимо светящихся полос, видимых в небе спереди и по бокам, время от времени раздается автоматная очередь. Свои или немцы? Пожалуй, мы уже вышли на линию немецких позиций. С группой из нескольких человек я прыгнул вперед, и мы притаились в воронке из обломков. С левой стороны видны два прыгающих силуэта, которые внезапно падают и оттуда раздается короткая очередь из автомата. Кто-то кричит вполголоса: - «Кто стреляет?» Откуда-то спереди раздается вопрос по-немецки: - «Was?» С позиции слева снова раздается автоматная очередь. На этот раз в направлении, откуда слышны немецкие голоса. В ответ очередь с немецкой стороны. Затем с нескольких точек слышны голоса перекликающихся немцев и шум в руинах. Они убегают. Подпоручик «Мариан» подает голосовой сигнал остановиться. Взвод собирается во впадине. Все тут. Оказывается, что несмотря на недостаточный обзор, рассеивание было небольшим. Через полчаса приказ вернуться в Пассаж. Задание побеспокоить немцев и вытеснить их с передовых позиций было выполнено. Тем временем самолеты союзников уже улетели, а зенитные средства замолчали. Однако огонь с немецких позиций усилился. Они были явно встревожены вылазкой.
          - В другой вечер майор «Сосна» поручает мне идти со взводом ко дворцу Мостовских, где должна начаться ночная атака с целью оттеснить немецкие позиции от дворца. Докладываю офицеру, командующему обороной дворца Мостовских, чтобы узнать план вылазки. Он ведет меня к дыре в стене дворца, выходящей на руины гетто, и сообщает, через эту дыру должна пойти атака. По дыре с короткими перерывами бьют очереди немецкого пулемета. Доходит до спора, поскольку я оспариваю план наступления, который, по моему мнению, грозит напрасной гибелью людей. Офицер приказывает одному из своих показать, что таким путем можно выйти. Солдат подчиняется приказу и получает очередь в живот... В этот момент приходит майор «Сосна» с еще одним подразделением, которому также предстоит участвовать в атаке. Он рекомендует начать атаку снаружи здания, через завалы. Атака ликвидирует пулеметную позицию гранатами. Немцы отходят со своих передовых позиций.
         - Иной ночью, с целью поджога дома на улице Пшеязд, где находились немцы, я веду группу из четырех человек: «Вилли», «Шаг», «Чарнота», «Рогаль». В мою группу придан огнемет, обслуживаемый двумя людьми. Это оружие, созданное повстанцами. Бак с горючим материалом и змеевик, из которого вырывалась струя топлива. Эффективность десятка полтора метров. Группа проникает через подвалы соседних домов к зданию, которое предстоит сжечь. Прикрытие выскакивает во двор и стреляет по окнам. Команда огнемета поджигает две боковые лестничные клетки…

         18 - 21 августа
         - У нас есть позиции в небольшом домике на Налевках, в саду Красиньских, в пассаже Симонса со стороны Налевок, а также охрана баррикады, преграждающей Налевки между Пассажем и Арсеналом. В эти дни из гетто в сторону сада Красиньских и вдоль Налевок начинаются сильные атаки немцев при поддержке танков и голиафов. Три голиафа взрываются на баррикаде возле Арсенала и несколько раз разрушают ее. Саперы подпоручика «Гривы» неустанно восстанавливают и укрепляют баррикаду и участвуют в ее обороне с позиций в Пассаже. Баррикаду также защищает расчет пушки, захваченной при отбивании складов в Ставках. К сожалению, противотанковых боеприпасов нет. После того, как орудие было отведено к зданию «Пассажа», солдаты 1116-го взвода еще два дня обороняли баррикаду. 20 августа баррикаду обстреливают осколочными снарядами из танковых орудий. Атаки немецкой пехоты успешно ликвидируются метким огнем. Вечером немцы с помощью мирного населения пытаются построить свою баррикаду в нескольких десятках метров перед нашей и разместить там пулеметную позицию. Эффективный огонь и вылазка с нашей стороны срывают эти попытки.
         - На рассвете 21 августа двое немцев вывели группу из шести штатских, вооруженных лопатами, под угрозой ружей, вдоль Арсенала со стороны улицы Пшеязд, чтобы разобрать нашу баррикаду. Один из немцев упал после выстрела «Чарноты», другому удалось сбежать. Поляки перешли на нашу сторону и были доставлены в командование участка. Начался жестокий обстрел наших позиций из танковых орудий и пулеметов. «Чарнота» и «Стасек» были ранены, «Стасек» очень тяжело. Они пошли в госпиталь..
         - Днем 21 августа немцы захватили дом на Длугой и начали обстреливать баррикаду сзади. Удалось удержать только позиции под аркадами Арсенала. Огонь с двух сторон отрезал роту капитана «Сука», занимающую «Арсенал», и нашу группу, защищающую баррикаду, от Пассажа Симонса. Можно было перебегать только тогда, когда снаряд из орудия ударял в баррикаду, и пыль закрывала немцам обзор из дома на Длугой. Солдаты роты «Сука» стали перебегать в пассаж под прикрытием пыли. Прибежал из Арсенала «Яблоньски», который пошел туда за кофе, и крикнул, что в «Арсенале» уже немцы. «Вилли» с автоматом побежал под аркады в сторону Длугой, чтобы прикрыть баррикаду сзади. Гарнизон баррикады удерживал свои позиции до последнего момента и отошел вместе с последними бойцами «а» только после того, как немцы ворвались в Арсенал со стороны Длугой. В тот день, помимо «Стасека» и «Чарноты», были ранены также «Эдвин», «Маленький Манюсь» и «Шпулька». Командир группировки майор «Сосна» наградил Крестом Отважных «Кобуза», «Чарноту», «Шага» и «Галку» за несколько дней отражения немецких атак на баррикаде, спасение штатских и прикрытие эвакуации гарнизона «Арсенала», оказавшегося под угрозой окружения, но узнали об этом только после войны.



2 страница записной книжки,

         22 - 24 августа.
         - Весь взвод (ныне ШГ «Лис II») расквартирован в пассаже Симонса в треугольном помещении первого этажа, которое мы называли «станочным цехом», где находились промышленные дрели, станки и токарные станки. Их массивные основания обеспечивали некоторую защиту от падающих осколков и снайперского огня. Из него две двери вели в большой двухъярусный коридор, пересекавший Пассаж и соединявший сад Красиньских с Налевками, Беляньской и Длугой.



Повязка ШГ "Лис". После перехода на Старувку солдаты 1116 взвода 12 августа были включены в состав отряда поручика "Лиса" в качестве штурмовой группы "Лис" II. Тогда они сделали себе дополнительные повязки. Повязки носили: - подхорунжий Станислав Петрас "Кобуз", подхорунжий Реджинальд Левицки "Чарнота", подхорунжий Збигнев Русинович "Рогаль", капрал Рышард Прокопяк "Вилли"+, стрелок Стефан Милевски "Петрек"+, стрелок Антони Млыньски "Цыган"+, стрелок Ян Флашенберг "Сокол"+, стрелок Хенрик Палюхов "Горец", "Эскадра"+, стрелок Рышард Солтыньски "Яблоньски"+, стрелок Владислав Висьневски "Галка", взводный Мечислав Прокопяк "Сирень", стрелок Рывшард Янковски "Шарота", капрал Ян Курдвановски "Шаг", стрелок Станислав Бугайски "Стасек"+, стрелок Здзислав Томчиньски "Том"+, стрелок Зигмунт Мужиновски "Доброволец"+, стрелок Петр Зайлих "Шпулька", стрелок Эдвард Лауданьски "Эдвин", стрелок Мариан (неизвестный) "Манек" связной+, стрелок Зофия Бочар "Кос" санитарка +, стрелок Анна Самборска "Вера" санитарка, стрелок Ванда Блазуцка "Еврейка" санитарка+ Повязки носили: - подхорунжий Станислав Петрас "Кобуз", подхорунжий Реджинальд Левицки "Чарнота", подхорунжий Збигнев Русинович "Рогаль", капрал Рышард Прокопяк "Вилли"+, стрелок Стефан Милевски "Петрек"+, стрелок Антони Млыньски "Цыган"+, стрелок Ян Флашенберг "Сокол"+, стрелок Хенрик Палюхов "Горец", "Эскадра"+, стрелок Рышард Солтыньски "Яблоньски"+, стрелок Владислав Висьневски "Галка", взводный Мечислав Прокопяк "Сирень", стрелок Рывшард Янковски "Шарота", капрал Ян Курдвановски "Шаг", стрелок Станислав Бугайски "Стасек"+, стрелок Здзислав Томчиньски "Том"+, стрелок Зигмунт Мужиновски "Доброволец"+, стрелок Петр Зайлих "Шпулька", стрелок Эдвард Лауданьски "Эдвин", стрелок Мариан (неизвестный) "Манек" связной+, стрелок Зофия Бочар "Кос" санитарка +, стрелок Анна Самборска "Вера" санитарка, стрелок Ванда Блазуцка "Еврейка" санитарка+

         С утра танк, стоящий на Длугой возле Арсенала, обстреливает из пушки ворота Пассажа и пустое помещение, примыкающее со стороны улочки Выезд, к «станочному цеху». Осколки разлетаются по квартире. В большой коридор встреливается немецкий пулемет. Мы полностью отрезаны его огнем в «станочном цеху». Попытки пробить бетонные стены и создать выход не увенчались успехом. Инструментов нет, а железобетон чрезвычайно прочен. Через некоторое время в результате огня танкового орудия обрушилась стена пассажа со стороны Выезда. Груды обломков засыпают захваченную на Ставках пушку, но в то же время создают баррикаду в воротах пассажа, защищающую от огня немецкого пулемета.
         - У солдат взвода были одиночные огневые позиции, которые располагались: за решеткой у стены Пассажа с обзором на угол Арсенала, на развалинах дома на улице Выезд, поворачивающей к Длугой, с обстрелом в сторону Арсенала вдоль Выязда, в арке дома по ул. Выезд с видом на Арсенал через руины так называемого «пустого дома», на чердаке дома по ул. Выезд возле Длугой, на втором этаже Пассажа, с видом на Налевки. Смена на позициях происходила каждые несколько часов. Ночью время пребывания на позиции было короче (два часа на позиции, два часа отдыха), а днем — больше. В результате обстрела с этих позиций 23 и 24 августа немцы понесли потери убитыми и ранеными. Изменения в укомплектовании позиций и перемещение между ними происходило под постоянным огнем гранатометов, пехотного оружия и танковых орудий. 23 августа я записал в блокноте: Вернулись 23 VIII , Шпулька - пистолет, Манек, связной - ранен. Состав 23. VIII – 1+12>
         - В ночь с 22 на 23 августа немцы атаковали пассаж со стороны улицы Налевки и со стороны Арсенала через улицу Выезд. Из Налевок они ворвались в Пассаж, откуда их отбросила контратака поручика «Шофера». Об атаке от «Арсенала» оповестил «Том» с огневой позиции «у решетки». Группа солдат 1116-го взвода в «станочном цеху» бросилась в контратаку. Немцы уже подошли к воротам «Пассажа» и атаковали, бросая гранаты над завалами, забаррикадировавшими вход. Забросанные гранатами и под обстрелом, они отступили к Арсеналу. В ходе этого нападения «Том» получил серьезные ранения (он скончался в госпитале 27 августа). Рядом с моей головой в воздухе взорвалась граната, осколки которой порезали мне лицо, а взрывная волна швырнула меня в завалы.
         --23 в блокноте записываю оба кадровых изменения с номерами позиций: Служба по состоянию на 23 августа.
         1-я смена: 1. Цыган 5, 2. Петрек 2, 3. Доброволец 1, 4. Шпулька Галка 3, 5. Яблоньски 4. - связной кан. Хутницки
         2-я смена: 1. Том 4, 2. Сирень 3, 3. Сокол 5, 4. Галка Шпулька 1, 5. Шаг 2 – связной кан. Слав.
         Связные от ст. сер. Рыглиньского кан. Хутницки и кан. Слав.
         - 24 Записываю в блокноте: по состоянию на 24 августа - 1. Кобуз 2337, 2. Вилли П.М., 3. Сирень Х.
         4. Цыган 1936 г., 5. Крок 54948. 6. Петрек 1111 - 1939, 7. Том ранен 24.VIII, 8. Сокол 4911
         4. Цыган 1936 г., 5. Крок 54948. 6. Петрек 1111 - 1939, 7. Том ранен 24.VIII, 8. Сокол 4911
         (рядом с псевдонимами записаны номера винтовок)
         Назначенные от майора Шептыцкого: 14. Виртус винтовка, 15. кап
         - 25 августа взвод отдыхает на Фрета 13. Солдаты моются и меняют нижнее белье. «Шарота», который нашел эту квартиру, организует обед, который был приготовлен приветливой хозяйкой. В настоящее время взвод насчитывает 13 солдат и двух санитарок «Кос» и «Еврейку». Нас дважды навещает «Верный» из госпиталя. Во второй раз он приносит неожиданную новость — в батальоне говорят, что мы дезертиры, и нас собираются отдать под трибунал. Сначала мы думаем, что это шутка, но «Вирный» советует отнестись к этой информации серьезно. Он советует мне написать соответствующий рапорт поручику «Лису» или непосредственно командованию батальона. Зося «Кос» пишет на машинке письмо, которое я ей диктую:

         Командир отделения второй группы поручика Лиса капрал подхорунжий Кобуз
         Командиру группы пану поручику Лису батальон Хробры
         I. Неофициально мне стало известно, что по приказу командования 4 или 6 стрелков из моего отделения были расстреляны, и что меня якобы хотят отдать под трибунал за оставление пассажа Симонса 24 числа этого месяца.
         II.Хочу отметить, что никто из моего отделения до сих пор не был расстрелян, и все отделение, включая меня, находится на улице Фрета 13. Зато большинство стрелков имеют легкие ранения или контузии и измучены боями, которые длятся безостановочно с первого дня боевых действий.
         III. До 14:00 24 числа этого месяца мое отделение должно было оставить дежурство на постах. Поскольку в это время началась атака противника, посты не были сняты в 14.00, а постепенно заменены 1-м отделением, так что в 23.00 из моего отделения на посту остался только стрелок Сокол.
         IV. По договоренности с паном поручиком я должен был отправиться с отделением на ул. Фрета 10, но не ранее, чем в 24 часа. Поэтому через 10 минут после полуночи я вышел с отделением на Фрета, уведомив об этом пана поручика через связного первого отделения. На посту остался только стрелок Сокол. На Фрета я должен был ждать дальнейших приказов пана поручика.
         V. Узнав сегодня, что пан поручик и остальная часть группы дислоцируются на улице Свентоерской, я послал связного для установления связи и получения дальнейших распоряжений и получил приказ, чтобы отделение было в готовности в распоряжении пана поручика. Приказ выполнен, жду дальнейших распоряжений. В то же время прошу Вас отозвать из штаба батальона рапорт об уходе отделения с поста, так как предполагаю, что рапорт был отправлен по недоразумению.
         VI. Утверждаю: Мое отделение в бою с первого дня и всегда соблюдало дисциплину и не пренебрегало своими солдатскими обязанностями.
         VII. Прошу письменного подтверждения моего рапорта и занятой в нем позиции либо о направлении моего доклада в штаб батальона.
                                                                      Капрал подхорунжий Кобуз

         Вечером того же дня возвращаемся в пассаж Симонса и занимаем те же позиции, что и раньше. С улицы Фрета 13 пошли в госпитали: «Шпулька» - больной (туберкулез), «Сирень» - раненый, «Галка» - контуженный, «Маленький Манюсь» - раненый.

         29 августа. Позиции без изменений. Во время инспекции позиций я был ранен в руку, ногу и голову осколками снаряда из гранатомета и сдал взвод, уходя в госпиталь на Длугой возле Медовой..



3 страница записной книжки

         29 Ночью с 30 на 31 августа ШГ «Лис II» участвует в попытке прорыва гарнизона Старого Мяста в Средместье. Отряд под командованием лейтенанта «Мариана» атакует немецкие позиции на Беляньской-Длугой. На рассвете наступление было остановлено, и солдаты вернулись в пассаж. Их прежние позиции занимают солдаты из взвода «а». Те, кто вернулся после неудавшейся попытки прорыва, спят в станочном цехе и подвалах под этим помещением.

         31 августа около 9 часов утра на позиции батальона прилетают самолеты Юнкерс. Несколькими волнами они, пикируя, сбрасывают фугасные бомбы. Бомбы разрушили здание Симонса до подвала, похоронив в руинах около двухсот солдат и неизвестное количество мирных жителей. Наибольшие потери понесли ШГ «Лис», расквартированные и занимающие позиции в «станочном цехе», а также взводы «Эдварда», «Гривы» и «Смельчака», расквартированные в подвалах под мастерскими..
         О налете и его последствиях мне рассказал «Шаг», пришедший ко мне в госпиталь. Он был изможденным, грязным, потрясенным, без оружия и неспособным сражаться. Он выжил, потому что во время налета был в другой части пассажа.
         Я записал в своем блокноте: 31 августа разбомбили пассаж Симонса, и погибло почти все мое отделение по состоянию на 28. VIII, кроме Кобуза, Шага, Яблоньского - тяжело ранен в ногу - откопан из-под завалов.



12 страница записной книжки

         1-9 сентября
         Из записной книжки:Из записной книжки: "1. 9 эвакуация армии со Старувки вместе с легкораненными 6- - 11"
         - После перехода каналом на ул. Варецкую, в группе раненых, меня отправили в госпиталь на Повислье по ул. Древняной. Со мной были «Рогаль», «Галка», «Чарнота» и «Шпулька». После двухдневного пребывания в госпитале «Чарнота» пошел разведать ситуацию и позиции повстанцев на Повислье. Вернувшись, он выразил опасение, что Повислье падет после более серьезной атаки. Поэтому мы решили эвакуироваться в центр Средместья. В госпитале по адресу ул. Конопчиньской мы встретили «Верного». Переночевав, мы перешли на квартиры батальона по ул. Хмельная, 27, откуда нас направили в госпитали на другой стороне Иерусалимских Аллей.



пропуск на другую сторону Иерусалимских Аллей

         Из записной книжки: Выйдя со Старувки, я несколько дней оставался в госпитале на Древняной. После сдачи Повислья я перешел на другую сторону Аллей и, поскитавшись несколько дней по командованиям, был приписан как раненый к взводу выздоравливающих.
         10.9. квартируем с Рогалем во взводе выздоравливающих Мокотовская 48 - до 16-го
          12.9. Похороны майора Сосны
          16-го возвращаемся с Чарнотой в отряд на Хмельную 26..."



выписка в отряд1

         Возвращаемся на передовую, пополняя гарнизон позиций на Брацкой, напротив занятого немцами здания Банка народного хозяйства. Атаки пехоты, идущие со стороны здания БНХ через широкие Иерусалимские Аллеи, на совершенно открытой местности, без поддержки бронетехники, не имели шансов на успех и легко ликвидировались - на мостовой оставались трупы немцев. Однажды советский кукурузник сбросил без парашюта какие-то мешки, которые упали посреди Аллей. Их невозможно было подобрать. Мы установили голосовой контакт с немцами в БНХ, предложив временное прекращение огня, чтобы они могли забрать с улиц своих погибших. Произошло прекращение огня и встреча на открытой улице. Наши парламентеры привязали веревку к лежавшим на улице мешкам и с наступлением темноты их удалось вытащить. В мешках были поломанные армейские сухари.
         Из записной книжки: "...I-е подразделение II-е отделение: командир капрал Коршун рядовой Могучий рядовой Дуб – расчет ручного пулемета; рядовой Каль - винтовка, рядовой Гром - гренадер - с 18-й позиции при БНХ (угол Брацкой и Видок)
         26 – ситуация без изменений. По-прежнему стоим на позициях при БНХ. С 20-ти я с патрулем на углу ул. Сенной и Велькой. Служба до 4-х утра.



Письмо от командира 3-й роты хорунжего "Верного". Письмо пришло харцерской почтой на позицию на Брацкой в тот же день

         28.9.44.Вчера вернулся в отряд "Галка" – из госпиталя Сьнядецких 17
         1.10.44. Вчера виделся с Мацеем и Батовским ("Батовски" это один из псевдонимов председателя ЦК "Рацлавиц" и ООС, Юзефа Красовского, который в то время был также членом Совета народного единства. С июня 1942 г. "Кобуз" был его связным.). Ситуация неясна. Мирные жители и раненые покидают город. Стоим на постах у БНХ. Вроде бы Жолибож уже капитулировал. Судя по сегодняшнему Р.П. и слухам, похоже, что и здесь произойдет то же самое.


Плен, возвращение в страну

         6.10.1944 г. 2 -го произошла капитуляция. 5-го числа мы покинули позиции у БНХ и сложили оружие на пл. Керсели. Затем марш в плен. Ночь с 5-го на 6-е мы провели в Ожарове. Сегодня, т.е. 6-го числа мы едем в сторону Сохачева, 54 человека в товарном вагоне. Из взвода я, «Чарнота», «Рогаль» и «Галка». P.S. На вокзале в Скерневицах, где поезд ненадолго остановился, из толпы путешественников нас приветствовал «Шарота», который, будучи раненым, вышел вместе с мирным населением и избежал лагеря в Прушкове



228 страница записной книжки

         11.10.1944 г. в 12 часов дня 7-го числа мы прибыли в лагерь в Германии, Ламсдорф. Условия пока терпимые. Сегодня среда.



29 страница записной книжки

         17.10.44. Ламсдорф расположен в Силезии Опольской– недалеко от нашей бывшей границы. Мы уже получили номера, так называемые метрики смерти, и нас развезут в разные лагеря. В нашем лагере только подхорунжие и офицеры. Остальные в лагере по соседству. Подхорунжие, вероятно, тоже поедут в Офлаг. Лишь бы побыстрее, потому что здесь немного голодно...

         24.10.44. 18 и 19 числа этого месяца офицеры уезжали в Офлаг. «Пята» тоже выехал. Мы, т.е. подхорунжие, однако, выезжаем в шталаги, если вообще выезжаем. 22-го выехали 600 стрелков и унтер-офицеров из соседнего лагеря /блока/ - вероятно, в Австрию. «Галка» тоже выехал. Питание ужасное, и в результате мы хотим как можно скорее уехать в постоянный лагерь, где есть шанс получить лучшее питание. Вопрос продовольствия стал фундаментальным вопросом, вокруг которого все вращается. Сегодня второй раз за время пребывания в лагере нам на обед дали сушеную брюкву (корм для скота). Мы бойкотировали обед и с завтрашнего дня будем сами управлять кухней. Посмотрим, что нам даст местное самоуправление. Стрелки также бастовали. Я восхищаюсь теми, кто находится в лагере четыре года. Это может привести к полному отупению. Хоть я и не делаю совершенно ничего, время летит быстро, точнее, я вообще не чувствую времени, однако кажется, будто мое пребывание в лагере длится уже годы. А прошло всего 17 дней, как долго это продлится? Самый худший вариант я в расчет не принимаю, потому что иначе это не давало бы мне сил выжить.

          27.10.44 г. В принципе никаких изменений не произошло. Интересно, что все, что было до плена, т. е. прежде всего Варшавское восстание, полностью стерлось из памяти. А ведь это были два месяца настолько ужасные, что любому, кто не был в то время в Варшаве, было бы трудно представить себе подобные переживания. Впрочем, не только восстание, но и все прошлое было стёрто. У меня было такое же чувство, когда я сидел на Павиаке. Может быть, я какой-то выродок, но дни, которые я сейчас проживаю, — это дни без прошлого, т. е. у меня такое ощущение, будто я живу только сегодня, а вчера не существовало. Сегодня ходят слухи, что идут мирные переговоры и вот-вот произойдет капитуляция. Эти факты должны помешать нашему отъезду в постоянный лагерь. А мы должны были уехать самое позднее в четверг следующей недели. Сегодня пятница. Если бы эта капитуляция была правдой!
         Вчера женщины уехали в постоянный лагерь. Мы попрощались с ними пением повстанческих песен и музыкой. Они прошли вдоль нашей колючей проволоки.          Никаких новостей о нашем отъезде, это ужасно, потому что здесь нам грозит голодная смерть. Большевики получают то же питание, что и мы, и теперь, после длительного пребывания в лагере, в среднем умирают по 30 человек в день. Между тем, эта капитуляция — туфта, и конца войне не видно. Похоже, зимовать придется в неволе. Жизнь в лагере стала немного разнообразнее. Проходят лекции, литературно-музыкальные вечера (…) Сегодня я в крайне плачевном положении, потому что вчера проиграл в бридж сегодняшнюю обеденную картошку. На сегодня у меня остается 300 гр хлеба, суп и это все. А вообще наше меню очень скромное и однообразное. Выглядит оно так: утром несладкий кофе, около 12 часов обед, т.е. 0,3 литра супа и 5-6 картофелин в мундире, 300 гр хлеба на ужин и снова несладкий кофе. Ах да! есть также около 30 гр маргарина. Всего этого очень мало, и отсюда наш обмен с большевиками, французами и даже немцами. Часы и другие ценные предметы за продовольствие. Обменный курс - 3 буханки хлеба и 2 пачки маргарина за 2 пары часов. В настоящее время часы у нас заканчиваются, и общий уровень питания выравнивается. А Международный красный крест молчит. А между тем вокруг Варшавы было столько шума в мире. 2 месяца боев безоружных людей против отборной армии. Без всякой помощи. Героическая Варшава. Теперь о нас забыли. Мы находимся в лагере уже почти месяц и не получили от МКК никакой помощи (в виде продуктовых посылок), и никто не привлек внимание к тому, что наше питание не соответствует требованиям Женевской конвенции. Никакой комиссии здесь пока не было. А рядом с ними английские и французские военнопленные, которые питаются лучше и получают передачи от МКК. Даже сербы из армии Тито находятся в лучшем положении, чем мы. Наше продовольственное положение эквивалентно большевистскому, но большевики не подписали Женевскую конвенцию. Тот факт, что к нам морально относятся наравне с западными пленными, т. е. англичанами или французами, мало утешает нас. Идеалы терпят поражение, когда человек голоден. Во всяком случае, что касается меня, то подполье - восстание - лагерный плен - они излечили меня - я чувствую - радикально от моих идеалов. Возьмем даже такой глупый вопрос, как вопрос повышения по службе и наград. Я их не получил, хотя награды меня не волновали, потому что цель нашей борьбы была другая – это неприятно. Неприятно, что здесь, как и везде - торговля. Что были махинации - свинства, что получили те, кто прятался, а тех, кто истекал кровью на передовой, погиб или был ранен - обошли. Идейные нужны, когда тяжело, плохо — потом полезней ловкачи. Грустно.

         1.11.1944. Сегодня 1 ноября – День всех святых. Для нас все одинаково – дни одинаковы, и праздники ничем не отличаются от других дней. Вчера Ренек т.е. Чарнота обменял часы - 3 буханки хлеба и 1/2 маргарина. Поэтому с обеда мы не были голодны, то есть Анджей Небиль, Ренек и я. Печально то, что, как мы узнали вчера, на посылки МКК можно рассчитывать только через 2-3 месяца, потому что только примерно в это время о нас сообщат в Женеву как о военнопленных. Длинная история. На завершение войны до зимы мы также перестали рассчитывать.
         Ламсдорф – Шталаг 344 – это по сути распределительный лагерь – Teillager, а следовательно временный. Однако здесь военнопленные находятся и постоянно. И так: англичане здесь давно - вечером вдали видны огни их лагеря - французы с нами соседи через проволоку - поляки с 1939 года, их несколько десятков - сербы от генерала Тито и советские военнопленные. Для работы используются только последние. Территория отдельных лагерных блоков представляет собой четырехугольник, обнесенный колючей проволокой. В одном из углов стоит вышка, а на ней охранник с ручным пулеметом, кроме того вокруг проволоки (за заграждениями) ходят посты. В закрытом проволокой четырехугольнике стоят деревянные бараки, где мы живем.

         2.11.44. Вчера я не закончил описание лагерной жизни, поскольку раздобыл книгу «История медицины» В. Шумовского, и чтение заняло все время.
         Сегодня День Поминовения усопших – у нас такой же, как и любой другой - Только сегодня во время переклички прочитают имена или псевдонимы сослуживцев, погибших в бою. Прочитают также имена ребят из моего взвода - их будет много… , 50% от численного состава, который было после переброски с Воли на Старе Място. Отважные были ребята и такие жизнерадостные - полные веры в их будущее и в будущее дела, за которое они боролись. Жаль...
         Лишь двое получили Крест Отважных, потом никаких наград или ходатайств. А ведь это были отважнейшие ребята из ШГ «Лис». «Вилли» - Однажды мы держали баррикаду на Налевках – попали под сильный огонь, как мы полагали ручных гранат (позже, познакомившись с огнем, я пришел к выводу, что это были гранатометы). Мы не знаем откуда. Мы лишь предполагаем, что из-за угловой стены сгоревшего здания – на другой стороне улицы. Вилли говорит – я выскочу из-за баррикады и спугну их гранатой. Я запрещаю – потому что баррикада и поле перед ней под перекрестным огнем тяжелого пулемета. Однако, как только я повернулся в другую сторону, Вилли выскочил. Я оцепенел… . Тем временем он был уже на другой стороне улицы, возле стены сгоревшего здания – снял с предохранителя одну гранату и бац ее через стену, потом другую. Очередь в дверной проем из автомата и прыжок обратно на баррикаду – он уже с нами. Такой он был, бой воспламенял его и захватывал. Остальные были не хуже…. Они погибли… Жаль… После этих воспоминаний у меня нет сил писать... о лагерной жизни за колючей проволокой. Допишу в другой раз... Кстати еще о тех, кто погиб - они были самыми храбрыми не только в бою, но и в жизни. И здесь, в лагере, они были бы самыми смелыми и наилучшими товарищами. Жаль.

         4.11.44 суббота. Вчера я собирался уже закончить с этой писаниной, потому что намеревался превратиться в штатского. Это выглядело бы так, будто я добровольно вызвался работать в Рейхе. Со мной пойдет Анджей Небиль. Когда я выйду из лагеря, мне придется уничтожить все свои записи, потому что тогда я перехожу из-под опеки армии под опеку гражданских властей, т.е. С.Д. и гестапо. Переход к гражданской жизни происходит следующим образом: проверка гестапо. Затем направление из гестапо в Arbeitsamt, который распределяет работу. Желая осуществить этот план, мы с Анджеем отправились вчера к капитану Амброзии – коменданту лагеря. Он сначала советовал нам не идти на гражданку (мы хотим, чтобы никто из подхорунжих не пошел на работу) - затем, припертый к стене нашими мотивами, заявил, что никаких распоряжений от немцев в этом направлении не было. Он пообещал. что когда он сегодня встретится с их комендантом лагеря, то запросит подробную информацию. Более того, он сказал, что самое позднее 11 числа мы все уедем в другой лагерь. Это несколько тормозит наши намерения, поскольку нам хотелось бы посмотреть, как будет в другом лагере. Посмотрим впрочем, что скажет нам Амброзия, повидавшись со шкопами. Позавчера я написал письмо домой. Может быть, я наконец узнаю, что там происходит и знают ли они что-нибудь о Халинке и Янеке. Думаю, на следующей неделе я получу ответ.
         А теперь я возвращаюсь к начатому когда-то описанию лагерной жизни. В самом лагере немцев нет. Всей жизнью лагеря заведует польский комендант – капитан Амброзия. Немецкий комендант появляется очень редко, а его заместитель штабсфельдфебель появляется раз в день во время переклички. Трубач играет нам побудку в 7 утра. Мытье. Пение молитвы перед казармой. Завтрак – котелок несладкого кофе и ничего больше. Затем свободное время до обеда. Игры в шахматы и карты. Иногда какая-нибудь лекция. И всегда скука. Около 11 часов утра развозят хлеб – каждый получает порцию по 300 гр. и около 30 гр маргарина. Иногда микроскопический кусочек сыра. Проглатываем это и ждем обеда. Мы едим его около 13.00 - впрочем не всегда, иногда уже в 11.00. 0,30 литра супа и картофель в мундире. 2 раза в неделю по 750 гр. картофеля, 2 раза по 400 гр., 2 раза по 300 гр., и воскресенье без картофеля - только с увеличенной порцией супа. В. В 15.00 перекличка, во время которой немец проверяет, не удрал ли кто, и сверяет состав. И мы снова ждем ужин – кофе и... ничего больше. В 8 часов вечера отбой, ну и лекции и посиделки //-/ [после отбоя, анекдоты - дискуссии и т. д. И так каждый день.

         Мы пока отказались от перехода к гражданской жизни. Вчера Амброзия разговаривал с немецким комендантом лагеря. Из разговора он понял, что тот не советует нам отказываться от прав заключенных. Кроме того, нам всем скоро придется уехать. Все стрелки, несовершеннолетние уедут в течение следующей недели, а затем и мы, и остальные офицеры. На телеграмму, отправленную ранее в Женеву, пришел ответ. МКК сообщает, что отправил нам 3000 посылок с продуктами, одеждой и санитарно-гигиеническими материалами. Наконец. И в счет этих посылок мы одолжили 40 посылок из запасов английских военнопленных, которые раздали больным. Всем раздали только сигареты, по 2 и 1/2 сигареты. В результате этих новостей настроение в лагере улучшилось. И слава богу, потому что недавно начали убегать через проволоку, что было почти самоубийством из-за сильной охраны. Первая попытка побега прошла бескровно. Во время второй один подхорунжий был убит и один ранен. (...) Несколько дней назад нам выделили печи в каждый барак и каждый день выдают в качестве топлива несколько торфяных брикетов. Также собираются выдать карбидные лампы. Здесь, в этом лагере, странно - мы делаем, что хотим, говорим, что хотим, поем, что хотим - в лагере есть Польша, и никто не может поставить под сомнение наше право быть поляками. Насколько ситуация отличалась от ситуации до восстания, когда патриотизм вознаграждался Павиаком и пулей в лоб. Может быть, это тоже одна из причин, из-за которых я не вызываюсь на работы - там мне пришлось бы молчать, слушать и снова стать «лояльным» поляком – слугой Великогерманского рейха. Правда, переход на гражданку меня привлекает из-за большего количества возможностей дать драпака. И тогда я бы нашел Халинку, потому что ее нынешнее состояние требует опеки, и если она не нашла своих родителей или не поехала к моей маме, то она в ужасном положении. (...) Я подожду письма из дома и тогда решу.

         8.11.44 Вчера выехали 400 стрелков и унтер-офицеров. Нас перевели в блок Л, где раньше находились наши женщины. Ужасные условия. Бараки разгромлены, без дверей, без окон, без печей, а ведь уже ноябрь. Плюс погода ужасная – холодно и дождливо. Что еще хуже, нет ни теплой одежды, ни одеял. У меня только летнее пальто. Ночью я страшно замерз, а сегодня у меня насморк. Единственное утешение — надежда на скорый отъезд и то, что завтра или послезавтра получим одну посылку МКК на двоих. Позаимствованные из английских запасов. Мы хотим уехать потому, что условия в постоянных лагерях намного лучше. Все бараки - отапливаемые - нормальное медицинское обслуживание - свет - комната отдыха и книги, одним словом роскошь. Что с того, если пока что ужас? (...) Дела немного улучшились, когда выдали печи и мы сами подремонтировали бараки. Теперь уже топим и стало немного теплее. Письма, которые мы написали раньше, будут отправлены только послезавтра. Они до сих пор находятся в цензуре. Так что в этом лагере я, скорее всего, не получу ответа из дома.

         11.11.44. Вчера выпал первый снег. Сегодня на улице совершенно бело и холодно. Годовщина восстановления независимости – национальный праздник. Во второй половине дня состоятся торжества, объявленные вчерашним ежедневным приказом № 1 «Амброзии». Сегодня уезжают 900 стрелков. Некоторые из них уже направились на железнодорожный вокзал. Осталось бы еще 800 стрелков, в блок которых мы сегодня должны переехать, мы т.е. подхорунжие, офицеры и несовершеннолетние, всего 900 человек. Вероятно, это будет 10-й переезд в этом Ламсдорфе. У меня сегодня ужасное настроение – только плохие новости. Но я не хочу об этом писать. Мне вообще ничего не хочется. (…)

         16.11.44. Вчера мы переехали из блока Л в блок М и теперь мы со стрелками и унтер-офицерами. Всего лагерь А.К. в настоящее время насчитывает более 1700 человек. У нас очень хорошая комната – благодаря нашему опыту предыдущих переездов. Мы взяли с собой печь и «намародерили» недостающие части казарменного оборудования сразу после переезда из незанятого барака. У нас светло и относительно тепло. Кроме того, наша тройка добыла два тюфяка, набитых стружками, и теперь у нас королевская постель. До сих пор, как и большинство наших коллег, мы спали на голых досках нар, накрытых только наматрасником - так что это было немного твердо. Сегодня ужасная погода - постоянно идет снег и сразу тает - и от ветра ужасно холодно. Здесь, в блоке М, мы встретили еще нескольких парней из отделения «Пяты», с которыми недавно стояли на Брацкой у БНХ. Некоторые из них держатся хорошо, другие сломлены условиями лагерной жизни. Все зависит от того, были ли у кого-то предметы для обменной торговли. В настоящее время они обменивают эти товары на хлеб, сигареты, картофель и брюкву. Потом варят супы на печке. Мы уже неоднократно устраивали себе такое "удовольствие". Теперь все закончилось, и нам нечем торговать. Хуже всего будет то, что без сигарет так трудно обойтись, нам все же удавалось время от времени их достать. Соотношение обмена сигарет на еду следующее: за дневную порцию хлеба и маргарина 5 французских сигарет «Элегант» или же английских. Однако осуществить такой обмен я не могу, поскольку пребывание в лагере меня истощило физически, а продовольственный паек не был увеличен. Несовершеннолетние и некоторые из стрелков должны выехать завтра. Посмотрим, правда ли это. (…)

         1.11.1944. Вторник. Вчерашний день, а точнее вечер, развеял наши надежды на быстрый отъезд. Утром уже было предотъездное настроение. Лихорадка путешествий. Уже подготовлены официальные списки на 300 подхорунжих, которые должны выехать. Затем Амброзия был у немецкого полковника и принес другие новости. Немецкий комендант был, прежде всего, очень опечален налетом Либерейторов, совершенным вчера на Ополе и его окрестности. Налет был виден от нас. Целые стаи «серебряных птиц» величественно кружили, никем не потревоженные, сея разрушение и смерть. (…) - Между тем у меня нет никаких вестей от родственников и это меня начинает сильно беспокоить. Может быть, корреспонденция не доходит? Или, может быть, самое худшее!

         3-е декабря. Тем временем мы получили вторую половину посылки КК и были частично обмундированы. Бриджи, краги, пальто, частично сапоги и кепки. К нам также прибыли нижнее белье, полотенца, и сегодня они даже должны быть частично разданы. Наше положение в плену значительно улучшилось. (...). В лагере начал работать вербовочный пункт Abeitsamt. Предлагает пойти работать по своей специальности. Я пока не рвусь на работу. Не потому, что условия в лагере улучшились – до сих пор я не получил никаких известий от своих родственников в Г.Г., и я не знаю, стоит ли туда возвращаться. Я уже написал пять писем и тишина.

         8-е декабря>. Вчера получил открытку от Халинки. Она здорова, у родителей живут в Петркове. Мой брат дома в Якушовицах. Все живы и здоровы. Ура! … и с этой радостной новостью была дописана последняя страница тетради.

         В третьей декаде января лагерь был эвакуирован пешком из-за наступления советских войск. Поход на запад длился 3 месяца. В это путешествие отправились около 420 подхорунжих, с лазаретом было эвакуировано около 30. Путешествие продолжительностью более трех месяцев, особенно первые два месяца, — настоящий кошмар. Это трудно представить тому, кто этого не испытал. Маршрут пролегал через польские города Гродкув, Пачкув, Отмухув, Клодзко в сторону нынешней границы в Згожелеце, оттуда на юг до Циттау, на запад до Бад-Шандау, на юго-запад в Чехословакию — Теплице и снова в Германию — Цвикау, Глаухен, Плауэн, Ильменау. , Бад-Нойштадт, Швайнфурт и оттуда на юг в сторону Ингольштадта на Дунае и Хаммельбурга возле Рейна. Ежедневный марш составлял от 15 до 30 километров, а поход длился около 100 дней. Из-за переполненности дорог отступающими войсками и беженцами нас направляли на боковые дороги, иногда мы следовали туристическими тропами в горных и предгорных районах (Карконоше, Судеты). В общей сложности мы прошли почти 2000 километров. В первые дни наша физическая форма была хорошей, потому что в декабре уровень питания был лучше (посылки МКК), а также мы получили посылки МКК в дорогу. Но припасы быстро иссякли, а еда в дороге была еще хуже, чем в лагере. Она состояла из одного обеда (суп, картофель в мундире и кофе). Хлеб не каждый день. Обед кухня выдавала обычно вечером, после дневного марша, иногда посреди ночи. Ночлеги чаще всего в пустых деревенских сараях, где часто не было даже соломы. Сильный снегопад и морозная зима. В течение многих дней температура составляла -10-20°С. Гигиенические условия ужасные. Нет возможности мыться. Мы были грязными и завшивевшими. Многие полностью сломались. Добравшись до ночлега, они падали где попало, не имея сил встать даже для того, чтобы поесть. Лишь примерно через два месяца ситуация улучшилась - мы получили посылки МКК. Было много побегов, успешных и неудачных.

         В Чехословакии мы столкнулись со Свентокшиской бригадой НВС «Богуна». Войдя в город на ночлег, мы с изумлением увидели партизан, стоявших группами по обеим сторонам дороги, вооруженных, с бело-красными значками на шапках. Они стояли на некотором расстоянии от дороги и не приближались к колонне. В колонне поднялся шум. Ряды нарушились. Раздаются вопросы и ответы. Но «посты» энергично наводят порядок. начинают стрелять. Один из подхорунжих ранен. Партизаны не реагируют. Ругань и враждебные крики в их адрес. Мы проходим через деревню и в ее конце ночлег в овинах большой фермы. Через некоторое время «Богун» и несколько всадников подъезжают в бричке к воротам фермы, возле которых стоит немецкий пост. Разговор на расстоянии. «Богун» поясняет, что на Ниде бригада оказалась между советским и немецким фронтами, без возможности прорвать немецкий фронт. Учитывая скверный опыт на востоке (Вильнюс, Львов) они приняли предложение немцев отказаться от боя и отойти, сохраняя нейтралитет, на запад. Они не сотрудничают с немцами. Мы не принимаем эти аргументы. С нашей стороны раздаются очень резкие слова. В конце разговора «Богун» заявляет, что разговаривал с немецким комендантом лагеря, который правда не согласился на наш официальный перевод в бригаду «Богуна», но «посты» будут смотреть сквозь пальцы на наш побег. Он указал, где будет размещен его пост, который доставит беглецов в бригаду. Вслед «Богуну» летят враждебные крики. После его отъезда начинается дискуссия. Подавляющее большинство против вступления в бригаду. Наш комендант тоже, но оставляет нам свободу выбора. Нужно знать, что это событие произошло после нескольких недель похода, в самый трудный его период. Только дюжина или около того решили бежать. Но у бригады «Богуна» с ними были только проблемы. Они немедленно начали искать контакты с чешским подпольем и партизанами, которые якобы находились в Судетах. Они начали готовить групповой побег. Намерение было раскрыто жандармерией «Богуна». Зачинщики были арестованы и преданы военному трибуналу за дезертирство. В результате зачинщиков выгнали из бригады, и они продолжили скитаться самостоятельно как гражданские лица.

         В Баварии, находясь в одном из поселений, мы узнали, что в местном костеле есть польский ксендз-беженец. Мы попросили немецкого коменданта с чисто польской фамилией (Закшевски?) отслужить для нас мессу в местном костеле. Он согласился. Мы привели в порядок наши мундиры и отправились колонной по четыре человека через город в костел. С нами поехал и немецкий комендант. Мы шли по городу ровным шагом и пели повстанческие песни. В городке была сенсация, но враждебных настроений не было. Спрашивали, что это за армия, и удивлялись, что это варшавские повстанцы. После мессы мы спели Боже, что Польшу. По щекам немецкого командира потекли слезы. А после выхода из костела он впервые заговорил с нами по-польски. Он сказал, что его отец был поляком по происхождению, а мать была немкой. Он вырос в Германии – в Берлине и был немецким гражданином

         Нас освободила 3-я американская армия генерала Паттона в городе Оберзаль, в нескольких километрах от Ингольштадта на Дунае. Прибыл американский патруль на грузовике и вездеходах. Их обстреляли из близлежащего леска. В патруле были индейцы. Они докладывали по радио не на английском, а на родном языке. Прилетели два «Мустанга» и разбомбили лесок. В ожидании самолетов командир патруля разложил на капоте машины листок и сделал рисунок, который затем подарил мне. Оно у меня до сих пор.



Ожидая самолеты, командир патруля сделал этот рисунок и подарил "Кобузу"

         Немецких стражников он передал под надзор бывших заключенных. У одного из немцев была татуировка СС. Его расстреляли на месте. Патруль двинулся дальше. В тот же день моторизованные американские войска прошли, не останавливаясь и не оставив ни одного поста. Местная власть на некоторое время перешла в руки бывших военнопленных.
         О тяготах пути свидетельствует тот факт, что за время пути группа подхорунжих уменьшилась примерно с 420 до примерно 120 солдат. Остальные остались по дороге, частично как больные, бежали сравнительно немногие — судьба оставшихся в пути неизвестна. Из 1116-го взвода я и «Чарнота» дошли до конца пути.
         Через некоторое время нас поместили в военный лагерь в Лангвассере, комендантом которого был полковник Томашевски, бывший командир 36-го пехотного полка Академического легиона, которого я знал еще со студенческих времен.

         Я решил вернуться в Польшу одним из первых, несмотря на угрозу со стороны советской власти, которой нас пугали и которая была вполне реальной. Я добрался до Польши через Пильзно и на территории Чехии перешел границу американской и советской зоны.
         О своем возвращении я официально сообщил в Государственное бюро репатриации в Дзедзицах.

         Удостоверение № 264224

         «Настоящим удостоверяется, что гражданин Петрас Станислав, родившийся 31 января 1918 года в Якушовицах, прибыл в Польшу с территории: лагерь для военнопленных Варшавского восстания (дописано другой рукой) и 20 августа 1945 года зарегистрировался в пункте приема в Дзедзицах. В настоящее время отправляется в Варшаву.
Uwaga:
1. Обладатель данного удостоверения обязан явиться в Гражданскую милицию в течение 14 дней со дня выдачи удостоверения и в течение 3 дней после прибытия к месту жительства.
2. По истечении срока действия удостоверение необходимо обменять по месту постоянного проживания на удостоверение личности.
Руководитель пункта приема в Дзедзицах.
Выдано 20 VIII 1945 г.
Действительно до 3 IX 1945."

         Свое воинское звание я тогда не раскрыл и на воинском учете стою как рядовой.

Станислав Петрас

обработка: Мацей Янашек-Сейдлиц

перевод: Катерина Харитонова

     

Станислав Петрас
род. 31.01.1918 в Якушовицах
капрал подхорунжий Армии Крайовой
псевдоним "Кобуз"
командир взвода 1116
3 рота батальона АК "Хробры I"
№ военнопленного 102935


Copyright © 2024 Maciej Janaszek-Seydlitz. Wszelkie prawa zastrzeżone.